Старенькая армянка вспоминает ужасы массовой резни 1915 года. Потерявший зрение фотограф не расстается с камерой. Неутомимый шутник рассказывает о своих «подставах». Отставной ловелас вспоминает горячие деньки своей молодости.
Новый документальный американо-турецкий фильм «Далекое созвездие» (Distant Constellation) дает слово колоритным обитателям дома престарелых в Стамбуле, где живут представители национальных и религиозных меньшинств.
Эта картина, дебют режиссера Шевон Мизрахи (Shevaun Mizrahi), 2 ноября выходит на экран киноцентра Metrograph в Нью-Йорке, после чего будет демонстрироваться в других городах США.
После мировой премьеры в Локарно фильм с успехом показывался на многих международных кинофестивалях, в том числе в России и республиках бывшего СНГ. На фестивале «Послание к человеку» в Петербурге «Далекое созвездие» получило премию за лучший дебют и награду Международной федерации киноклубов, а на кинофестивале в Ереване удостоилось премии «Золотой абрикос». Фильм был включен в программу второго международного фестиваля дебютного документального кино «Рудник», который прошел минувшим летом на острове Свияжск в Татарстане.
«Озорной и безукоризненный фильм Шевон Мизрахи находит гипнотические ритмы в переходном состоянии своих героев», - говорится на сайте фестиваля «Флаэртиана» в Перми, где также показывалась картина.
Американский киножурнал Film Comment включил его в список лучших фильмов 2017 года, пока не выходивших в прокат.
В пресс-релизе сообщается, что Шевон Мизрахи работала над этим проектом в Стамбуле более шести лет. Она начинала как фотограф, изучала операторское искусство в Нью-Йоркском университете (NYU), работала ассистенткой известного оператора Эда Лахмана.
Журнал Filmmaker назвал Шевон Мизрахи одним из «25 новых лиц в независимом кино».
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» по телефону побеседовал с режиссером фильма Шевон Мизрахи.
Олег Сулькин: Интересно, Шевон, а как вы вышли на эту тему? Кто-то вам подсказал, что есть такой дом престарелых в Стамбуле?
Шевон Мизрахи: Каждый год я приезжаю в Турцию навестить мою семью. Моя мать американка, но мой отец родился и живет в Стамбуле. Он вырос в небольшой еврейской общине, а дом престарелых как раз находится в том районе. Много лет я знакома и дружна с некоторыми пациентами, занималась там волонтерством. Это все происходило одновременно с моей кинематографической учебой в Нью-Йорке. Наступил момент, когда я стала осознавать, что жители этого дома уходят один за другим и что хорошо бы записать их рассказы, пока не поздно.
О.С.: Что вам кажется важным в этих свидетельствах?
Ш.М.: Существует некоторое недопонимание. Кто-то считает, что мой фильм анализирует конкретные социальные условия, в то время как меня больше интересует взаимосвязь времени, пространства и человеческой памяти. Так что речь идет об экзистенциальных проблемах в контексте музыки, прозы, поэзии, которые я люблю. Через дом престарелых и его обитателей я пытаюсь рассматривать метафизические вопросы. Это своего рода философское эссе. Я вдохновляюсь книгами Борхеса, стихами Уоллеса Стивенса и Т.С.Элиота. Мне довольно трудно описывать свой фильм.
О.С.: В то же самое время истории, которые рассказывают на камеру ваши герои, настолько конкретны, настолько насыщены яркими подробностями, настолько эмоционально заряжены, что невольно настраиваешься на эту исповедальную волну.
Ш.М.: Конечно, жители дома прожили потрясающие и драматические жизни. Но я не фокусировалась на политических и исторических реалиях, не старалась создавать широкий биографический контекст. Моя задача – обозначить границы замкнутого и самодостаточного мира, в который вписаны герои фильма.
О.С.: Свидетельства этих людей, их исповеди очень разные. На одном полюсе – страшный рассказ женщины-армянки об ужасах трагедии 1915 года, о той резне, которую учинили в ее деревне турки, о смерти ее близких, о том, как оставленных в живых заставили принять иную веру. На другом полюсе – игривые откровения бывшего ловеласа, который упивается романом Набокова «Лолита». Как вы соединяли эти разнородные кусочки в одну мозаику?
Ш.М.: Параллельно шли два процесса. Один, внутренний, где воспоминания подобны сновидениям. Этот процесс интуитивный, и фрагменты соединялись нами преимущественно ассоциативно. Второй, внешний, предполагал общий нарратив, где соседствуют самые разные лица и самые разные истории, ими рассказываемые. Да, они разные, эти истории, как и эти лица. Но мне не хотелось бы, чтобы зритель им ставил оценки – вот это хороший человек, вот это плохой и так далее. Все это просто круговорот жизни, и он бесконечен. Мне было важно повтором определенных кадров подчеркнуть неостановимость жизни, когда молодые заменяют тех, кто уходит, подчеркнуть, что все возвращается на круги своя.
О.С.: Рядом с домом престарелых идет огромная стройка. Возводится внушительных размеров многоэтажное здание. Ваши герои рассказывают свои истории, но мы видим в кадре и слышим, что там, за окном, кипит работа. В какой-то момент вы приблизите камеру к стройплощадке совсем вплотную, так что зритель сможет рассмотреть рабочих-строителей. Какой смысл вы вкладываете в это соседство?
Ш.М.: Начало и конец съемочного процесса буквально совпали по срокам с этим строительством. Собственно, это не одно здание, а целый комплекс. Из-за этого соседства дом престарелых выглядит теперь в дневное время не белым, а голубоватым – из-за того, что стеклянные стены нового билдинга отражают свет неба. По поводу смысла и символизма: я не хочу навязывать какие-либо свои суждения. Мой фильм – скорее попытка размышления, чем категоричное суждение.
О.С.: Насколько я знаю, вы снимали фильм в одиночку, без оператора и ассистентов. Добавляло ли это сложностей?
Ш.М.: Приходилось несколько вещей делать одновременно. Поэтому некоторые кадры не совсем в фокусе, я в этот момент, видимо, разговаривала с героем съемки или выстраивала уровень звука. Но я считаю, что технические несовершенства придают фильму аутентичность, текстуру, эмоции. Когда картинка и звук не вылизаны до блеска, можно ощутить дыхание подлинной жизни. Кроме того, мы не получили ожидаемого финансирования ни в США, ни в Турции, и по причине скудости бюджета я была вынуждена многое делать самостоятельно. Но жаловаться не собираюсь: будь у нас другой бюджет, то и фильм был бы другим.
О.С.: Ваши ожидания от проката в Америке?
Ш.М.: Хотелось бы, чтобы зрители прониклись настроением фильма. Моя цель – не образовательная, не информационная. Сегодня очень много документальных фильмов имеют ясную политическую, идеологическую повестку. Мой фильм не из этого ряда. Это, как я уже говорила, поэтический взгляд на взаимосвязь времени и пространства.
