Российская экономика, согласно официальным цифрам Росстата, почти не пошатнулась от западных санкций и усиливающейся изоляции страны: правительственное статистическое ведомство говорит, что безработица в России находится на историческом минимуме (3,6 процента), предпринимательская уверенность растет «и в добыче, и в обработке», а падение реальных доходов населения за весь 2022 год не превысило одного процента.
Эти данные, опубликованные Росстатом в начале марта, вторят тем словам, которые для населения и подчиненных говорит на публике Владимир Путин: например, в конце февраля на оглашении послания Федеральному Собранию он заявлял, что экономика России «фактически вышла на новый цикл роста» при «качественно иной структуре».
Насколько российская экономика действительно стабильна в начале второго года агрессивной войны Кремля против Украины, лукавят ли Росстат и Путин, и что означает реальный поворот к Китаю, который сейчас совершает Москва в экономической политике? Об этом Русская служба «Голоса Америки» поговорила с профессором Школы государственной политики имени Ирвинга Харриса Чикагского университета Константином Сониным.
Данила Гальперович: Мои вопросы в основном не о том годе, который Россия уже пережила под санкциями, ведя войну, а о том годе, который ей предстоит. В самом начале войны некоторые экономисты говорили, что, поскольку российская макроэкономическая политика была одной из самых консервативных за последнее время, то Россия вряд ли будет повторять переживать экономические судороги вроде иранских или венесуэльских. И мы видим, что гиперинфляции, выметающей золотовалютные резервы, не произошло. Как вы думаете, как будет ситуация развиваться в следующий год войны – поскольку сейчас уже все говорят о войне затяжной?
Константин Сонин: Я думаю, что, во-первых, Россия все-таки лишилась своих золотовалютных резервов. Они, может быть, пока не найдены и, возможно, их не удастся использовать напрямую для компенсации ущерба Украине, как многие хотели бы, но, во всяком случае, у ЦБ нет как минимум половины золотовалютных резервов в том смысле, какими они были раньше. Раньше, в случае какого-то макроэкономического шока у Центробанка были деньги, которые он мог продать и безинфляционно напечатать рубли. Сейчас такой подушки нет. Все золотовалютные резервы Центробанка, во-первых, резко сократились, во-вторых, они теперь находятся в гораздо более малоликвидных юанях, гораздо менее устойчивых, гораздо менее надежных. У России в плане золотовалютных резервов страховки теперь нет – пока и кризиса нет, но и страховки нет.
Д.Г.: А на какой случай ей страховка нужна, если она продолжает проводить консервативную политику и все практически диверсифицирует?
К.С.: Что произошло за последний год? Произошли две вещи – мало упал ВВП (он упал всего на 3 процента) и намного сильнее упал, по всей видимости, уровень жизни. Например, уровень розничной торговли упал на 10 процентов. И я бы сказал, что это – более ясная оценка снижения уровня жизни, реальных доходов, чем данные, которые дает Росстат, основываясь на ВВП. Потому что ВВП учитывает танки, ракеты, учитывает железные дороги, учитывает перевозки танков и солдат к фронту. Это все не идет в потребление. Мы видим увеличение ненужного ВВП и падение того ВВП, которое делает жизнь людей лучше. Мы можем говорить, что Путина не интересует качество жизни людей, но, тем не менее, качество жизни людей упало значительно сильнее, чем цифра ВВП, из-за того, что экономика перестраивается на военный лад. На самом деле, есть хорошая аналогия с 80-ми годами Советского Союза, потому что до 90-го года ВВП СССР не снижался – и это при том, что уже в больших городах были огромные очереди за базовыми продуктами, были талоны на сахар, то есть уже шел настоящий экономический кризис, а ВВП не снижался. Он не снижался ровно в том смысле, в котором он мало упал и в России в этом году – потому что СССР тратил огромные деньги на производство ненужных танков, техники, поездов, то есть всего того, что не делает жизнь людей лучше.
Д.Г.: Есть два показателя, которые относятся не к ВВП, а к людям, причем и к потребителям, и к предпринимателям. Например, Росстат говорит, что в феврале этого года индекс предпринимательской уверенности по сравнению с январем продолжил улучшаться как в добывающих отраслях, так и в обрабатывающих. В общем, эти индексы каким-то образом колеблются, но не в минус, а в плюс. Также Росстат говорит, что зарплаты в России в реальном выражении за весь 2022 год снизились на 1 процент. Можете это прокомментировать?
К.С.: Я бы сказал, что здесь эта конкретная цифра выглядит, скорее, враньем, но враньем не таким, которое Росстат допустил специально. Я думаю, что они и не знают точной цифры, просто в ситуации такого перехода плохо оценивают. Потому что я не могу понять, как реальные доходы могли упасть на 1 процент, сбережения не выросли, а розничная торговля упала на 10 процентов. Эти же деньги куда-то ушли! Люди не купили товаров, люди не купили 200 тысяч новых машин, люди не въехали в новые квартиры. Это означает, что, по всей видимости, данные о реальных доходах во время такого необычно развивающегося кризиса плохо отражают то, что происходит с реальными доходами.
Д.Г.: Может, Росстат просто желает потрафить Путину? Потому что мы знаем, что на каждом совещании Путин говорит именно о состоянии жизни обычных людей, что простой люд живет хорошо или хотя бы сносно, как раз приводя всякие оптимистичные цифры. Может ли Росстат свою статистику высасывать из пальца для того, чтобы начальнику было хорошо?
К.С.: Я думаю, что сознательно фальсифицировать, «вот есть реальные цифры, а мы другие сообщаем» – такого нет. Я думаю, что Росстату тяжело из-за того, что экономические оценки хорошо работают только в тот момент, когда экономика развивается примерно так же, как в предыдущем году. Надо понимать, что любая цифра, любая экономическая статистика – это результат некоторой модели, которая откалибрована по предыдущим годам. Соответственно, если в этом году структура экономики совершенно другая, или сильно меняется, то и модель перестает хорошо работать. Я думаю, что Росстат не фальсифицирует цифры, но я думаю, что под давлением, из-за того, что Путину хочется слышать хорошие цифры, происходит некоторое избирательное искажение в пользу улучшения цифр. Мне кажется, что цифры, например, реальных доходов, которые не бьются с другими цифрами Росстата – это как раз показатель такого случая.
Д.Г.: Если говорить о следующем годе в смысле российских энергетических доходов – мы видим, что, например, Индия закупает огромное количество российской нефти, но по цене ниже того ценового потолка, который для этой нефти ввели западные страны. Каков будет следующий год войны для России в смысле ее экспорта энергоносителей?
К.С.: Я думаю, что все-таки в чистой экономике определяющим фактором будет война. Например, эффект от новой волны мобилизации будет больше – и с учетом людей, которые будут вынуты из экономики, и тех людей, которые побегут за границу от новой мобилизации. Это будет эффект иметь больше, чем новые санкции на энергоносители.
Д.Г.: Но если все же говорить об энергоносителях?
К.С.: Пока что очень профессиональные команды экономистов пытаются собрать данные. Очевидно, что и введенные санкции на нефть, и прекращение потребления газа Западной Европой, и санкции на нефтепродукты, которые появились с февраля – нет сомнений, что это наносит ущерб российской экономике. Вопрос, каков размер этого ущерба – пока это не очень понятно. Бывают очень оптимистичные оценки, есть экономисты, которые говорят, что не такой уж и большой дисконт, с которым вынуждена Россия продавать нефть и газ Индии и Китаю. Пока что данные собираются.
Д.Г.: Если говорить о полном отказе Европы от нефти и постепенного отказа от газа, сколько Россия способна компенсировать это поставками в Азию?
К.С.: С одной стороны, в какой-то степени способна (с газом это займет больше времени, потому что нужно строить газопроводы или терминалы для сжиженного газа). Компенсировать удастся не полностью, потому что транспортные издержки будут выше, инфраструктура хуже, посредничество хуже, банковское финансирование и страхование хуже. Это все будет связано с дополнительными потерями, но до какой-то степени, конечно, скомпенсировать удастся.
Д.Г.: Если говорить об экономической команде, которая осталась у Путина в полном составе после начала войны, насколько эти люди пытаются решить те задачи, которые перед ними ставятся Путиным? Связана ли эта команда с Путиным полностью?
К.С.: Мне кажется, что нынешняя экономическая команда полностью связана с Путиным в том смысле, что они, забыв о своем профессионализме, забыв о своих экономических знаниях, каждый раз принимаются делать то, что нужно Путину. Путин принимает решения, связанные с войной, с производством боеприпасов, с объявлением мобилизации, с ужесточением режима, а экономические министерства под это подстраиваются, я думаю, без энтузиазма, но также и без какой-то собственной воли. Никто из экономическим министров так и не сказал президенту, как должен был бы им подсказать патриотизм и профессионализм, насколько плохо то, что происходит в экономике для российской экономики.
Д.Г.: Кроме Китая и Индии, есть довольно большая зона, в которой продолжается прямое экономическое сотрудничество с Россией. Хотя некоторые страны там всерьез начали к этому охладевать, но все равно это такая часть «глобального Юга» – бывшая советская Азия. Если, например, Казахстан довольно уверенно отходит от России, то Туркменистан – нет, а Туркменистан – это газовая страна. Насколько Россия может пользоваться экономическими связями с этими странами?
К.С.: Ну, вот пример: тот же Иран находится в большей международной изоляции, чем Россия, и Иран – это гораздо более бедная, гораздо менее развитая во многих отношениях страна. Тем не менее, он поддерживает торговлю с какими-то странами, даже поддерживает флот из 20 самолетов. Также и Россия – перекрыть все ниточки невозможно, и никто перекрывать не будет. У Китая никогда не будет интереса перекрыть все ниточки России. Интерес Китая состоит в том, чтобы побольше получать дисконт, вести побольше торговли, занимать рынки, быть доминирующим экономическим партнером. Соответственно, эти цепочки никуда не исчезнут, они всегда будут.
Д.Г.: Мы знаем про экономическую экспансию Китая в Африке. Насколько возможна такая же штука с Россией? Насколько возможно, что в таком спешном переключении на Китай российская экономика и российская власть просто своими руками все принесут китайцам в самых разных областях? И если да, то какой у этого будет краткосрочный и долгосрочный эффект?
К.С.: То, что Китай будет как-то контролировать Россию – я в это не верю, потому что даже в тех странах в Африке, куда Китай осуществлял большие инвестиции, в странах гораздо более слабых и бедных, чем Россия, (тот же Судан), все-таки никакого полного или какого-то политического контроля со стороны Китая не устанавливалось. Можно контролировать значительную часть нефтедобычи, можно торговать на очень выгодных условиях, но политического контроля нет.
Д.Г.: Но речь и не идет о политическом контроле, тут все ясно: Россия - ядерная страна. Речь об экономике.
К.С.: По итогам 2022 года, основным экономическим партнером России стал Китай, и Россия, безусловно, младший партнер, младший зависимый партнер. Пока я не уверен, что Китай вырабатывает какую-то экономическую политику в отношении России, потому что для Китая Россия это не такое большое дело. Но если он будет вырабатывать эту политику, они будут относиться к России как к зависимой стране, которой можно навязывать свои экономические условия. Что интересует Китай в России? Китай в России, прежде всего, интересуют природные ископаемые. Я думаю, что Китай крайне заинтересован в том, чтобы Россия построила большие газопроводы. И с того момента, как они будут построены, у Китая будет очень большая рыночная власть. Он будет получать газ дешевле, чем у каких-то конкурентов. В этом смысле Россия очень сильно ограничила свои стратегические возможности.
Д.Г.: Вопрос упрощенный, а вы ответьте на него как пожелаете, – на сколько у России хватит денег?
К.С.: Это, на самом деле, неправильный вопрос, потому что мы видим, например, что Украине сейчас нанесен огромный, чудовищный экономический удар (потеряно 40 процентов ВВП, и международная помощь компенсирует, может быть, 10 процентов) – тем не менее, они же не собираются сдаваться? Экономики Вьетнама и не было во время войны с США, а потом и вовсе, что и было, все было уничтожено – тем не менее, Вьетнам не сдавался. Поэтому такого, чтобы кончились деньги… Они не кончились, но они также не кончились в 1916 году в Российской империи, а Российская империя развалилась. Развалилась структура государства.
Д.Г.: Вам кажется, что общественно-политическое давление на власть либо общественно-политическое дробление внутри России может возрасти до такой степени, что это реально поставит все остальное, включая экономику, в режим усиливающейся дестабилизации?
К.С.: Да, мне кажется, что так и произойдет. Дестабилизация будет идти от политики к экономике, то есть сначала будет не экономический крах, а будет политический крах по тому типу, который был к 1916 году, по тому типу, который был к 1990-му году, когда власть разваливается по всей вертикали – то есть, на каждом уровне люди перестают слушать своих начальников и начинают поступать в своих интересах. Я вижу такой сценарий.
Форум