События в многоугольнике «Москва – Дамаск – Тегеран… и так далее» развиваются со стремительно возрастающей скоростью. Подчас не дающей аналитикам возможности определить число вершин многоугольника. Не говоря уже о вычислении суммы углов…
«Вот лишь некоторые ключевые моменты, – сказал в интервью Русской службе «Голоса Америки» московский политолог-арабист Владимир Ахмедов, – Кофи Аннан признал провал женевской встречи. Военное руководство Ирана объявило о завершении подготовки к закрытию Ормузского пролива – в случае, если будут атакованы ядерные объекты на иранской территории. Иранские дипломаты пытаются выйти на сирийскую оппозицию. У России и США, похоже, все-таки есть общее понимание того, что режим Асада уходит…»
О деталях этого понимания, порой теряющихся в переводе, и пойдет речь.
Путин в иерусалимском дворце
«По-моему, кое-кто не понял, что к нам приехал не Распутин, а Путин», – так, вернувшись с торжественного ужина в честь российского руководителя, состоявшегося в иерусалимском дворце президентов, охарактеризовал это событие израильский писатель Давид Маркиш. «Когда-то, при Бен-Гурионе и Голде Меир, – рассказал он в телефонном интервью Русской службе «Голоса Америки», – протокольные мероприятия были в Израиле не в чести. Красная дорожка или синяя – этому большого значения не придавалось. Но сегодня Израиль изменился. И Путину был оказан царский прием. Т.е., наверное, так в Израиле представляют себе царские приемы. Дети выкрикивали приветствия высокому гостю (чем он, кажется, был слегка удивлен), а актеры и актрисы театра «Гешер» (основанного в 1991 году выходцами из СССР; до сих пор часть репертуара этого театра составляют спектакли, идущие по-русски – А.П.) с присвистом и посвистом исполняли цыганские песни».
Впрочем, продолжал автор «Полюшка-поля» и «Еврея Петра Великого», «вертелось все, конечно, вокруг официальных речей. Как обычно – составленных заранее». «И мы, – признался Давид Маркиш, – слушали, стараясь, что называется, не пропустить мелкие перышки».
Но перышки, по словам писателя, до слушателей не долетели. «Наш президент Шимон Перес, – сказал Маркиш, – обратился к Путину, так сказать, по-человечески. Он сказал: “У меня к вам личная просьба: повлияйте на Иран”. Но в ответном выступлении Путин даже слова “Иран” не произнес. Это, знаете, невесело – когда хозяин обращается к гостю (в котором видит силу, способную повлиять на события в Иране – причем речь, понятное дело, идет о планах создания ядерного оружия), а тот в ответ не говорит ни слова».
Конец фильма? Ничуть не бывало. «Потом, – продолжает свой рассказ Давид Маркиш, – когда уже перешли к закускам, Путин в кратком обращении заявил, что это совершенно нетерпимо, когда одно государство угрожает другому тотальным уничтожением». Какое государство? Кому оно угрожает? Но, конечно, все пришли в восторг – дескать, он имел в виду Иран. Хотя при любых дипломатических выкрутасах можно было высказаться достойнее: это же все-таки не буриме…»
Впрочем, и это еще не конец. «На следующий день, – поведал писатель корреспонденту «Голоса Америки», – стало известно, что Россия прекратила поставки в Сирию ракетно-зенитных комплексов “С-300”. Что немедленно было интерпретировано как развитие вчерашних выступлений. Правда, те, кто не поленился поглядеть, так сказать, на имеющиеся данные, обнаружили, что дело обстоит совершенно иначе: еще в январе нынешнего года заводу-производителю “С-300” было заявлено, что исполняемый им сирийский заказ не получает финансирования».
Тегеран судится с Москвой
Ах, эта неопределенность – порождающая разные, порой противоположные интерпретации событий! «Сирия – последняя точка опоры Москвы в регионе, – констатирует Давид Маркиш. – В Сирии живет более ста тысяч российских граждан. Что они там делают? И Москва – как государство, по выражению Путина, “поднявшееся с колен”, – не может себе позволить потерять эту точку опоры. Речь тут идет не о базе в Тартусе. Речь о другом: за державу обидно. Да и финансовые обстоятельства играют свою роль: Сирия и так много должна России – а теперь станет закупать российское оружие в еще больших масштабах. А договориться с Америкой по сирийскому вопросу означало бы утратить контроль над сирийскими событиями».
Вот только с Ираном, повлиять на который Шимон Перес призывал своего российского гостя, дело явно обстоит сложнее. «Конечно, – сказал в разговоре с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки» профессор московского Института востоковедения Владимир Сажин, – все уверены, что новым президентом Ирана станет не человек Ахмадинежада, а человек верховного лидера (аятоллы Хаменеи – А.П.). Выражающий интересы именно этой группы иранской элиты». «Однако, – подчеркнул Сажин, – сегодня борьба между группировками продолжается. И каждая из них всегда готова обвинить другую в предательстве иранского народа (скажем, в случае каких-либо уступок Западу по вопросу о ядерной программе)».
А вот по сирийскому вопросу между соперниками расхождений нет, констатирует Владимир Сажин. Поясняя: «Асад – единственный союзник Ирана на всем Ближнем Востоке. Терять которого Иран просто не может». «Возможно – и не потеряет, – считает Владимир Ахмедов. – Примечательно, что Сида – новый глава Сирийского национального совета (руководящего органа сирийской оппозиции – А.П.) (кстати, курд по национальности) – заявил недавно, что новая власть будет сохранять хорошие отношения с Ираном и с “Хезболлой”. Правда, революционные комитеты города Хомс не замедлили ему возразить…»
Правда, оценить политическую дистанцию между официальным Тегераном и Москвой от этого проще не становится. «Иранцы хотят использовать всех, – убежден Владимир Сажин, – и ко всем относятся с недоверием – в том числе и к Москве. Скоро третейский суд в Женеве будет рассматривать иск, выставленный Ираном России за непоставку комплексов “С-300”. Иск на сумму четыре миллиарда! Повторяю: отношение к России в правящих кругах Ирана – очень настороженное. И относится это ко всем борющимся группировкам – к элите в целом».
Центр сборки антизападных сил
А если поискать ключ к загадке за пределами региона? Именно это предлагает сделать проживающий в Бостоне российский политолог Ирина Павлова. «Российская база в Сирии, да и проживающие в стране российские граждане – вовсе не главное, – считает она. – Проблема совсем в другом: мало кто – как в России, так и на Западе – готов трезво посмотреть в лицо сегодняшнему российскому режиму».
«На Западе, – констатирует Павлова, – продолжают твердить об особом российском пути к демократии и о том, что Путин своим упорством хочет лишь уважения со стороны США и признания России мировой державой». «Характерно, – подчеркивает аналитик в этой связи, – само название недавней статьи Николаса Бернса в Boston Globe: The return of Russia: Mercurial Putin might be the best chance for progress in Iran and Syria – о Путине как о традиционно непростом партнере для переговоров».
«Между тем, – убеждена Ирина Павлова, – суть дела в том, что, защищая Башара Асада, российское руководство защищает себя. Делая это под предлогом защиты принципа невмешательства мирового сообщества в дела суверенного государства, какой бы произвол в отношении подвластного населения ни творила там власть. Прикрываясь ширмой “суверенной демократии”, российская власть последовательно укрепляет свой режим». «Об этом, – продолжает политолог, – свидетельствуют все последние инициативы: подготовка политических процессов по делу на Болотной площади 6 мая и по делу Pussy Riot. Принятие закона об НКО, квалифицирующего действия некоммерческих организаций, получающих финансирование из-за рубежа, как действия “иностранных агентов”. И, наконец, инициатива членов Госдумы Александра Хинштейна и Павла Крашенинникова – принять поправку о восстановлении уголовной ответственности за клевету. Что на практике будет означать преследование за любое высказывание, которое не понравится власти».
А внешняя политика? Как обычно – продолжает внутреннюю, считает аналитик. Уточняя: «Политика российского руководства на Ближнем Востоке обусловлена ничем иным, как идеологическим противостоянием России и США. И в основе этой политики – антизападничество и великодержавие. Россия последовательно пытается позиционировать себя не только как возродившаяся великая держава, но и как центр сборки всех антизападных сил».
Основатель и руководитель Фонда «Гласность» Сергей Григорьянц связывает это политическое умонастроение с ролью спецслужб. Для понимания которой, убежден правозащитник, не обойтись без анализа традиций. «К примеру, Андропов, – полагает Григорьянц, – действительно играл в какие-то сложные, не всегда расшифровываемые пока игры. Будучи, однако, бесспорным сталинистом – причем не только в своих представлениях о необходимости победы коммунизма в мире, но, что гораздо важнее, в методах реализации этой победы. Андропов готовил большую войну, кровавую, с танковыми армиями – такую, какую готовил бы Сталин. И начаться она должна была, по-видимому, в восемьдесят четвертом. Он уже расставил сотрудников КГБ по всем министерствам, уже подготовил диверсионные отряды. Была даже проложена железнодорожная колея через Финляндию к границе Швеции – такая, чтобы не надо было менять вагоны. Но… в Европе были размещены “Першинги” – за семь минут достигали Москвы. Потом умер Андропов. А те, кто пришел ему на смену (в значительной степени выдвинутые им самим) – были уже не готовы к таким действиям. Но, как замечательно говорил А.Н. Яковлев, “у них всегда есть запасные варианты”. Тоже – планы захвата. Но – другими способами. Притом, что после девяносто первого КГБ пришло к власти – как оно и рассчитывало». «В те годы, – продолжает Григорьянц, – не имея тех источников, которыми теперь располагает Илларионов и некоторые другие аналитики, – я не знал, скажем, что в правительстве Гайдара было 35 процентов сотрудников КГБ. Ну, а позднее Путин – человек, попытавшийся продолжить дело Андропова, – считал, как можно предположить, что приход к власти в разных регионах практически одной и той же структуры (т.е. сотрудников спецслужб) в какой-то момент приведет и к возрождению империи».
До Сирии ли, однако, нынешним российским политикам? Ирина Павлова призывает не торопиться с выводами. А заодно – не ограничиваться анализом властей предержащих. «Характерно, – подчеркивает политолог, – что даже так называемая несистемная оппозиция, упорно продолжающая твердить об агонии режима и его скором крахе, не предпринимает, к примеру, никаких заметных попыток разобраться с положением сирийской оппозиции, ни – тем более – попыток поддержать ее акциями солидарности».
«А почему она должна проводить акции солидарности с оппозицией в Сирии?» – сказал в интервью корреспонденту «Голоса Америки» российский писатель и общественный деятель Эдуард Лимонов. – Даже наши буржуазные партии, буржуазные лидеры видят, что происходит линчевание Сирии, как прежде – Ливии. Мы видим, что права человека используются, чтобы уничтожить последние социалистические режимы на Ближнем Востоке и в Северной Африке. В Сирии БААС правит с шестьдесят третьего года. Да и Каддафи – как к нему ни относиться – был причудливый, но социалист. В общем, происходящее – это атавизм архаичного отвращения Запада к радикальным социалистическим режимам. И даже наши буржуи понимают, что многое там нечисто. Что это интервенция, организованная Западом…»
Ирина Павлова усматривает здесь свидетельство иного рода. «Дело в том, – считает историк, – что российская оппозиция солидарна с властью во внешней политике. И разделяет ее великодержавные, имперские устремления».
«Вот лишь некоторые ключевые моменты, – сказал в интервью Русской службе «Голоса Америки» московский политолог-арабист Владимир Ахмедов, – Кофи Аннан признал провал женевской встречи. Военное руководство Ирана объявило о завершении подготовки к закрытию Ормузского пролива – в случае, если будут атакованы ядерные объекты на иранской территории. Иранские дипломаты пытаются выйти на сирийскую оппозицию. У России и США, похоже, все-таки есть общее понимание того, что режим Асада уходит…»
О деталях этого понимания, порой теряющихся в переводе, и пойдет речь.
Путин в иерусалимском дворце
«По-моему, кое-кто не понял, что к нам приехал не Распутин, а Путин», – так, вернувшись с торжественного ужина в честь российского руководителя, состоявшегося в иерусалимском дворце президентов, охарактеризовал это событие израильский писатель Давид Маркиш. «Когда-то, при Бен-Гурионе и Голде Меир, – рассказал он в телефонном интервью Русской службе «Голоса Америки», – протокольные мероприятия были в Израиле не в чести. Красная дорожка или синяя – этому большого значения не придавалось. Но сегодня Израиль изменился. И Путину был оказан царский прием. Т.е., наверное, так в Израиле представляют себе царские приемы. Дети выкрикивали приветствия высокому гостю (чем он, кажется, был слегка удивлен), а актеры и актрисы театра «Гешер» (основанного в 1991 году выходцами из СССР; до сих пор часть репертуара этого театра составляют спектакли, идущие по-русски – А.П.) с присвистом и посвистом исполняли цыганские песни».
Впрочем, продолжал автор «Полюшка-поля» и «Еврея Петра Великого», «вертелось все, конечно, вокруг официальных речей. Как обычно – составленных заранее». «И мы, – признался Давид Маркиш, – слушали, стараясь, что называется, не пропустить мелкие перышки».
Но перышки, по словам писателя, до слушателей не долетели. «Наш президент Шимон Перес, – сказал Маркиш, – обратился к Путину, так сказать, по-человечески. Он сказал: “У меня к вам личная просьба: повлияйте на Иран”. Но в ответном выступлении Путин даже слова “Иран” не произнес. Это, знаете, невесело – когда хозяин обращается к гостю (в котором видит силу, способную повлиять на события в Иране – причем речь, понятное дело, идет о планах создания ядерного оружия), а тот в ответ не говорит ни слова».
Конец фильма? Ничуть не бывало. «Потом, – продолжает свой рассказ Давид Маркиш, – когда уже перешли к закускам, Путин в кратком обращении заявил, что это совершенно нетерпимо, когда одно государство угрожает другому тотальным уничтожением». Какое государство? Кому оно угрожает? Но, конечно, все пришли в восторг – дескать, он имел в виду Иран. Хотя при любых дипломатических выкрутасах можно было высказаться достойнее: это же все-таки не буриме…»
Впрочем, и это еще не конец. «На следующий день, – поведал писатель корреспонденту «Голоса Америки», – стало известно, что Россия прекратила поставки в Сирию ракетно-зенитных комплексов “С-300”. Что немедленно было интерпретировано как развитие вчерашних выступлений. Правда, те, кто не поленился поглядеть, так сказать, на имеющиеся данные, обнаружили, что дело обстоит совершенно иначе: еще в январе нынешнего года заводу-производителю “С-300” было заявлено, что исполняемый им сирийский заказ не получает финансирования».
Тегеран судится с Москвой
Ах, эта неопределенность – порождающая разные, порой противоположные интерпретации событий! «Сирия – последняя точка опоры Москвы в регионе, – констатирует Давид Маркиш. – В Сирии живет более ста тысяч российских граждан. Что они там делают? И Москва – как государство, по выражению Путина, “поднявшееся с колен”, – не может себе позволить потерять эту точку опоры. Речь тут идет не о базе в Тартусе. Речь о другом: за державу обидно. Да и финансовые обстоятельства играют свою роль: Сирия и так много должна России – а теперь станет закупать российское оружие в еще больших масштабах. А договориться с Америкой по сирийскому вопросу означало бы утратить контроль над сирийскими событиями».
Вот только с Ираном, повлиять на который Шимон Перес призывал своего российского гостя, дело явно обстоит сложнее. «Конечно, – сказал в разговоре с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки» профессор московского Института востоковедения Владимир Сажин, – все уверены, что новым президентом Ирана станет не человек Ахмадинежада, а человек верховного лидера (аятоллы Хаменеи – А.П.). Выражающий интересы именно этой группы иранской элиты». «Однако, – подчеркнул Сажин, – сегодня борьба между группировками продолжается. И каждая из них всегда готова обвинить другую в предательстве иранского народа (скажем, в случае каких-либо уступок Западу по вопросу о ядерной программе)».
А вот по сирийскому вопросу между соперниками расхождений нет, констатирует Владимир Сажин. Поясняя: «Асад – единственный союзник Ирана на всем Ближнем Востоке. Терять которого Иран просто не может». «Возможно – и не потеряет, – считает Владимир Ахмедов. – Примечательно, что Сида – новый глава Сирийского национального совета (руководящего органа сирийской оппозиции – А.П.) (кстати, курд по национальности) – заявил недавно, что новая власть будет сохранять хорошие отношения с Ираном и с “Хезболлой”. Правда, революционные комитеты города Хомс не замедлили ему возразить…»
Правда, оценить политическую дистанцию между официальным Тегераном и Москвой от этого проще не становится. «Иранцы хотят использовать всех, – убежден Владимир Сажин, – и ко всем относятся с недоверием – в том числе и к Москве. Скоро третейский суд в Женеве будет рассматривать иск, выставленный Ираном России за непоставку комплексов “С-300”. Иск на сумму четыре миллиарда! Повторяю: отношение к России в правящих кругах Ирана – очень настороженное. И относится это ко всем борющимся группировкам – к элите в целом».
Центр сборки антизападных сил
А если поискать ключ к загадке за пределами региона? Именно это предлагает сделать проживающий в Бостоне российский политолог Ирина Павлова. «Российская база в Сирии, да и проживающие в стране российские граждане – вовсе не главное, – считает она. – Проблема совсем в другом: мало кто – как в России, так и на Западе – готов трезво посмотреть в лицо сегодняшнему российскому режиму».
«На Западе, – констатирует Павлова, – продолжают твердить об особом российском пути к демократии и о том, что Путин своим упорством хочет лишь уважения со стороны США и признания России мировой державой». «Характерно, – подчеркивает аналитик в этой связи, – само название недавней статьи Николаса Бернса в Boston Globe: The return of Russia: Mercurial Putin might be the best chance for progress in Iran and Syria – о Путине как о традиционно непростом партнере для переговоров».
«Между тем, – убеждена Ирина Павлова, – суть дела в том, что, защищая Башара Асада, российское руководство защищает себя. Делая это под предлогом защиты принципа невмешательства мирового сообщества в дела суверенного государства, какой бы произвол в отношении подвластного населения ни творила там власть. Прикрываясь ширмой “суверенной демократии”, российская власть последовательно укрепляет свой режим». «Об этом, – продолжает политолог, – свидетельствуют все последние инициативы: подготовка политических процессов по делу на Болотной площади 6 мая и по делу Pussy Riot. Принятие закона об НКО, квалифицирующего действия некоммерческих организаций, получающих финансирование из-за рубежа, как действия “иностранных агентов”. И, наконец, инициатива членов Госдумы Александра Хинштейна и Павла Крашенинникова – принять поправку о восстановлении уголовной ответственности за клевету. Что на практике будет означать преследование за любое высказывание, которое не понравится власти».
А внешняя политика? Как обычно – продолжает внутреннюю, считает аналитик. Уточняя: «Политика российского руководства на Ближнем Востоке обусловлена ничем иным, как идеологическим противостоянием России и США. И в основе этой политики – антизападничество и великодержавие. Россия последовательно пытается позиционировать себя не только как возродившаяся великая держава, но и как центр сборки всех антизападных сил».
Основатель и руководитель Фонда «Гласность» Сергей Григорьянц связывает это политическое умонастроение с ролью спецслужб. Для понимания которой, убежден правозащитник, не обойтись без анализа традиций. «К примеру, Андропов, – полагает Григорьянц, – действительно играл в какие-то сложные, не всегда расшифровываемые пока игры. Будучи, однако, бесспорным сталинистом – причем не только в своих представлениях о необходимости победы коммунизма в мире, но, что гораздо важнее, в методах реализации этой победы. Андропов готовил большую войну, кровавую, с танковыми армиями – такую, какую готовил бы Сталин. И начаться она должна была, по-видимому, в восемьдесят четвертом. Он уже расставил сотрудников КГБ по всем министерствам, уже подготовил диверсионные отряды. Была даже проложена железнодорожная колея через Финляндию к границе Швеции – такая, чтобы не надо было менять вагоны. Но… в Европе были размещены “Першинги” – за семь минут достигали Москвы. Потом умер Андропов. А те, кто пришел ему на смену (в значительной степени выдвинутые им самим) – были уже не готовы к таким действиям. Но, как замечательно говорил А.Н. Яковлев, “у них всегда есть запасные варианты”. Тоже – планы захвата. Но – другими способами. Притом, что после девяносто первого КГБ пришло к власти – как оно и рассчитывало». «В те годы, – продолжает Григорьянц, – не имея тех источников, которыми теперь располагает Илларионов и некоторые другие аналитики, – я не знал, скажем, что в правительстве Гайдара было 35 процентов сотрудников КГБ. Ну, а позднее Путин – человек, попытавшийся продолжить дело Андропова, – считал, как можно предположить, что приход к власти в разных регионах практически одной и той же структуры (т.е. сотрудников спецслужб) в какой-то момент приведет и к возрождению империи».
До Сирии ли, однако, нынешним российским политикам? Ирина Павлова призывает не торопиться с выводами. А заодно – не ограничиваться анализом властей предержащих. «Характерно, – подчеркивает политолог, – что даже так называемая несистемная оппозиция, упорно продолжающая твердить об агонии режима и его скором крахе, не предпринимает, к примеру, никаких заметных попыток разобраться с положением сирийской оппозиции, ни – тем более – попыток поддержать ее акциями солидарности».
«А почему она должна проводить акции солидарности с оппозицией в Сирии?» – сказал в интервью корреспонденту «Голоса Америки» российский писатель и общественный деятель Эдуард Лимонов. – Даже наши буржуазные партии, буржуазные лидеры видят, что происходит линчевание Сирии, как прежде – Ливии. Мы видим, что права человека используются, чтобы уничтожить последние социалистические режимы на Ближнем Востоке и в Северной Африке. В Сирии БААС правит с шестьдесят третьего года. Да и Каддафи – как к нему ни относиться – был причудливый, но социалист. В общем, происходящее – это атавизм архаичного отвращения Запада к радикальным социалистическим режимам. И даже наши буржуи понимают, что многое там нечисто. Что это интервенция, организованная Западом…»
Ирина Павлова усматривает здесь свидетельство иного рода. «Дело в том, – считает историк, – что российская оппозиция солидарна с властью во внешней политике. И разделяет ее великодержавные, имперские устремления».
