«Эй, Мальвина! Где твой Буратино?», – подначивают экстравагантную девушку в ярко-синем парике двое парней. Но молодая белоруска по имени Веля – крепкий орешек, и все, что с ней происходит в фильме «Хрусталь», подтверждает известную истину, что характер – это судьба.
Фильм «Хрусталь», который в мировом прокате известен под названием Crystal Swan, выдвинут Беларусью в оскаровскую номинацию «Лучший фильм на иностранном языке». Это первая полнометражная лента белорусского режиссера Дарьи Жук (Darya Zhuk), которая в последние годы живет в Нью-Йорке. На днях в просмотровом зале «Трайбека» на Гринвич-стрит состоялся информационный показ «Хрусталя».
Представитель Киноинститута Трайбека Эми Хобби (Amy Hobby), который предоставил фильму один из грантов, сказала немало лестных слов о молодом режиссере и ее фильме. По словам Хобби, «каждый кадр пронизан ощущением времени, и средоточием истории является главная героиня, хрупкая, уязвимая, и в то же время упрямая и одержимая в стремлении отстоять свое право на свободу».
Дарья Жук, Эми Хобби и Хельга Ландауэр в Трайбеке. Photo: Oleg Sulkin
По сюжету, живущая в Минске Веля мечтает уехать в Америку и, выстояв огромную очередь, заполняет заявление на визу. Она указывает фиктивное место работы с липовым номером телефона. Но когда американский консул предупреждает, что эти данные могут проверить, она в панике начинает искать, кому принадлежит этот телефонный номер и оказывается в небольшом городке. Веля уговаривает хозяев дома, что в дневное время будет сидеть у телефона, чтобы ответить на «проверочный» звонок из консульства. Так девушка оказывается вовлечена в жизнь семьи, которая готовится к свадьбе старшего сына...
Мировая премьера фильма состоялась минувшим летом на кинофестивале в Карловых Варах. На киносмотрах в Одессе и Алма-Ате он был удостоен Гран-при. «Острым и харизматичным» назван фильм «Хрусталь» в рецензии ведущего мирового киноиздания Variety. Другой рупор шоу-бизнеса The Hollywood Reporter охарактеризовал его как «бьющее через край, непочтительное торжество юного индивидуализма».
После премьеры в «Трайбеке» Дарья Жук ответила на вопросы корреспондента Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: История с «липой» в визовом заявлении и необходимостью сидеть у чужого телефона придуманы?
Дарья Жук: Это реальная история, которая произошла с моей подругой. Я услышала ее из ее уст десять лет назад. И мне показалось, что это чудесная завязка для фильма. Остальное пришлось додумывать. Когда мы с Хельгой (Хельга Ландауэр – автор сценария, поэт, драматург, бывшая москвичка, с 1996 живет в США. – О.С.) стали оборачивать это все в сценарий, я стала рассказывать историю с телефоном моим подругам. Оказалось, таких случаев было немало.
О.С.: А завод хрустальных изделий, где зарплату выдают ими же, появился в истории позже?
Д.Ж.: Да, конечно. В Беларуси два хрустальных завода – в Борисове и в Березовке. Там бывали моменты, когда зарплату выдавали хрустальными изделиями.
О.С.: Время действия фильма – 90-е годы. На обсуждении в «Трайбеке» вы объяснили, что столь расплывчатая датировка помогла вам обойти цензурные препоны. Они могли возникнуть, если бы вы сохранили в фильме предположительную дату действия – 1996-й год (год, когда президент Александр Лукашенко начал решительную узурпацию власти. – О.С.).
Д.Ж.: Вообще начало 90-х и середина 90-х сильно отличались. В начале 90-х у нас были талоны на сахар, и есть было фактически нечего. А в середине 90-х появилась надежда, что все может измениться к лучшему.
О.С.: В финале героиня едет на автобусе, а за окном автобуса идет демонстрация. Эпизод очень короткий, и трудно разглядеть плакаты. Против чего протест?
Д.Ж.: Эпизод можно прочитать как символический. Но для меня эта демонстрация вполне реальна. Она прошла в Минске 26 апреля 1996 года, в 10-летнюю годовщину Чернобыльской катастрофы, под знаком требований свободы слова и либерализации общества. Первая демонстрация, которую очень жестоко разогнали власти и забрали, в том числе, людей, которые просто находились рядом. Для меня это был поворотный момент жизни.
О.С.: У вас были проблемы с этим эпизодом?
Д.Ж.: В Беларуси его вырезали. А в России, кстати, оставили.
О.С.: Вы так спокойно об этом говорите. Не пытались бороться?
Д.Ж.: Передо мной был выбор: либо показать фильм в Беларуси, либо не показать. И тот, и другой монтажный вариант меня устраивают. Даже без этого эпизода фильм смотрится также, и альтернативная концовка тоже элегантна. Но я знаю: те, кому это важно, посмотрели и неподцензурную версию.
О.С.: Вы и в дальнейшем намерены идти на компромиссы такого рода?
Д.Ж.: Это не совсем компромисс. За мной стоит большая белорусская съемочная группа. Я не могу рисковать их жизнями, ставить под вопрос репутацию моего белорусского продюсера. Им там жить. Мне немножко легче, я – кочевник.
Кроме того, мой фильм о границах личной свободы нашей героини, а не об ее отношениях с властью. Можно ли чувствовать себя свободной в несвободной стране? В стране, где больше трех нельзя собираться и на улице нельзя аплодировать, потому что это тоже считается политическим высказыванием. То, что мне вообще разрешили снять эту группу демонстрантов с плакатами, и меня не забрали, уже было победой.
Кадр из фильма
О.С.: Исполнительница роли Вели актриса Алина Насибуллина – настоящий талант и подлинный нерв картины. Ее Веля отстаивает право быть суверенной личностью в обществе, где над ней смеются и издеваются, где ее считают сексуальным объектом и подвергают насилию. Сегодня в Америке, как вы знаете, очень заметно протестное движение # MeToo, направленное против сексуального насилия. Повлиял ли этот тренд на вас, на концепцию вашей героини?
Д.Ж.: Мы нащупали этот нерв гораздо раньше возникновения # MeToo. Обвинения против Харви Вайнштейна стали известны осенью 2017 года. А ранее, в августе того же года, у нас практически уже был сложен фильм. Хельга (Ландауэр) во многом основывалась на своем опыте. Мы много с ней говорили о насилии. Ведь мы обе испытали на себе гендерное неравноправие. То есть фильм невольно попал сразу в два модных тренда – 90-е годы и # MeToo.
О.С.: Фразу, которую произносит Веля «Когда женщина говорит “нет”, она это подразумевает», можно высечь в мраморе, как лозунг дня.
Д.Ж.: Мы показывали фильм во многих странах Европы. И чем дальше на Восток, тем меньше зрителей разделяют нашу гендерную установку, если судить по реакции аудитории. Некоторые мужчины вообще открыто недоумевают: а что, мол, вообще произошло? Веля ведет себя вызывающе, как бы провоцирует мужчин своей внешностью и поведением, значит, сама виновата, когда становится жертвой насилия. Сидела бы тихо, скромно, ничего бы не было.
О.С.: Вы довольно целомудренны в показе сексуального насилия. В близких по теме западных фильмах некоторые режиссеры устаривают что-то вроде шокового аттракциона.
Д.Ж.: Да, и меня, признаться, на это подбивали наши продюсеры-мужчины, мотивируя тем, что это привлечет определенную категорию зрителей. Это такой распространенный male gaze («мужской взгляд» – понятие в теории феминизма, когда женщина в литературе и визуальных искусствах трактуется только как сексуальный объект. – О.С.).
О.С.: Центральное событие в фильме – свадьба Степана, сына хозяйки дома, куда Веля приходит «сторожить» звонок из консульства. Очень зрелищный эпизод, раскрывающий и народные традиции, и характеры героев. Вы писали с натуры? Бывали сами на таких свадьбах?
Д.Ж.: В 2000 году я сняла документальный фильм про моего лучшего друга, который решил жениться очень рано, в 20 лет. Он был совершенно не готов к этому. Я назвала фильм «Горько!». И показала отснятый материал Хельге, ей очень понравилось, и мы многое для эпизода свадьбы из него использовали.
О.С.: Вы родились в Беларуси, с 16 лет живете в Америке. Получили образование в Гарварде и Колумбийском университете, отлично начали кинокарьеру. Словом, образец «американской мечты». Считаете, что вам повезло?
Д.Ж.: Да, повезло. Но прежде чем мне подмигнула удача, пришлось тяжело поработать. До Гарварда я отучилась два года в жесткой изоляции в женском колледже на Среднем Западе. В маленьком городе Невейда в штате Миссури. Там живут семь тысяч человек, люди боятся самолетов. Я думала, что из этого места никогда не выберусь. «Хрусталь» я задумала лет семь назад. Шла к нему маленькими шажками.
О.С.: Часто молодые люди приезжают в Америку и растворяются в ней, напрочь забывая о прежней жизни. У вас не так. Вы вернулись на родину или живете на двух берегах?
Д.Ж.: Я никогда не переезжала окончательно. Я одна приехала в Америку, мои родители живут в Беларуси. То, что я осталась белоруской, оказалось интересней, чем если бы я стала американкой.
О.С.: Вы считаете себя белоруской?
Д.Ж.: Да, белоруской, которая живет в Америке. Я живу и там, и здесь. «Железного занавеса» больше нет. Некоторые мои друзья приезжают в Америку, а через несколько лет возвращаются. С 2013 года я езжу в Москву, где есть работа в сфере кино. Мир сейчас гораздо более флюидный.
О.С.: Ваш фильм представляет Беларусь на «Оскарах» – впервые за 22 года. Как ваши соотечественники восприняли это событие?
Д.Ж.: По-разному. Есть люди, которые недовольны тем, как показана Беларусь в нашем фильме. Меня обвинили в чернухе. Им бы хотелось, чтобы в фильме были вышиванки и народные песни. Жители маленького городка говорят на «трасянке» (белорусско-русская смешанная речь. – О.С.), а им бы хотелось, чтобы все говорили на чистом белорусском языке.
О.С.: Ваш фильм – копродукция Беларуси, России, США и Германии. Оператор Каролина Коста из Бразилии, один из монтажеров – поляк Михал Лещиловски, работавший еще с Тарковским. Такая пестрая многонациональная съемочная группа. Как это получилось?
Д.Ж.: Это, наверное, отражение моей собственной интернациональности, моего космополитизма. Мой одноклассник по американской киношколе – Давид Паблос, один из ведущих молодых режиссеров Мексики. Я вышла на Каролину, моего оператора, посмотрев снятый ею один из фильмов Давида. Наш фильм был почти готов, я монтировала две недели, совершенно не спала, но глаз замылился, я ничего не понимала и была близка к нервному срыву. Приехала в Нью-Йорк, и одноклассник по киношколе Колумбийского университета пообещал меня познакомить с «потрясающим монтажером», который, вдобавок, говорит по-русски. Так я нашла Михала.
О.С.: Когда планируется американская премьера?
Д.Ж.: Она должна состояться в январе на фестиваль Slamdance. Надеюсь, в феврале-марте фильм выйдет в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе.