Друзья Иосифа Бродского уверены, что его творчество переживет века и надеются на открытие музея
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ —
Двадцать пятая годовщина присуждения Иосифу Бродскому Нобелевской премии по литературе в Санкт-Петербурге прошла не слишком заметно. Собственно, поводов для громкого торжества не было. Фонд создания музея поэта по-прежнему не может решить вопрос с последней комнатой в квартире, где он жил до самого отъезда в эмиграцию.
Этой проблеме была посвящена встреча в петербургском пресс-клубе «Зеленая лампа». Члены правления Фонда уверяют, что в любом случае 24 мая 2015 года (в день 75-летия со дня рождения Нобелевского лауреата) музей Иосифа Бродского будет открыт. Причем, здесь же, в доме 27 по улице Пестеля, известном как «Дом Мурузи» будет создан и центр изучения российской неподцензурной литературы ХХ века.
Музей Бродского
Один из близких друзей Бродского – писатель Яков Гордин – отмечает, что в этом центре будет разрабатываться «план пропаганды творчества Бродского. Там должна быть библиотека, в которой будет собрана вся исследовательская литература о Бродском, изданная в России и во всем мире. Будут проводиться экскурсии как внутри самого музея, так и в центре города по местам, связанным с жизнью и творчеством Бродского».
В беседе с корреспондентом «Голоса Америки» Яков Гордин подчеркнул важность литературоведческих работ: «Есть такая точка зрения, что должны существовать только тексты (произведений), и больше ничего. Не нужны письма, не нужны биографии… Кстати говоря, Иосиф придерживался этой же точки зрения. Ну, у него были свои опасения, которые отчасти оправдались. Может быть, в таком подходе и есть свой резон, но это совершенно нереально, исходя из человеческой природы. Потому что человек, если он любит того, или иного писателя, или поэта, он хочет узнать о нем как можно больше. И музей будет способствовать получению этих знаний».
У членов правления Фонда создания музея Бродского также мечтают сделать его виртуальную версию, с тем, чтобы любой человек, имеющий под рукой ноутбук, мог бы стать гостем музея, независимо от места своего нахождения.
Председатель правления Фонда Михаил Мильчик с сожалением отмечает, что реальных черт воплощения пока не имеет и этот проект. «Невозможно заниматься всем сразу, тем более, что энтузиастов, собравшихся вокруг нашего Фонда – очень немного. Мы сейчас завершаем профессиональную работу над сайтом будущего музея. Это проще, но и это тоже требует и денег и определенных усилий», – говорит Михаил Мильчик.
Пример Норенской
Участники встречи в «Зеленой лампе» говорили, что и местные, и федеральные власти на словах всячески поддерживают идею создания музея Иосифа Бродского. Например, министр культуры РФ Владимир Мединский горячо одобрил эту идею. Однако, когда члены правления Фонда направили ему официальное письмо с просьбой о действенной помощи, они получили ответ из приемной министра о том, что их обращение переправлено в администрацию Санкт-Петербурга.
Поэтому члены Фонда больше рассчитывают на помощь энтузиастов. Таких, которые на свои собственные средства создали музей поэта в деревне Норенская Коношского района Архангельской области. В том самом доме, где Иосиф Бродский прожил полтора года в ссылке (его осудили по абсурдному обвинению в тунеядстве).
В эссе «Поклониться тени» Бродский так писал о месте своей ссылки: «Я помню, как сидел в маленькой избе, глядя через квадратное, размером с иллюминатор, окно на мокрую, топкую дорогу с бродящими по ней курами».
«Поэзия Бродского ближе к симфониям, чем к эстраде»
Фрагменты из стихов, поэм, отрывки из писем Иосифа Бродского, а также его Нобелевская лекция звучали во время посвященного ему концерта в Эрмитажном театре. Участники и зрители концерта предпочитали говорить не о проблемах, связанных с музеем великого поэта, а о его творчестве. Композитор Сергей Слонимский, который хорошо знал Нобелевского лауреата, представил «Интермеццо памяти гения» и балладу «На смерть Жукова», написанную на стихи Бродского.
В беседе с корреспондентом «Голоса Америки» Слонимский вспомнил, что написал эту балладу к 50-летию окончания Второй мировой войны. «Мне эти стихи очень нравятся, они выдержаны в державинской традиции. Кроме того, там предусмотрен целый музыкальный ансамбль – и флейты, и трубы, и барабан – все это есть в стихотворении. Там присутствует и эпический марш, и грустная солдатская песня – реквием по миллионам солдат, которых маршалу Жукову пришлось сгубить».
По оценке композитора, «На смерть Жукова» - очень глубокое стихотворение. А поэзия Иосифа Бродского в целом – ближе к симфониям и ораториям, чем к эстраде, – заметил Сергей Слонимский, подчеркнув, что поэт вообще крайне отрицательно относился к попыткам написания музыки на его произведения.
«Он создал утопию вокруг своей поэзии»
Почетным гостем Нобелевского концерта в Эрмитажном театре стал профессор-славист из Стокгольма Бендт Янгфельдт. Именно он был редактором и даже наборщиком изданной в Швеции книги стихов Бродского «Примечания папоротника». Присутствовал профессор Янгфельдт и на церемонии вручения своему другу Нобелевской премии по литературе за 1987 год.
По просьбе корреспондента «Голоса Америки» профессор Янгфельдт прокомментировал некоторые фрагменты из Нобелевской лекции Иосифа Бродского.
В самом начале лекции поэт заметил: «лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властителем дум в деспотии». Между тем, в России принято считать, что настоящему таланту полезны лишения и притеснения.
«Я думаю, что Бродскому была чужда позиция, согласно которой место поэта – где-то между властью и народом. Он всегда знал. Что язык поэзии важнее языка государства. И он не хотел быть проповедником», – говорит профессор-славист. И напоминает, что значительное место и в Нобелевской лекции Бродского и во многих его эссе уделяется роли поэтического слова, которое прочнее и долговечнее языка власти.
Подтверждение своего тезиса Бендт Янгфельдт увидел и в другой цитате из Нобелевской лекции, запись которой прозвучала в Эрмитажном театре в авторском исполнении: «Если искусство чему-то и учит (и художника — в первую голову), то именно частности человеческого существования. Будучи наиболее древней — и наиболее буквальной — формой частного предпринимательства, оно вольно или невольно поощряет в человеке именно его ощущение индивидуальности, уникальности, отдельности — превращая его из общественного животного в личность. Многое можно разделить: хлеб, ложе, убеждения, возлюбленную — но не стихотворение».
И здесь налицо явное противопоставление «частного» и «индивидуального» таким традиционным российским ценностям, как «соборность», «общинность», государственнический подход» и так далее. По мнению профессора Янгфельдта, философию Бродского нужно рассматривать только в рамках созданной им системы координат: «Он создавал некую утопию вокруг своей поэзии. И когда его уличали в противоречиях внутри его же концепции, всегда переживал».
Гость из Стокгольма напомнил, что у Бродского есть утверждение, будто человек, читающий хорошую литературу, или слушающий хорошую музыку, не может быть диктатором. «А мы знаем, что и весьма образованный правитель способен стать тираном, – продолжает Бендт Янгфельдт. – Иосиф же говорил, что имел в виду другое – что нужно не только читать и слушать, но и стремиться стать таким человеком, как, скажем, Моцарт или Бетховен».
Бродский и «трудности перевода»
Еще одна цитата из Нобелевской лекции дала Бентду Янфельдту повод поговорить о мастерстве Иосифа Бродского как переводчика, и о звучании его стихов на других языках. Бродский утверждал: «поэт всегда знает, что то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка; что не язык является его инструментом, а он — средством языка к продолжению своего существования».
По мнению слависта, Бродский очень хорошо переводил на русский язык своего любимого Уистена Одена. «Я не уверен, что он так же замечательно перевел самого себя», – замечает Бендт Янгфельдт. И добавляет, что переводы Бродского на русский язык английских поэтов-метафизиков XVII века весьма отличаются от оригинала. Он просто излагал те же самые мысли, но делал это в максимально вольной форме, и получалось переложение стихов на русский язык, а не их буквальный перевод.
При этом, наблюдая работу самого Янгфельдта по переводу его стихов на шведский язык, Иосиф Бродский разрешал использовать те метафоры, которые бы точнее передавали смысл написанного им по-русски. Затем, сравнивая собственные переводы своих стихов на английский язык и варианты Бентда Янгфельта тех же строк на шведском, Бродский отдавал должное мастерству своего друга.
«Могу сказать, что многие из написанного Бродским будет жить значительно дольше стихов многих злободневных сегодня поэтов. Просто потому, что его дар выше и больше. Всегда найдутся ценители его поэзии», – заключает профессор Бендт Янгфельдт.
Этой проблеме была посвящена встреча в петербургском пресс-клубе «Зеленая лампа». Члены правления Фонда уверяют, что в любом случае 24 мая 2015 года (в день 75-летия со дня рождения Нобелевского лауреата) музей Иосифа Бродского будет открыт. Причем, здесь же, в доме 27 по улице Пестеля, известном как «Дом Мурузи» будет создан и центр изучения российской неподцензурной литературы ХХ века.
Музей Бродского
Один из близких друзей Бродского – писатель Яков Гордин – отмечает, что в этом центре будет разрабатываться «план пропаганды творчества Бродского. Там должна быть библиотека, в которой будет собрана вся исследовательская литература о Бродском, изданная в России и во всем мире. Будут проводиться экскурсии как внутри самого музея, так и в центре города по местам, связанным с жизнью и творчеством Бродского».
В беседе с корреспондентом «Голоса Америки» Яков Гордин подчеркнул важность литературоведческих работ: «Есть такая точка зрения, что должны существовать только тексты (произведений), и больше ничего. Не нужны письма, не нужны биографии… Кстати говоря, Иосиф придерживался этой же точки зрения. Ну, у него были свои опасения, которые отчасти оправдались. Может быть, в таком подходе и есть свой резон, но это совершенно нереально, исходя из человеческой природы. Потому что человек, если он любит того, или иного писателя, или поэта, он хочет узнать о нем как можно больше. И музей будет способствовать получению этих знаний».
У членов правления Фонда создания музея Бродского также мечтают сделать его виртуальную версию, с тем, чтобы любой человек, имеющий под рукой ноутбук, мог бы стать гостем музея, независимо от места своего нахождения.
Председатель правления Фонда Михаил Мильчик с сожалением отмечает, что реальных черт воплощения пока не имеет и этот проект. «Невозможно заниматься всем сразу, тем более, что энтузиастов, собравшихся вокруг нашего Фонда – очень немного. Мы сейчас завершаем профессиональную работу над сайтом будущего музея. Это проще, но и это тоже требует и денег и определенных усилий», – говорит Михаил Мильчик.
Пример Норенской
Участники встречи в «Зеленой лампе» говорили, что и местные, и федеральные власти на словах всячески поддерживают идею создания музея Иосифа Бродского. Например, министр культуры РФ Владимир Мединский горячо одобрил эту идею. Однако, когда члены правления Фонда направили ему официальное письмо с просьбой о действенной помощи, они получили ответ из приемной министра о том, что их обращение переправлено в администрацию Санкт-Петербурга.
Поэтому члены Фонда больше рассчитывают на помощь энтузиастов. Таких, которые на свои собственные средства создали музей поэта в деревне Норенская Коношского района Архангельской области. В том самом доме, где Иосиф Бродский прожил полтора года в ссылке (его осудили по абсурдному обвинению в тунеядстве).
В эссе «Поклониться тени» Бродский так писал о месте своей ссылки: «Я помню, как сидел в маленькой избе, глядя через квадратное, размером с иллюминатор, окно на мокрую, топкую дорогу с бродящими по ней курами».
«Поэзия Бродского ближе к симфониям, чем к эстраде»
Фрагменты из стихов, поэм, отрывки из писем Иосифа Бродского, а также его Нобелевская лекция звучали во время посвященного ему концерта в Эрмитажном театре. Участники и зрители концерта предпочитали говорить не о проблемах, связанных с музеем великого поэта, а о его творчестве. Композитор Сергей Слонимский, который хорошо знал Нобелевского лауреата, представил «Интермеццо памяти гения» и балладу «На смерть Жукова», написанную на стихи Бродского.
В беседе с корреспондентом «Голоса Америки» Слонимский вспомнил, что написал эту балладу к 50-летию окончания Второй мировой войны. «Мне эти стихи очень нравятся, они выдержаны в державинской традиции. Кроме того, там предусмотрен целый музыкальный ансамбль – и флейты, и трубы, и барабан – все это есть в стихотворении. Там присутствует и эпический марш, и грустная солдатская песня – реквием по миллионам солдат, которых маршалу Жукову пришлось сгубить».
Сергей Слонимский, композитор
По оценке композитора, «На смерть Жукова» - очень глубокое стихотворение. А поэзия Иосифа Бродского в целом – ближе к симфониям и ораториям, чем к эстраде, – заметил Сергей Слонимский, подчеркнув, что поэт вообще крайне отрицательно относился к попыткам написания музыки на его произведения.
«Он создал утопию вокруг своей поэзии»
Почетным гостем Нобелевского концерта в Эрмитажном театре стал профессор-славист из Стокгольма Бендт Янгфельдт. Именно он был редактором и даже наборщиком изданной в Швеции книги стихов Бродского «Примечания папоротника». Присутствовал профессор Янгфельдт и на церемонии вручения своему другу Нобелевской премии по литературе за 1987 год.
По просьбе корреспондента «Голоса Америки» профессор Янгфельдт прокомментировал некоторые фрагменты из Нобелевской лекции Иосифа Бродского.
Бендт Янгфельдт, шведский профессор-славист
В самом начале лекции поэт заметил: «лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властителем дум в деспотии». Между тем, в России принято считать, что настоящему таланту полезны лишения и притеснения.
«Я думаю, что Бродскому была чужда позиция, согласно которой место поэта – где-то между властью и народом. Он всегда знал. Что язык поэзии важнее языка государства. И он не хотел быть проповедником», – говорит профессор-славист. И напоминает, что значительное место и в Нобелевской лекции Бродского и во многих его эссе уделяется роли поэтического слова, которое прочнее и долговечнее языка власти.
Подтверждение своего тезиса Бендт Янгфельдт увидел и в другой цитате из Нобелевской лекции, запись которой прозвучала в Эрмитажном театре в авторском исполнении: «Если искусство чему-то и учит (и художника — в первую голову), то именно частности человеческого существования. Будучи наиболее древней — и наиболее буквальной — формой частного предпринимательства, оно вольно или невольно поощряет в человеке именно его ощущение индивидуальности, уникальности, отдельности — превращая его из общественного животного в личность. Многое можно разделить: хлеб, ложе, убеждения, возлюбленную — но не стихотворение».
И здесь налицо явное противопоставление «частного» и «индивидуального» таким традиционным российским ценностям, как «соборность», «общинность», государственнический подход» и так далее. По мнению профессора Янгфельдта, философию Бродского нужно рассматривать только в рамках созданной им системы координат: «Он создавал некую утопию вокруг своей поэзии. И когда его уличали в противоречиях внутри его же концепции, всегда переживал».
Гость из Стокгольма напомнил, что у Бродского есть утверждение, будто человек, читающий хорошую литературу, или слушающий хорошую музыку, не может быть диктатором. «А мы знаем, что и весьма образованный правитель способен стать тираном, – продолжает Бендт Янгфельдт. – Иосиф же говорил, что имел в виду другое – что нужно не только читать и слушать, но и стремиться стать таким человеком, как, скажем, Моцарт или Бетховен».
Бродский и «трудности перевода»
Еще одна цитата из Нобелевской лекции дала Бентду Янфельдту повод поговорить о мастерстве Иосифа Бродского как переводчика, и о звучании его стихов на других языках. Бродский утверждал: «поэт всегда знает, что то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка; что не язык является его инструментом, а он — средством языка к продолжению своего существования».
По мнению слависта, Бродский очень хорошо переводил на русский язык своего любимого Уистена Одена. «Я не уверен, что он так же замечательно перевел самого себя», – замечает Бендт Янгфельдт. И добавляет, что переводы Бродского на русский язык английских поэтов-метафизиков XVII века весьма отличаются от оригинала. Он просто излагал те же самые мысли, но делал это в максимально вольной форме, и получалось переложение стихов на русский язык, а не их буквальный перевод.
При этом, наблюдая работу самого Янгфельдта по переводу его стихов на шведский язык, Иосиф Бродский разрешал использовать те метафоры, которые бы точнее передавали смысл написанного им по-русски. Затем, сравнивая собственные переводы своих стихов на английский язык и варианты Бентда Янгфельта тех же строк на шведском, Бродский отдавал должное мастерству своего друга.
«Могу сказать, что многие из написанного Бродским будет жить значительно дольше стихов многих злободневных сегодня поэтов. Просто потому, что его дар выше и больше. Всегда найдутся ценители его поэзии», – заключает профессор Бендт Янгфельдт.