«Мы находимся в своего рода решающей фазе», – считает Майкл Кофман (Michael Kofman) – научный сотрудник программы «Россия и Евразия» Фонда Карнеги за международный мир (senior fellow in the Russia and Eurasia Program at the Carnegie Endowment for International Peace).
«Многое будет определено в ближайшие пару недель, – продолжает Кофман. – Сейчас мы находимся в том положении, когда выявляются основные факторы, влияющие на ход украинского наступления».
Майкл Кофман – один из наиболее влиятельных военных экспертов в США по евразийской и российской тематике. Ещё в январе прошлого года он детально предсказал направления, последовательность и сроки российского вторжения в Украину, о чём неоднократно писал «Голос Америки». Кроме сотрудничества с Фондом Карнеги, которое Кофман начал в текущем году, он также известен как ведущий научный сотрудник Центра военно-морского анализа США (Principal Research Scientist at Center for Naval Analyses, CNA) и Центра новой американской безопасности (Center for a New American Security, CNAS). Эксперт бывал в Украине и посещал театр боевых действий.
Прорвана или нет оборона россиян?
Полемизируя с «диванными» (wheelchair) экспертами, строящими свои оценки «в основном на анализе снимков с коммерческих спутников», Кофман отвечает на вопрос о том, чего же все-таки добились сегодня украинские вооруженные силы? Прорвали ли они оборону противники или лишь вклинились в неё? Отстаёт ли наступление от «графика» или «оправдывает ожидания»?
«Эти вопросы привели к фантастическому спору о терминах... – говорит Кофман. – Как нам классифицировать то, что происходит? Самый верный способ – это сказать, что за последние две – три недели динамика изменилась и украинские вооруженные силы набрали обороты. Провести четкую грань непросто. С моей точки зрения, украинским силам удалось прорвать первую линию русских, создав выступ на токмакском направлении. Сейчас они пытаются расширить его, чтобы продвинуться вперед: фланги не так уж уязвимы, но всё равно им будет трудно продвигаться вперед на юг, не взяв под контроль Вербовое, на окраине которого они уже находятся».
Кофман подчёркивает, что Россия построила сложную и глубокую оборонную систему. То, что принято называть её первой линией, на самом деле имеет определённую толщину и состоит из передовых рубежей (которые преодолены полностью на ряде направлений) и более глубокой структуры. «Это еще не совсем прорыв, но процесс прорыва, – уточняет Кофман на страницах сетевого издания War on the rocks, редактором которого является. – Больше всего похоже на прорыв [первой линии] и серьезное проникновение во вторую линию – это уже семантический спор. Прогресс был устойчивым, но прерывистым в течение нескольких месяцев».
Кофман напоминает, что «российская оборона была в основном сосредоточена на удержании самой первой линии: об этом говорит структура оборонительных сооружений. Именно там сосредоточились россияне и пытались помешать украинскому наступлению». Это соответствует политическим целям России, направленным в первую очередь на контроль за максимумом площадей. «Поэтому в первые несколько месяцев наступление ВСУ было очень медленным: через самую плотную линию обороны украинцам действительно непросто было прорваться».
Майкл Кофман фактически признаёт определённые упущения в разведданных о передовых позициях россиян: «Их оборона на самом деле довольно надежна. Там есть нечто большее, чем первоначально казалось специалистам по разведке, которые смотрят на это по коммерческим спутниковым снимкам. На практике первая линия в значительной степени оказалась главной линией обороны, потому что российские войска предпочли сосредоточить свою оборону впереди всех других линий».
Почему медленно?
Итак, прорыв самой устойчивой линии на основном стратегическом направлении должен принести заметное изменение динамики наступления в самое ближайшее время. Вторым фактором роста динамики наступления является измотанность российских войск: «Степень, до которой украинцам удалось ослабить войска противника, проявилась в том факте, что россиянам пришлось задействовать свои лучшие резервы: не только 7-ю, но, что более важно, 76-ю десантно-штурмовую дивизию. Теперь очевидно, что дальнейшая борьба в гораздо большей степени зависит от искусства использования резервов: кто лучше управляет ими, кто сможет дольше сохранять достаточное боевое напряжение и сохранять темп, лучше способен управлять своей боевой мощью, у кого больше решимости и упорства», – заключает Кофман.
Третьим фактором изменения динамики на фронте эксперт считает «вопрос артиллерийских боеприпасов с российской стороны: теперь они их экономят и пытаются адаптироваться к такому подходу». Россия значительно нарастила производство артиллерийских снарядов и даже производит их, по сообщениям СМИ, больше, чем США. Однако этого не достаточно для фронта протяжённостью в 1200 км. Это заставляет Россию обращаться за помощью к Ирану и КНДР: выбор союзников у Путина не богат.
С другой стороны Украина «сильно зависит от того, что предоставляют США. Вот почему решение поставить кассетные боеприпасы было таким решающим: без него наступление могло бы завершиться раньше», – замечает Кофман.
Когда завершится украинское наступление? Этот вопрос эксперт считает таким же схоластическим, как и спор о прорыве или продавливании обороны: «Я не знаю, когда это произойдет... Важнее, кто объявит наступление оконченным? Кто и как будет оценивать его результаты? Если это будут украинские военные, они могут не делить его по периодам и не называть какой-то день точкой остановки, а просто продолжить операцию и зимой»...
Второй участник дискуссии в Фонде Карнеги, Дара Массикот (Dara Massicot), также научный сотрудник программы «Россия и Евразия» Фонда Карнеги, выпускник Военного колледжа ВМС США (US Naval War College), бывший аналитик по российскому военному потенциалу в министерстве обороны США, добавляет красок: «Преодоление построенной россиянами обороны действительно кропотливая работа. Речь идет о продвижении через одно из самых плотных и сложных минных полей, которые мы видели за последние десятилетия – под артиллерийским обстрелом, налётами беспилотников, в условиях активной радиоэлектронной борьбы. Это, если бы вы видели, происходит в траве высотой по пояс или по колено... Так что это очень медленный, напряженный процесс, который доводит людей до психологического предела. Но украинцы адаптировались и движутся вперед».
Дара Массикот цитирует генерала Марка Милли (Mark Milley), председателя объединённого комитета начальников штабов армии США: «Я никогда не испытывал ничего подобного тому, что украинцы переживают прямо сейчас на поле боя. Я бывал в самых разных боевых ситуациях, но никогда ни в чем подобном этому по интенсивности». Массикот подчёркивает: когда старший офицер говорит: «Вы знаете, у меня нет непосредственного опыта в этом – это важный пример для всех остальных. Думаю, украинцы могут многому научить нас в такого рода войнах в 21 веке».
Ожидания изменились
«Что ж, похоже, ожидания [Запада] изменились, – говорит Майкл Кофман. – Ещё в августе мы наблюдали весьма пессимистичное повествование, теперь оценки кажутся немного более позитивными». Кофман снова укоряет интернет-экспертов и популяризаторов: «Слабые знания о том, как действуют реальные силы на фронте, недостаток представления о масштабе, о военной тактике, нехватка знания оперативной среды – реальных условий на поле боя, того как это выглядит на самом деле и что вы можете и чего не можете делать, что способно принести успех – это основная часть проблемы... Нас ведь там нет, наше присутствие очень ограничено. И поэтому наша способность чувствовать и понимать, что на самом деле происходит на фронте, ограничена», – предостерегает эксперт от поспешных оценок.
Майкл Кофман недавно вернулся из Украины и не может удержаться от эмоционального восклицания: «Кому понравятся "кабинетные генералы", у которых, возможно, изначально нет серьезного опыта в такого рода работе (учитывая наши войны последних 30 лет), которые никогда не были на передовой... Реальность войны сильно отличается от того, как ее изображают в социальных сетях или даже иногда в серьезной прессе».
F-16, ATACMS, Abrams etc
«Слишком много разговоров сосредоточено на конкретных видах оружия, и это делает оценки очень поверхностными, – считает Майкл Кофман. – Следует сосредоточиться на общей картине военных инвестиций, которые мы должны вложить в правильное производство артиллерийских боеприпасов, средств противовоздушной обороны, а также в расширение масштабов обучения, чтобы воссоздать украинские вооруженные силы».
Эксперт считает, что запаздывание Запада с развёртыванием военного производства связано с необоснованными «опасениями по поводу эскалации, неспособностью обрести политическую волю, чтобы сделать правильные инвестиции в нужное время, с непониманием того, что это будет долгая война».
Кофман подчёркивает: «Новое оружие обычно оказывает наибольшее влияние на поле боя, когда впервые вводится в действие в больших масштабах, верно? Оно может значительно повлиять на ход конкретного наступления или даже всей операции, но затем у противника запускаются процессы адаптации» и результат выравнивается. Поэтому крайне важна «долгосрочная программа перехода Украины на новые платформы, которые способны гораздо лучше интегрироваться со всеми видами других западных возможностей, с различными типами вооружений и ударных систем. На это требуется время, особенно в военно-воздушных силах. Для того чтобы осуществить эту трансформацию, помимо простого приобретения западных самолетов четвертого поколения и предварительной подготовки пилотов (на что нужно совсем немного времени), надо осуществить переход в полном масштабе, на что необходимо время».
«Запустить в небо первый F-16 с восемью-двенадцатью пилотами, украинцы могли бы довольно легко», но эффект от того будет ограниченный. «Думаю, что предоставление F-16 важно. Важно думать об этом, как о возможности, которую украинцы смогут в какой-то степени использовать уже в следующем году, но скорее над этим надо работать в рамках долгосрочного плана перехода и создания украинской военной инфраструктуры, которая сможет сдерживать российские вооруженные силы в ближайшие годы, – резюмирует эксперт. – Важно не путать само по себе наличие западных самолетов четвертого поколения со способностью ВВС достигать и удерживать превосходство в воздухе над противником». Кофман иронизирует: так что гораздо важнее, «если бы Украина вдруг получила волшебную способность уничтожать все мины на своем пути на поле боя! Вот это определенно дало бы быстрый эффект!»
Кофман подчеркивает разницу между ситуативным и системным подходом: «Одна из проблем, которую мы увидели в этом наступлении, заключается в том, что, хотя были переданы западные вооружения – нужные танки, боевые машины пехоты, многое другое – и украинские военные смогли освоить это довольно быстро, всё равно есть разница между всем этим и созданием целостных боеспособных подразделений, укреплением боевой слаженности этих подразделений, обучением командного состава действовать как единое целое. Это гораздо сложнее, чем сама работа в полевых условиях. У нас есть такая технология, но требуется время. Поэтому речь и идёт об управлении нашими ожиданиями, мы должны быть реалистичны в отношении временных рамок».
Что будет зимой
Майкл Кофман осторожен в прогнозах. Как и другие эксперты, он ожидает новую мобилизацию в России: «Наступательный потенциал России остается слабым, и без значительной мобилизации им будет трудно восстановить какую-либо наступательную мощь. Хотя они могут проводить что-то вроде локальных наступательных поисков».
Украинские ПВО/ПРО значительно укрепились, однако «Россия, вероятно, предпримет очередную кампанию по нанесению ударов по критически важной инфраструктуре украинских городов, попытается сделать некоторые из них непригодными для проживания и сосредоточится на уничтожении жизнеспособности Украины. Они пытались добиться этого в прошлом году, но безуспешно, хотя ситуация в декабре была немного нестабильной. Я думаю, что украинская противовоздушная оборона значительно улучшилась благодаря западной помощи; ПВО/ПРО снова будет приоритетом. Да и зима может оказаться не такой теплой».
Ожидать переговоров или эскалации?
Майкл Кофман пессимистичен: «Переговоры в любой ближайшей или даже среднесрочной перспективе очень маловероятны. Даже если Украина освободит всю свою территорию, всё равно будет продолжаться трансграничная межгосударственная война. К сожалению, в войнах часто проигравший сам решает, когда война закончится. И нет никаких свидетельств того, что российское руководство готово к переговорам».
Участники дискуссии приводят статистические оценки последних восьми десятилетий, сделанные шведской Упсальской программой данных о конфликтах (Uppsala Conflict Data Program): если только война за территории длилась более года, она как правило, затягивалась на десятилетия.
«Есть много свидетельств того, что российское руководство намерено продолжать эту войну, – считает Кофман. – У них есть главная цель – разрушить жизнеспособность Украины как государства, и они попытаются сосредоточиться на этом. Любые переговоры, по крайней мере прямо сейчас, в лучшем случае дадут России передышку и время для мобилизации военной отрасли. Это будет долгая война, и мы должны к этому так и относиться. Посмотрите внимательно: война уже идёт с 2014 года, и все имеющиеся у нас факты говорят о том, что она продолжится и в 2024-м».
Майкл Кофман напоминает, что на протяжении всей войны было очень много разговоров о необходимости избегать поводов к эскалации. «Эти рассуждения о "красных линиях", которые как бы побуждали нас к сдержанности, вероятно, оказались ошибочными, – считает эксперт. – Со временем ситуация развивалась, мы всё равно внедряли возможности, позволяющие делать то, что, по недавнему мнению публики, могло привести к эскалации, но на практике оказалось, что это не так. Практически ход войны доказал, что у нас было слишком много излишней осторожности в том, на что потом всё равно приходилось идти».
Форум