Эдуард Шеварднадзе: падение Берлинской стены могло стать началом новой войны

Эдуард Шеварнадзе, бывший член Политбюро ЦК КПСС, министр иностранных дел СССР с 1985 по 1990 годы, был одним из главных политических партнеров первого и последнего президента СССР Михаила Горбачева. Шеварнадзе сыграл ключевую роль в проведении политики «перестройки», «гласности» и разрядки международной напряженности, в окончании холодной войны и разрушении «железного занавеса». Корреспондент «Голоса Америки» Анна Леонидова взяла у г-на Шеварднадзе эксклюзивное интервью.

Анна Леонидова: Господин Шеварднадзе, вместе с Берлинской стеной упал «железный занавес», окончилась эра «холодной войны». В этом историческом событии вы, как глава советского МИДа, принимали непосредственное участие. Не могли вы поделиться вашими воспоминаниями о тех днях?

Эдуард Шеварднадзе: Я узнал о падении Берлинской стены от советского посла в Берлине. Я тогда находился в Москве. Посол позвонил и сообщил мне, что немцы начинают ломать стену. Там стояла полумиллионная советская армия. Если бы армия вмешалась в эти события, речь могла идти о начале новой войны. Мы с Горбачевым полетели в Берлин и сделали все возможное для того, чтобы наши войска не вмешались. Чтобы они не мешали немцам разрушать стену.

А.Л.: В период перестройки вы обеспечивали внешнеполитические победы команды президента Горбачева. В чем состояла главная трудность подготовки этих побед? Кто вам мешал, были ли у вас истинные сподвижники?

Э.Ш.: Были и сподвижники, были и противники…

А.Л.: Вы были архитектором внешней политики СССР во времена существования двух сверхдержав. Как вам удалось перестроить внешнеполитический курс страны?

Э.Ш.: Первым долгом надо было решить вопрос о том, как нормализовать отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки. Это было непросто. Этому способствовала встреча на Мальте, на которой присутствовали Буш-старший, Бейкер, Горбачев, я. Тогда была принята декларация о том, что мы – не противники. Это была первая попытка потепления мирового климата. Второе. Я очень часто ездил в Вашингтон, встречался с президентом. Бейкер уговорил меня полететь в Вайоминг и там вести переговоры. Летели мы четыре часа. Была солнечная погода, и мы вели переговоры под открытым небом. Там мы подписали декларацию о том, что Советский Союз и Соединенные Штаты Америки не только – не противники, но партнеры. Это называется партнерское соглашение.

А.Л.: Господин Шеварнадзе, сегодня в здании на Смоленской площади новые люди. Как вы оцениваете их работу по построению внешней политики Российской Федерации.

Э.Ш.: Мне трудно судить. Они защищают свои национальные интересы, интересы России, но допускают много ошибок. Я считаю, что Россия допустила грубейшую ошибку, когда признала независимость Абхазии и Южной Осетии. Этим самым они показали своим народам (я имею в виду чеченцев, ингушей, другие северокавказские народы, Татарстан, Башкортостан и других), что все они могут бороться за независимость. Такое движение в России уже развернулось.

А.Л.: В ваше время советско-американские отношения переживали небывалый подъем. Как видится вам нынешний уровень российско-американских отношений?

Э.Ш.: Сейчас можно сказать, что эти отношения не очень привлекательны. Очень много противоречий, главным образом, связанных с признанием Россией независимости Абхазии и Южной Осетии.

А.Л.: Одного из ваших предшественников на посту министра иностранных дел – господина Громыко – на Западе называли «мистер Нет». Можно ли вас, Эдуард Амвросиевич, назвать «мистером Да»?

Э.Ш.: Нет, я не люблю такие выражения. Громыко был большим дипломатом. Он создал школу советских дипломатов. Горбачев предложил мне стать министром после Громыко. Я до сих пор считаю, что у Громыко большие заслуги, особенно в создании дипломатической школы России, Советского Союза. Каким я был министром, – не мне судить.