Серж Шмеманн считает Бориса Ельцина героем истории. Несмотря на ошибки, которые первый президент России допустил – ошибки, которые известный американский журналист прекрасно видит и непредвзято анализирует. Серж Шмеманн – родившийся во Франции сын известного православного богослова Александра Шмеманна, лауреат Пулитцеровской премии, автор многих книг, редактор газеты International Herald Tribune и бывший глава московского бюро газеты New York Times, в день 80-летия Бориса Ельцина рассказал «Голосу Америки» о том, каким он помнит российского президента, о его историческом наследии и о том, почему Запад до сих пор немного ностальгирует по ельцинским временам.
Виктория Купчинецкая: Сергей Александрович, вы работали в Москве корреспондентом газеты New York Times с 1981 по 1987 годы, а потом руководили московским бюро газеты с 1992 по 1997 годы. Вы встречались лично с Борисом Николаевичем Ельциным?
Серж Шмеманн
Серж Шмеманн: Лично я с ним встречался только раз, когда у него была встреча с западными журналистами. Но до этого я его видел на больших пресс-конференциях, в Думе, когда он там был председателем. На него часто нападали, и его поведение меня всегда удивляло. Он никогда не двигался, он смотрел вперед, у него не менялось выражение лица, он никогда не двигал руками. Он сидел удивительно «смирно», и никогда не было видно, зол ли он, возбужден ли… И также когда он выступал, он всегда высказывался очень медленно, почти торжественно, очень осторожно выбирал слова и говорил их очень четко. Каждый ответ казался как-то осторожно продуманным, даже если он таким и не был. У него был такой стиль разговора – медленный и чуть ли не торжественный.
В.К.: Как вам в Москве работалось в 90-е годы? Действительно была абсолютная свобода прессы?
С.Ш.: Да, это точно, была. Когда Ельцин возглавил Россию, стало по-настоящему намного свободнее. Например, он отменил все ограничения для западных корреспондентов на передвижения по России – так, в один день, пришло из ТАСС сообщение. И мы могли куда угодно ездить. Многие местные милиционеры этому не могли поверить, останавливали нас. Мне всегда казалось, что с какого-то момента, когда Ельцин стал первым секретарем Московского городского комитета КПСС и в течение своей борьбы с партией и с Горбачевым он по-настоящему поверил в свободу, в то, что ограничений не нужно – ни в жизни, ни в СМИ.
В.К.: А все-таки Борис Ельцин пытался сознательно формировать свой имидж в СМИ?
С.Ш.: Я думаю, что вокруг него, конечно, были люди, которые думали об этом. Это всегда так бывает – когда человек доходит до власти, вокруг него возникает «толпа» имиджмейкеров. Постепенно его президентство стало более формальным, более официальным. Но сам лично я никогда не видел, чтобы он работал над своим имиджем. В Москве он ходил по улицам, встречался с людьми. Он как-то людей особенно не боялся, не боялся открытой встречи, просто с кем-то побеседовать. То же самое было во время августовского путча, когда он взобрался на танк. Мне кажется, он действительно был бесстрашный и принципиальный человек. В нем не было фальши, стремления выстроить свой имидж. Я думаю, личной коррупции у него не было никакой.
В.К.: Сегодня президент Медведев сказал, что нынешняя Россия должна быть благодарна Ельцину за то, что она движется вперед. Однако некоторые все же считают Бориса Ельцина политическим оппортунистом. А по вашему мнению, каково его исторического наследие?
С.Ш.: Сейчас очень многие стараются понять, что тогда было сделано правильно, что – неправильно. Но для нас, тех, кто там был в те времена – это был такой хаос! И все так быстро двигалось. Было ощущение борьбы, что если остановишься, враги всего нового тут же повернут все вспять, и все кончится. Когда стреляли в Белый дом – это, конечно, теперь кажется ужасом, а тогда это было ощущение борьбы, в которой нет нормальных правил.
В.К.: И Запад был на стороне Ельцина?
С.Ш.: Да, мы, Запад, были на стороне Ельцина. Теперь это может показаться неправильным: встреча в Беловежской пуще за спиной Горбачева, определенные экономические решения, передача олигархам национальных богатств и власти… Но в те времена, когда будущее было таким неопределенным, казалось, что Ельцин принимает единственно правильные решения, другого пути нет. Олигархи тогда казались новыми бизнесменами, новыми силами, новой поддержкой. Потому что многие были против Ельцина. Может, это и были ошибки, но Запад эти движения поддерживал.
В.К.: Сергей Александрович, как вам кажется, Ельцин до конца своего правления хорошо знал, что он делает?
С.Ш.: Мне кажется, что где-то в пути он потерялся. Пока была борьба с Горбачевым и с коммунистами, ему казалось все ясно, нужно все сделать, чтобы с ними бороться. Был путч, нужно было встать на танк, нужно было отбросить врагов. Тут у него была какая-то главная цель и принципы. Но потом, когда начались все эти политические дрязги, я думаю, он просто потерялся, не знал, что делать дальше. И он отдавал власть с большим облегчением, потому что у него больше не осталось никакого представления о том, куда двигаться дальше. Так что он сделал большое дело, что ушел, также, как и Горбачев в свое время. Они сыграли очень важную роль в истории, может быть, делали ошибки, но их роль была по тем временам очень важной.
В.К.: По данным опросов российского населения, опубликованным «Левада-Центром», 35% российского населения относятся к Борису Ельцину отрицательно, 42% – нейтрально и только 17% – положительно. А вот на Западе сегодня наблюдается обратная тенденция – Бориса Ельцина уважают и даже немного «ностальгируют» по его временам. Чем это можно объяснить?
С.Ш.: На Западе нам нравится оценивать ельцинские времена как движение к свободе и демократии. И человек, который разрушил коммунизм – он по определению хороший человек. И Ельцина, и Горбачева мы продолжаем считать героями истории. Но в России это непонятно. Там существует такое представление, что Запад разрушил великую державу, что Запад с энтузиазмом использовал Ельцина, Горбачева, чтобы разрушить великую империю. Мне кажется, что многие в России верят, что они потеряли какое-то величие, мировой престиж, и что с ними теперь никто не считается, что их обижают. И Путин на этом очень играет, на этом ощущении обиды. Когда я пытаюсь с кем-то говорить в России о том, что мы на Западе болеем за Россию, хотим, чтобы она стала свободной и хотим для нее лучшего будущего – это там, в России, непонятно. Там, мне кажется, основное ощущение у людей, что Запад действовал и действует в своих интересах. И что то, что Ельцин сделал, делалось для победы Запада.
В.К.: А все-таки он дал толчок для развития России?
С.Ш.: Ельцин старался построить систему, и ему казалось, что это было как-то по-американски: создать парламент, создать сильное президентство. И созданная им система сама по себе неплохая. Россия сейчас развивается: есть конституция, есть правила, есть порядки, есть выборы, есть Верховный суд. Все эти институты при нем начали работать. Но в его время были сделаны большие ошибки, за которые Россия продолжает расплачиваться. Например, коррупция. Сначала при Ельцине началась борьба с коррупцией, но потом он эту борьбу приостановил, потому что ему была нужна поддержка олигархов и губернаторов, и он перестал следить за ними. И сейчас коррумпированность, которая началась именно с его компромиссов, является самым опасным явлением для русской демократии.
В.К.: Но в России есть еще одна очень серьезная проблема – терроризм и Северный Кавказ. Как вам кажется, в сложившейся сегодня ситуации виноват Ельцин и две его чеченские войны или политика Владимира Путина на Северном Кавказе?
С.Ш.: Нет, это результат всей русской истории. Я не знаю, что там можно было бы сделать. Это район, где такие древние раны, все замешано на антагонизмах. Были чеченские войны, потом ситуация перешла в международный джихад. Это как балканский вопрос – сказать, что вот причина и вот ответ – просто невозможно. У проблемы очень древние корни. И для России это теперь тоже мучительные раны – эти взрывы в Москве. Я думаю, что и Ельцин, и Путин постарались разными методами решить вопрос, но простого решения тут нет. А в Чечне я был 2 или 3 года назад. Рамзан Кадыров – это кошмарный дикарь. Ну, пока он держит порядок. Но он, его окружение могут сделать ситуацию еще более опасной.
В.К.: Сергей Александрович, а Россия сегодня все же идет в том направлении, которое ей задал Ельцин?
С.Ш.: Как я уже сказал, он создал систему, которая сегодня существует и работает. А остальное – это уже не он. Сейчас в России уже иные проблемы – нет настоящего гражданского общества, началась яростная централизация власти и ресурсов. Мне лично кажется, что нужно несколько поколений, чтобы в России все пришло в норму. Ведь для россиян, как и для многих других людей, стабильность намного важнее, чем всякие высшие принципы законности и демократии. А Ельцин для меня остается героем. Это был большой принципиальный человек, который в удивительно сложный момент истории постарался сделать все правильно. И даже если далеко не все правильно получилось – уже то, что он старался, было очень важно.
Спецрепортаж «Борис Ельцин: наследие и историческая роль» читайте здесь