Недавно завершившийся Четвертый ежегодный Нью-Йоркский кинофестиваль стран Балтии (NYBFF) показал одиннадцать фильмов из Эстонии, Латвии и Литвы. Учрежденный в 2018 году, этот смотр традиционно проходил в помещении Scandinavia House на Парк-авеню в Манхэттене. На этот раз устроители использовали гибридную модель, в рамках которой фильмы показывались и для живой аудитории, и через стриминг.
Балтийский фестиваль этого года выбрал для себя девиз «Адаптация и сопротивление».
«Последние два года, – говорит программный директор фестиваля Джули Розите, – сбросил нас с курса и заставил пересмотреть наши ежедневные планы, ожидания и планы на будущее. Но не в первый раз в нашей недавней истории государства Балтии переживают такую радикальную смену всего и вся. И, быть может, глубоко погружаясь в эти киноистории, мы извлечем важные вещи».
Одна их самых обсуждаемых картин, «Прощай, Советский Союз» (Goodbye Soviet Union) совместного эстонско-финского производства, была показана на открытии смотра. Дебют режиссера Лаури Рандла (Lauri Randla) в прошлом году удостоился приза публики на фестивале «Темные ночи» в Таллинне.
Действие происходит на переломе истории, в 80-е годы, когда СССР постепенно погружается в хаос. Главный герой фильма Йоханнес родился в семье ингерманландцев, небольшого этнического меньшинства, издавна живущего в Эстонии, Карелии, Финляндии, на севере России. Его семья живет в закрытом городке с сверхсекретным ядерным объектом. Отца нет, а мать со временем переедет в Финляндию на заработки, подальше от муторной и полунищей жизни, оставив мальчика на попечении бабушки и дедушки. В школе Йоханнес, облысевший из-за купания в радиоактивной воде, становится объектом насмешек и издевательств одноклассников. Фоном его личной истории станут афганская война, перестройка, слом советского образа жизни, приход новых ценностей.
Режиссер Лаури Рандла складывает мозаичную картину жизни в советской Эстонии из собственных воспоминаний, рассказов друзей и родных, насыщая их гротескными преувеличениями. Юмор в его ностальгическом памфлете – преимущественно черный, а главные мишени – коррупция, фальшь официальной идеологии, бюрократия, лицемерие и конформизм.
Лаури Рандла родился в 1981 году в Тарту. Получил диплом бакалавра и магистра в киношколе ELO университета Аалто в Финляндии. Снял несколько короткометражных фильмов. Среди них – «Мавзолей» (2016), удостоившийся призов нескольких МКФ, включая награду за лучший иностранный фильм на МКФ в Торонто.
Режиссер Лаури Рандла по сервису Zoom ответил на вопросы корреспондента Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Где вы сейчас находитесь?
Лаури Рандла: В Польше, в Торуне. Здесь проходит кинофестиваль Camerimage. Наш фильм в конкурсе.
О.С.: Когда распался Советский Союз, вам было всего десять лет. Расскажите, чем вы вдохновлялись, откуда черпали истории и анекдоты для фильма?
Л.Р.: Проект фильма возник у меня в 2008 году, когда я поступал в киношколу. Одно из требований к абитуриентам было написать автобиографию, включив в нее пять-шесть реальных воспоминаний. В их число я включил то, что родился недоношенным, жил у бабушки в закрытом городе, где соприкасался с ураном, выучил ингерманландский диалект умирающего национального меньшинства, и что моя мама уехала на заработки в Финляндию.
О.С.: А вы сами ингерманландец?
Л.Р.: Наполовину, а на другую половину – эстонец. Ингерманландцев считают финским субэтносом, который исторически жил на территории нынешней Ленинградской области и в прилегающих регионах. Их язык – это диалект финского. В сталинское время они подверглись репрессиям и депортациям. Со временем часть из них русифицировались, часть перебрались в Финляндию. В Эстонии их осталось очень немного (прогнозируемая численность ингерманландцев в Эстонии - 5300 человек. – О.С.).
О.С.: Расскажите о своей семье. Я читал, что ваша бабушка была заключенной в Освенциме.
Л.Р.: Сейчас я пишу сценарий для телесериала как раз на эту тему. О том, как моих родных-ингерманландцев отправили в Освенцим, откуда им удалось уехать в Финляндию, а потом вернуться в Эстонию.
О.С.: Как же им удалось выбраться из Освенцима?
Л.Р.: Все по порядку. Сначала, в довоенные годы, мои бабушка и дедушка подверглись русификации в Советском Союзе. Они жили в Ленинградской области, недалеко от Ленинграда. НКВД арестовал всех мужчин поселка, а женщинам и детям разрешили остаться при условии, что они выучат русский язык. В 41-м году немцы взяли в кольцо Ленинград. Когда они пришли в наш дом, мои родные чудом избежали беды, потому что немцы заметили на столике библию на финском языке и посчитали их лютеранами. Позднее пришли войска СС, и их отправили в Освенцим. Там они пробыли три дня. Их ошибочно записали как русских и отправили на работу в разные немецкие частные дома. Когда ошибка вскрылась, их отозвали из домашнего рабства и депортировали в Финляндию. В 1944 году Финляндия и Советский Союз подписали соглашение о мире. Всех ингерманландцев, живших в Финляндии, посадили на поезда и отправили в Советский Союз.
О.С.: А кто ваши родители?
Л.Р.: Мой отец – эстонец с польскими корнями. Он художник, живописец, его любимая тема – обнаженная женская натура. Мать – ингерманландка. Изучала химию, при советской власти работала на хлебозаводе. В 1991 году моя семья переехала в Финляндию. Я живу в Вантаа, пригороде Хельсинки.
О.С.: Ваш герой Йоханнес живет в закрытом городе Ленинград-3. Какой город стал его прототипом?
Л.Р.: Силламяэ, эстонский город примерно в 170 км от Петербурга, недалеко от границы с Россией. Насколько я знаю, там по приказу Сталина на секретном заводе обогащали уран для ядерной бомбы. Уран из Силламяэ использовали для ядерных реакторов. Вся зона вокруг завода жестко контролировалась. Для внешнего мира это была ткацко-красильная фабрика. Строго запрещалось фотографировать. В фильме всю семью Йоханнеса вышвыривают из закрытого города. В реальности такая история произошла с моим дядей. Будучи фотографом по профессии, он приехал в Силламяэ нас навестить. На балтийском берегу он решил поснимать красивые виды природы в час заката. В кадр попала и часть здания завода. КГБ его арестовал, пленки конфисковали, ему дали 48 часов на отъезд из города без права приезда сюда в будущем.
О.С.: Наверно, таких историй было немало. По какому принципу вы их отбирали для сценария?
Л.Р.: Первая версия сценария насчитывала примерно 240 страниц. Ее населяло множество персонажей. Я стал прослаивать свои истории историями, которые произошли с моими родными и друзьями. И, конечно, отбирал самые интересные и безумные истории.
О.С.: Советский период Эстонии отражен во многих фильмах в серьезных жанрах драмы и трагедии. Почему вы решили показать его через сатирическую призму?
Л.Р.: Есть несколько причин. То время принесло много боли эстонцам. Но человек – уникальное существо, которое отличается от других животных тем, что ему присуще чувство юмора. Несмотря на все тяготы и проблемы каждодневной жизни в советское время, люди радовались и смеялись. И я не считал мое детство ужасным. Я ощущал и ощущаю ностальгию. Подростком я политикой не интересовался. У меня были другие интересы, в первую очередь, любовь, девушки, друзья.
О.С.: Я читал, что перед съемками вы провели двухнедельный класс для актеров. Поясните, что это такое?
Л.Р.: За два года до начала работы над этим фильмом я снял короткий метр – сатирический фильм «Мавзолей». История о том, как в саркофаг Ленина залетела муха, и профессору-патологоанатому Абрикосову надлежит ее отловить до прихода Сталина, иначе его и его помощников ждут крупные неприятности. У меня было какое-то время между фильмами, и я собрал актеров, чтобы, помимо прочего, с помощью инструктора научить их говорить на ингерманландском диалекте. Мне было важно тесно пообщаться с актерами, чтобы ощутить их готовность к роли.
О.С.: Все это больше напоминает театр, чем кино. Вы работали в театре?
Л.Р.: Нет. Мой дядя работал в театре. И моя тетя была актрисой. Двухнедельный класс был нужен еще и для того, чтобы дети, занятые в фильме, стали понимать, что от них ждут.
О.С.: Вы согласны с утверждением, что советский режим произвел на свет новый тип человека – хомо советикус?
Л.Р.: Насколько режим в этом преуспел – это спорный вопрос. Безусловно, возник тип людей, которые приспособились жить, выживать и преуспевать при авторитарной власти.
О.С.: Встречаются ли такие люди в независимой Эстонии?
Л.Р.: Они в основном остались в прошлом. Какие-то отдельные черты людей этого типа, впрочем, можно встретить и сегодня. Есть и признаки ностальгии по советскому прошлому. Почему? Да потому что будущее выглядит довольно тускло и туманно. Мы не знаем, куда мы движемся.
О.С.: Людям постарше, жившим в СССР, хорошо знакомо это чувство радости и даже счастья, которое простой человек испытывал, когда ему удавалось «достать» дефицитный товар. В вашем фильме это красноречивый эпизод, когда люди впервые едят бананы, и один из них пытается есть кожуру.
Л.Р.: Я помню, как спутниковое телевидение и западная одежда помогали мне заводить друзей. Я показывал соседским ребятам фильмы типа «Рэмбо» и брал по рублю с каждого за просмотр. Такой простенький бизнес. Но потом рубль резко упал, и бизнес потерял смысл.
О.С.: Лаури, возникали ли препятствия во время съемок?
Л.Р.: Во-первых, немалых трудов стоило убедить финансистов, что я смогу это сделать, - и частных инвесторов, и государство. Примерно 85 проц. заплатили финский и эстонский кинофонды, остальное - частные фонды. Эстония – небольшая страна, и без государственной поддержки снимать кино нереально. Наш фильм недешев, потому что он о прошлом, которое пришлось воссоздавать. Фильмы о сегодняшнем дне снимать проще, поворачивай камеру направо-налево, и все. Сложно было снимать детей. Я знал предупреждение начинающим режиссерам не снимать детей и животных. Да, 38 дней съемок – это нелегко для ребенка, и мы это ощутили.
О.С.: Какова фестивальная судьба фильма?
Л.Р.: Фильм показывали в России, на Московском кинофестивале. Критики поставили ему пять звезд, была хорошая пресса. Из-за ковида я не смог поехать в Москву. Сейчас фестивальная жизнь налаживается. Я сейчас в Польше, а далее еду в Лондон.
