НЬЮ-ЙОРК - Как сообщила кинокомпания Samuel Goldwyn, 29 марта она начинает прокат российского фильма «Собибор» (Sobibor) в Лос-Анджелесе. Одновременно он станет доступен в США для подписчиков сервиса «видео по заказу» (VOD).
Игровой фильм «Собибор» рассказывает о единственном успешном восстании узников нацистского лагеря смерти в годы Второй мировой войны. Это картина режиссера-дебютанта Константина Хабенского, популярного российского актера.
Фильм, приуроченный к 75-летию восстания в Собиборе, был выдвинут Россией на премию «Оскар» в категории «лучший фильм на иностранном языке», но в финальную группу номинантов не попал.
Сам же Хабенский играет главного героя фильма, узника, советского лейтенанта Александра Печерского, который в 1943 году организовал восстание в Собиборе. Роль офицера-эсэсовца играет французский актер Кристофер Ламберт.
Известно, что Печерский выжил после побега, ушел в партизаны, был отправлен в штрафбат, ранен. Он умер в 1990 году в возрасте 80 лет. Из примерно четырехсот бежавших с ним из лагеря до конца войны дожили около пятидесяти человек. Остальные были убиты нацистами во время побега и после, в ходе поисков военной полицией, выданы или убиты польскими коллаборационистами.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» попросил Константина Хабенского ответить на вопросы по телефону.
Олег Сулькин: У вас есть определенные ожидания от проката вашего фильма?
Константин Хабенский: Вы говорите о кассовых сборах или о восприятии зрителями?
О.С.: Да, скорее о реакции публики.
К.Х.: Мы проехали с нашей картиной достаточно много. Европа, Россия, Австралия. Были и в Америке показы. Реакция зрителей, несмотря на языковый барьер, примерно везде одинакова. Люди реагируют, люди плачут, люди задумываются над тем, что происходило, над той маленькой крупицей (истории), которую мы показали. Задумываются над кошмаром под названием лагерь смерти и судьбами тех людей, которых перекрутила машина уничтожения, и тех, кому удалось спастись. Это такая универсальная история для любого менталитета, которая затрагивает самые важные чувства человека. Жизнь и смерть. Любовь. Наверное, так.
О.С.: Помимо того, что история Собибора универсальна, она еще и уникальна, как единственное успешное восстание в нацистском лагере смерти. Она уникальна для истории Холокоста, унесшего жизни шести миллионов евреев. Задаю вопрос, который вам задавали, наверное, тысячу раз, - почему вы выбрали именно этот эпизод истории Холокоста?
К.Х.: Очень просто. Тему выбирали продюсеры. Это их страх и риск – то, что они выбрали такую серьезную тему, а не комедию, спорт и тому подобное, и предложили мне и как актеру, и как режиссеру в качестве дебюта. Я подумал: во мне есть часть еврейской крови, и я имею право говорить на эту тему и даже зло шутить. Это такая проверка на прочность, как у нас говорят, сломаешь хребет или нет. Мне было интересно. Страшно, конечно. Я попытался во время съемок сделать больший акцент на актерских работах, на судьбах людей и на режиссуре как таковой. Но, главное, - работать с коллегами и фантазировать, придумывая судьбы их персонажей. Собралась большая разноязычная команда актеров со всей Европы. Но мы нашли общий язык, наверное, потому, что всех на съемочной площадке эта тема волновала. Кто-то больше, кто-то меньше, но все знали про Холокост.
О.С.: История Собибора, вообще-то, известна меньше, чем истории других лагерей уничтожения.
К.Х.: Ее пытались замолчать. Сначала руководство «третьего рейха» приказало после восстания стереть Собибор с лица земли, засадив территорию бывшего лагеря капустой и картофелем. После войны советское руководство решило не распространяться о том, что советский солдат еврейской национальности возглавил восстание узников лагеря. Холокост, конечно, был, но данную историю мы, мол, знать не хотим. Пытались стереть историю Печерского, историю восстания в Собиборе из людской памяти.
О.С.: Вы и режиссер, и исполнитель главной роли в одном лице. Сложно ли было режиссеру Хабенскому режиссировать актера Хабенского?
К.Х.: Больше сил и внимания я отдавал своим коллегам, чтобы продумывать и профантазировать их линии. Себе как актеру я уделял меньше времени. Это естественно. Дебютная работа, все ждут от тебя решений. Приходилось их принимать быстро, чтобы съемочный процесс не останавливался. Меня волновало, чтобы я сам не испортил общей картины.
О.С.: Как вы готовились? Издавались книги о Собиборе. Известны фильмы о Собиборе, в том числе документальный Клода Ланцмана и британско-югославский боевик 1987 года. Вы их смотрели? Чем напитывались в плане информации перед съемками?
К.Х.: Конечно, я читал воспоминания Печерского, других узников. Я знаю все эти фильмы, я их смотрел, какие-то из них хуже, какие-то лучше. Больше всего я не хотел идти той же дорогой. Это бесполезно и неправильно. Знаете, что самое страшное? Это настолько погрузиться в историю, в атмосферу, в подробности, что просто потом ничего не сможешь сделать – и как актер, и как режиссер. Нужно немножко отстраниться и сочинить свою историю на тему того, как это могло быть. Я понял, что сила русского актера в следовании системе Станиславского, и я попытался максимально вжиться в амплитуду взлетов и падений тех героев, которые проходят через этот фильм. Наш фильм - это, наверное, фантазия на тему «как это могло быть».
О.С.: Это интересный аспект – соотношение правды и фантазии. В вашей картине нет украинских охранников Собибора. Хотя известно, что восставшие вступили в схватку не только с эсэсовцами, но и с охранниками. Но вы их не показываете вообще. Почему?
К.Х.: Помогали эсэсовцам не только охранники, но и часть узников-евреев, которые следили за порядком и сдавали своих же евреев эсэсовцам. В одном из вариантов сценария было противостояние Печерского и украинского надсмотрщика. Но я выбрал другой путь и отошел от того сценария. Мне не интересно было снимать детективную историю. Меня больше увлекала метафизическая история. Национальные особенности – украинские, польские, как-то не вписывались в нее, перегружали ее. Меня интересовала история одного человека, который решил убедить других, что они тоже люди. Если вы обратили внимание на ассоциативный ряд, то он вызывает в воображении историю Римской империи и некое мифологическое новое государство. Вспомните фантасмагорический эпизод ночной оргии, «мальчишника» нацистов, когда они говорят о царстве мертвых, пьяные ездят на телегах, в которые запряжены узники, когда они «крестят» евреев коньяком. Желание было сдвинуть историю в сторону мифологии, притчи. Как это получилось – другой вопрос. Я вовсе не испугался затрагивать польскую и украинскую темы. Мне просто это было не нужно.
О.С.: Печерский в фильме говорит мало. А вот один из его соратников бросает такую фразу: «Товарищ Сталин у Саши (имеется в виду Печерский) на сердце, как и у всех нас». Когда главный герой помалкивает о своих мотивах, эти слова приобретают программный смысл. Или я вижу в фильме то, чего в нем нет?
К.Х.: В нашем блатном фольклоре очень много горьких шуток по поводу Сталина. Это скорее печальная шутка. Блатной фольклор никогда не превозносил усатого вождя. И эта культура перекочевала в поэзию Владимира Семеновича Высоцкого. «А на левой груди - профиль Сталина, а на правой - Маринка анфас». Про Александра – это тоже горькая, печальная шутка.
О.С.: Понятно, что дебютная работа в качестве постановщика потребовала от вас огромных усилий. Есть планы продолжить режиссерскую карьеру?
К.Х.: Так чтобы гореть желанием снимать следующую историю – этого нет. Понимаю, что я прошел большую, интересную школу. Попробовав один раз, понимаешь, что это расширение горизонтов. Конечно, если что-то появится интересное и будет колотиться сердечко, еще раз вступлю в эту воду. Пока я не тороплюсь, работая по профессии, которая записана в дипломе, - «актер театра и кино».
