Русский ультранационализм – 2010: сталинизм и «расология»

…Итак, ультранационализм – явление интернациональное. Словно спеша это подтвердить, ультраправые разных стран издавна проявляют особое внимание к международным связям. Лидер российских «неоевразийцев» Александр Дугин вот уже несколько десятилетий не упускает случая подчеркнуть свою близость к немецким, французским, итальянским и иным формам «традиции», противостоящей бездушному «атлантизму». Да и неонацисты попроще не чураются зарубежных заимствований. «Русский образ» (напомним, что так именует себя одна из наиболее известных неонацистских группировок в России) – это, по словам замдиректора Центра СОВА Галины Кожевниковой, явный «перевод с иностранного». «Есть, – рассказывает Галина Кожевникова, – сербская радикальная организация – «Сербский образ». И любопытно, что, не ограничившись названием, русские ультраправые позаимствовали и символику сербских единомышленников».

Иное дело контекст, меняющийся от страны к стране. И определяющий те средства, с помощью которых идеи национальной исключительности, неприязнь к инородцам, культурный изоляционизм внедряются в сознание сограждан. Одни используют в качестве идеологической наживки несовершенство налоговой системы, другие – экологические неурядицы, третьи – обилие иностранных слов в родном языке. Какова повестка дня сегодняшних российских ультраправых? Продолжая разговор на эту тему, Русская служба «Голоса Америки» представляет читателям нового собеседника. Это Марлен Ларуэль – старший научный сотрудник программы российских и евроазиатских исследований при вашингтонском Университете Джонса Хопкинса. Доктор Ларуэль известна своими трудами по истории националистических движений в России.

Алексей Пименов: Профессор Ларуэль, как бы охарактеризовали сегодняшний российский националистический спектр?

Марлен Ларуэль: Я бы начала с того, что это – нечто раздробленное и преисполненное внутренних противоречий. Здесь можно найти кого угодно – от погромщиков, терроризирующих иммигрантов, до рафинированных интеллектуалов, строящих теории с сильным налетом эзотерики. От людей, открыто солидаризирующихся с нацизмом, до тех, кто не допускает и мысли о родстве собственной идеологии с наследием третьего рейха. И различия между ними касаются самых важных вопросов: в первую очередь – о природе русской нации. Одни рассматривают ее как культурное единство, другие – как этническое, а третьи – как расовое. И, конечно, все они по-разному отвечают на вопрос, кто ее враги.

А.П.: Кроме идеологических различий, есть и различия, так сказать, в уровне. Одно дело – публичная политика, и другое – преступные вылазки. Давно обсуждается вопрос о взаимодействии ультранационалистов с властными структурами. А также, разумеется, и о проникновении ультранационалистических идей в литературные, кинематографические, научные круги. Где разворачиваются главные события?

М.Л.: Думаю, что в российском интеллектуальном сообществе. И влияние националистов здесь особенно велико.

А.П.: Чем, на ваш взгляд, это объясняется?

М.Л.: Обратите внимание: вы использовали слово «проникновение». Но дело в том, что в таком случае подразумевается, что крайне правая идеология располагается, так сказать, где-то по ту сторону – за пределами той или иной группы. И извне пытается в нее проникнуть. А в действительности ситуация намного сложнее. Очень многие идеи крайне правых националистов разделяются самыми разными группами российского общества. Это не просто проникновение – иначе националистам не сопутствовал бы такой успех. Проблема в том, что их представления о том, какой должна быть Россия, разделяют очень многие из тех, кого никак нельзя назвать крайне правыми или ультранационалистами.

А.П.: Но это означает, что влияние радикального национализма еще сильнее, чем принято считать…

М.Л.: Да, и вот очень характерный пример: влияние Александра Дугина. Примечательно, что в интеллектуальной среде оно гораздо больше, чем в политических кругах. Его концепция Евразии – не как славянско-тюркского единства – но как глобальной цивилизации, центром которой является Россия, оказывает мощное влияние на российских интеллектуалов. Но верно и другое: тут не так-то просто определить, кто на кого влияет. Я полагаю, что такие люди, как Дугин, просто хорошо осведомлены о том, что происходит в российском обществе, и их задача – выразить настроения в четких формулировках.

А.П.: А влияние самого Дугина – растет или уменьшается?

М.Л.: Уменьшается. Воздействие идей Дугина на российский политический спектр сегодня явно слабее, чем десять лет назад – в начале путинской эры. У него есть связи в военных кругах, и кое-какие – в кругах «Единой России». Но по сравнению с влиянием Ремизова и Холмогорова влияние Дугина невелико. Правда, его знают в Европе – как теоретика геополитики. Однако, повторяю, воздействие его идей на сегодняшнюю Россию незначительно. И тут играет свою роль еще одно обстоятельство.

А.П.: Какое?

М.Л.: Видите ли, мировоззрение Дугина все-таки в достаточной степени антисоветское. А это не всегда согласуется с путинским вариантом национализма, с реабилитацией Советского Союза. Дугину свойственна некоторая ностальгия… не скажу, что она носит непременно монархический характер, но, во всяком случае, его взгляды не всегда полностью созвучны тому, что происходит сегодня в России. А вот более молодые идеологи русского национализма проповедуют восстановление Советского Союза вполне откровенно и последовательно.

А.П.: Новое поколение?

М.Л.: Да, в сегодняшней России есть немало новых «мозговых центров» – кстати, связанных с «Единой Россией», причем значительно теснее, чем Дугин и его единомышленники. Здесь-то и разрабатываются новые модели русского национализма, направленные против неоевразийства.

А.П.: Кого вы назвали бы в первую очередь?

М.Л.: Прежде всего – Михаила Ремизова, влияние которого в последнее время растет в кругах тех, кого можно назвать российскими неоконсерваторами. Или Игоря Холмогорова. Это молодые люди, хорошо образованные и прекрасно осведомленные о новинках мировой интеллектуальной жизни. На мой взгляд, их идеи – своеобразная русская версия американского неоконсерватизма. Их главное устремление я бы охарактеризовала так: частичная реабилитация традиции самодержавия. А также своеобразное соединение православия со сталинизмом. Этот вариант национализма – в гораздо большей степени этноцентрический, нежели дугинский. И направлен он против дугинского неоевразийства.

А.П.: Как эти новые идеологи относятся к Сталину?

М.Л.: И Ремизов, и Холмогоров – по существу, сталинисты. Холмогоров – открытый сталинист. У Ремизова несколько больше нюансов, но к Сталину оба относятся положительно.

А.П.: А нынешние российские власти – как они относятся к национализму «новой волны»?

М.Л.: Тех, кто стремится сформулировать новую версию русского национализма, они поддерживают. Единственный, так сказать, участок, где они стараются сдерживать национализм, это его криминальный аспект, т.е. преступность на националистической почве. Но в интеллектуальной сфере они оказывают национализму полную поддержку.

А.П.: В этой связи – вопрос, которого я, увы, не могу избежать. Как вы оцениваете недавно опубликованный манифест Никиты Михалкова?

М.Л.: Михалков – это очень хороший пример интеллектуала-националиста, настолько влиятельного, что его национализм уже не рассматривается как достояние крайне правого лагеря. Михалков принадлежит к российскому культурному мейнстриму – и это, наверное, повод еще раз задуматься о том, как понимается сегодня национальная идентичность.

А.П.: Давайте еще раз вернемся к вопросу об уровнях и формах националистической деятельности. Можно ли в данном случае говорить о координации действий – в различных сферах?

М.Л.: На мой взгляд, все эти уровни относительно самостоятельны. Ведь в криминальных акциях интеллектуалы все-таки участвуют редко. Хотя попытки наладить взаимодействие порой случаются.

А.П.: Например?

М.Л.: Например, Андрей Савельев – человек номер два в партии «Родина», тесно сотрудничавший с Дмитрием Рогозиным в бытность последнего депутатом, – связан или, во всяком случае, был связан с так называемыми «расологами», популяризирующими в России труды теоретиков расизма – в том числе и тех, кто жил и работал в нацистской Германии. В свое время Савельев организовал немало встреч с участием ведущих экстремистских организаций – включая и интеллектуалов-расистов, и представителей Движения против нелегальной иммиграции, и просто скинхедов.

А.П.: Что вы можете сказать о национализме в церковных кругах?

М.Л.: Многие иерархи, и в том числе патриарх Кирилл, несомненно, являются идеологами возрождения русского национализма. Но, разумеется, они не выступают в поддержку насилия. Другое дело, что их интеллектуальное влияние достаточно велико. Так, патриарх Кирилл довольно близок к президенту Медведеву. А позиции патриарха по ряду вопросов явно окрашены в националистические тона. Это относится, в частности, к проблеме взаимоотношения православных и представителей других христианских конфессий.

А.П.: Ощущают ли российские власти угрозу радикального национализма?

М.Л.: На мой взгляд, это зависит от того, о каких властях идет речь. Министр юстиции, наверное, усматривает в действиях экстремистских групп опасность. А вот силовики – те вполне могут оказывать им поддержку, считая их менее опасными, чем, скажем, группы левого толка.

А.П.: Ваши прогнозы?

М.Л.: Думаю, что если России не удастся решить очень серьезные проблемы, связанные с понятием гражданства, если не удастся интегрировать иммигрантов в российское общество, то страна рискует столкнуться со стремительным ростом национализма. Что, несомненно, проявится во взрыве ксенофобии. И, разумеется, в усилении изоляционистских настроений: те, кто стремится противопоставить Россию остальному миру, получат возможность существенно укрепить свои позиции.

О других событиях в России читайте здесь