По сообщениям российских СМИ, ссылающихся на Анну Ставицкую, адвоката российского ученого Игоря Сутягина, он уже находится в Европе. Таким образом, продолжается оговоренный Вашингтоном и Москвой обмен арестованных в США агентов Службы внешней разведки РФ на россиян, получивших тюремные сроки за шпионаж в пользу ЦРУ и МИ-6. Игорь Сутягин, кандидат исторических наук, бывший сотрудник Института США и Канады РАН, специалист в области стратегических вооружений, был заключен под стражу в 1999, обвинен в шпионаже за передачу иностранной компании секретных сведений и в 2004 коллегией присяжных приговорен к 15 годам в колонии строгого режима.
Согласно приговору суда, г-н Сутягин «собрал из открытых печатных изданий, а также иных неустановленных следствием источников аналитические сведения о России, составляющие государственную тайну». Некоторые ученые, правозащитники и журналисты указывали на то, что сведения из открытых источников государственную тайну составлять не могут и что обвинения необоснованны. Для многих Игорь Сутягин – жертва репрессий и политический заключенный. В 2004 его признала таковым «Международная амнистия» и ряд других правозащитных организаций.
Павел Подвиг,научный сотрудник Центра международной безопасности и сотрудничества Стэнфордского университета, познакомился с Игорем Сутягиным за два года до его ареста. Они вместе писали сборник «Стратегические ядерные вооружения России». Помимо общей работы их связывали добрые товарищеские отношения. Павел Подвиг, которого новость о вероятном обмене Игоря Сутягина застала в Женеве, любезно согласился ответить на вопросы Русской службы «Голоса Америки».
Игорь Рискин: Процедура обмена, насколько можно судить по сообщениям СМИ, началась. Игорь Сутягин освобожден за четыре года до истечения пятнадцатилетнего срока. С другой стороны, он признал себя виновным, на что до этого не соглашался. На Ваш взгляд, станет ли обмен хорошим исходом для г-на Сутягина?
Павел Подвиг: Во-первых, надо четко понять, что, как такового, признания вины не было. Если бы он в какой-то момент сказал: «Да, вот невидимые чернила, вот шифровальные тетрадки, и я всех водил за нос все эти годы, и я виноват». Но ведь ничего подобного не было. Это, как я понимаю, оформлено как помилование. От него требовалось прошение о помиловании. И я уверен, ФСБ настояла на том, чтобы там были слова о признании вины и раскаянии в содеянном или что-то в этом роде. Со стороны ФСБ попытки выцарапать из Игоря такое признание продолжались все эти одиннадцать лет, и он иногда сидел под очень жестким прессом. На него давили. Но он всегда настаивал, что ничего подобного не будет писать, потому что виновным себя не считает. Комитет защиты ученых и правозащитники организовывали прошения о помиловании и Путину, и президенту Медведеву, и каждый раз, по закону, требовалось письмо от Игоря. И каждый раз там не было явного признания вины. Думаю, именно по этой причине весь процесс приходил в никуда. Как я понимаю, здесь его зажали в угол. По словам его родственников, разговор с ним в эти дни шел так, что, если он не подпишет заявление в том виде, в каком ФСБ этого хочет, все эти сложные переговоры рассыпятся, и какие-то люди, подозреваемые в США шпионаже в пользу России, окажутся в тюрьме и будут сидеть. Может, речь шла и о тех, кого собирались менять вместе с Игорем. Насколько я могу понять, это и стало тем толчком, который заставил его подписать. Уверен, если бы речь шла только о нем, он бы такой бумаги не подписал. Не дай Бог кому-либо оказаться в такой ситуации. Люди, которые знали Игоря и то, над чем он работал, знают, что он невиновен, и никаких сомнений или причин для того, чтобы усомниться в его невиновности не появилось. Конечно, вся процедура немножко по-иезуитски обставлена нашей ФСБ. Главное – оттуда вырваться, а на свободе отстаивать свое честное имя. Я уверен, что все возможности для этого у него есть. Так что для него это хороший исход.
И.Р.: Адвокат Игоря Сутягина, цитируя родственников, говорила, что они застали его в очень подавленном состоянии. Как Вы считаете, унизителен ли для него такой обмен, предположительно, на Анну Чапман, о которой сейчас много говорят? Как процедура обмена может отразиться на его эмоциональном состоянии?
П.П.: На это надо смотреть в перспективе. Анна Чапман примерно понимала, что она делает. Но если девушка не проведет какой-то длительный срок в американской тюрьме, то что унизительного в этом для Игоря? Понятно, что мы с вами сидим и видим, как все развивается и кто что говорит, а он же там изолирован. Если все пройдет нормально, если он уже где-то в Европе, то все это со временем уйдет и проблем не будет.
И.Р.: Павел, что вы думаете о «деле Сутягина»? За что он отсидел одиннадцать лет?
П.П.: Есть два момента. Эта была инициатива Калужского ФСБ. Они решили, что у них есть большое дело, с его помощью они нарисуют себе много-много звездочек, и, по мере своих возможностей, они это дело пытались раскручивать. Пытались совершенно бездарно и даже толком не смогли написать обвинительное заключение. Первый суд, который был в Калуге, вернул дело. Судье не хватило мужества оправдать Игоря, но дело вернули явно, чтобы его прекратили втихую. Но политическая ситуация сложилась так, что в руководстве ФСБ и, возможно, в политическом руководстве страны, решили, что это может стать очень хорошим делом, которое всем покажет, что надо бояться. После дела Сутягина было и дело дипломата Валентина Моисеева, и дело Валентина Данилова, и еще масса «шпионских дел» против ученых. Все эти дела создали совершенно четкую атмосферу страха и неуверенности. И если открутить время назад, в 2000-2001 годы, понятно, что создание такой атмосферы было политикой в стране. Так получилось, что дело Игоря попало в эту струю, начавшись с игр калужских фсбэшников. В этом смысле, ему очень не повезло. Но не повезло и многим другим.
И.Р.: Обвинение заключалось в том, что он передавал секретную информацию британской компании. А компания эта была прикрытием для ЦРУ. На ваш взгляд, не было ни единого факта, который можно было бы трактовать в пользу обвинения?
П.П.: Там вообще не было фактов. Обвинение никаких фактов не представило. Там все было на уровне того, что «мы считаем, эта фирма связана с разведкой». Что значит, вы считаете? Должны быть доказательства. Если проводить аналогии и опять вспомнить нынешний шпионский скандал в США, то там в доказательство обоснованности ареста этих одиннадцати человек предъявлены невидимые чернила, шифры и так далее. В деле Игоря ничего такого не было, потому что и не могло быть. И для тех, кто его знал, совершенно очевидно: если бы появилась какая-то информация, что эта фирма имеет отношение к разведке, Игорь первым отказался бы с ней работать. Но вы же помните, как шел суд, как меняли присяжных, как в коллегию присяжных внедряли гэбэшников. Была совершенно четкая политическая задача. Ни на какие факты и доказательства никто со стороны ФСБ внимания не обращал. И, к сожалению, они попали в струю. И были многие публицисты, которые говорили: «Вот и поделом! Нечего читать газеты, нечего собирать информацию». Было очень тяжело наблюдать, как совершенно разумную и легальную деятельность объявляют шпионажем.
И.Р.: Как вы думаете, он сможет начать новую жизнь, или продолжить старую на новом витке, возможно, в другой стране, по всей видимости, в США?
П.П.: Я надеюсь, что он вообще вернется в Москву и будет жить там совершенно спокойно. За ним никакой вины нет, а то, что его выпихнули из Лефортово, посадили в самолет и куда-то увезли, то это проблема тех людей, которые его в Лефортово держали. Почему он должен чувствовать вину за этих людей? Если они его не запугали, конечно. Я не уверен насчет США. Он человек умный, но быть выдернутым из жизни таким жестоким образом на целых одиннадцать лет - это бесследно не проходит. Думаю, ему нужно будет время, чтобы как-то понять и что-то почувствовать. Но я уверен, что проблем не будет.
И.Р.: Знаете ли Вы что-нибудь о тех, кого меняют вместе с Игорем Сутягиным?
П.П.: Я не удивлюсь, если Игорь будет вообще единственным, кого выдадут. У меня есть основания так считать. Я убежден, что никакие разведки с западной стороны к этому обмену отношения не имели. Так же, как я знаю, что Игорь ни в чем не виноват, я знаю, что ни с какой стати никакая разведка ходатайствовать за него не будет, поскольку для них он – чужой человек. И я не думаю, что американцы или британцы будут ходатайствовать каким-то образом за других людей, которые были осуждены по реальным преступлениям. Я думаю, это такая импровизация, к которой разведки отношения не имеют.
Далее на эту тему читайте здесь