Всемирный день свободы прессы воспринимается в связи с Россией по-особому. Об этом свидетельствуют комментарии российских и зарубежных аналитиков, темы журналистских материалов, независимые доклады. Так, согласно докладу правозащитной организации Freedom House со штаб-квартирой в Вашингтоне, Россия занимает 175 место в рейтинге свободы СМИ. Ее соседи в рейтинге – Зимбабве, Гамбия и Конго.
О нападениях на журналистов в России внятно говорили в прошлом году и федеральные каналы – после избиения Олега Кашина из «Коммерсанта». Таких преступлений не становится меньше, и в апреле этого года Союз журналистов России и международная федерация «Защита прав журналистов в России» впервые создали базу данных о фактах преследования журналистов.
А как работается в России корреспондентам ведущих иностранных изданий? Об этом они рассказали в интервью «Голосу Америки».
Безопасность
Судя по их рассказам, они находятся в большей безопасности, чем российские репортеры.
«Могу сказать, что я в России на себе не испытываю каких-либо посягательств на мою свободу как репортера, но я осознаю, что с российскими журналистами ситуация иная», – говорит директор представительства «Вашингтон пост» в России Кэтлин Лэлли.
А вот что рассказывает корреспондент британской газеты «Гардиан» в России Том Партфитт: «Я лично ни с каким прямым давлением не сталкивался. Был один незначительный случай лет семь назад, когда чиновник из Министерства иностранных дел России из отдела аккредитации сказал достаточно открыто, что ему не понравилась статья, которую я написал о Чечне. И еще пару раз на Северном Кавказе меня задерживали и допрашивали несколько часов по той только причине, что я делал свою репортерскую работу».
Еще он напомнил о получившей огласку истории со своим коллегой: «В начале этого года моему коллеге по московскому бюро «Гардиан» Люку Хардингу отказали в новой визе и в аккредитации. Иными словами, его демонстративно выкинули из России. Министерство иностранных дел нашло формальные поводы, чтобы оправдать это, но редактор «Гардиан» Алан Расбриджер считает, что эта была месть за критические статьи Люка о Кремле».
Доступ к информации
Другая проблема, с которой сталкиваются порой иностранные собкоры, – получение информации. Тему продолжает Майкл Швиртц, корреспондент «Нью-Йорк таймс» в России: «Чиновники отказывались говорить с нами в связи с несколькими событиями». Впрочем, Швиртц тут же добавляет: «Но чтобы нам кто-то мешал собирать информацию, кроме как в случаях официальных отказов от чиновников, – такого у нас не было».
А вот мнение шефа московского бюро «Голоса Америки» Джима Брука: «Думаю, что в России есть общая, еще советская установка, когда люди неохотно делятся информацией, очень мало говорят. Здесь существует обычай хранить информацию при себе, и через это очень трудно пробиться – через эту общую установку: “это не твое дело”, “я тебе ничего не скажу”, “а зачем ты спрашиваешь?” и так далее».
О том же свидетельствует Том Партфитт: «Часто получить информацию от официальных лиц сложно. Министерства, очевидно, не торопятся предоставить быстрый ответ на запросы корреспондентов из ежедневных газет».
Динамика развития: свободы стало меньше или больше?
За время вашего пребывания в России СМИ стали здесь свободнее или наоборот? На этот вопрос Майкл Швиртц ответил: «Сложно сказать. Убийство Анны Политковской – один индикатор. С другой стороны, на высшем уровне – в Кремле и в кабинете премьер-министра – с 2008 года стало намного больше открытости. Они хотят нас информировать больше, чем делали это прежде».
Говоря о свободе слова в России, Джим Брук привел наглядный пример: «Вчера случилась одна вещь, которая потрясла меня. ФСБ надавила на “Яндекс”, чтобы тот рассказал, кто жертвует деньги Алексею Навальному. Это меня поразило, но в то же время это типично для непрозрачного общества. Здесь целая философская школа, которая говорит: “Не шумите, не раскачивайте лодку”. Думаю, тот факт, что ФСБ надавила на “Яндекс”, показывает, как не хватает прозрачности со стороны российских властей».
А вот впечатление Тома Партфитта: «Я приехал в Россию в 2002 году. С тех пор ситуация с теленовостями осталась, грубо говоря, той же самой – ошеломляющий государственный контроль и доминирующая пропаганда. Что касается газет, то “Известия” стали рупором Кремля, а “Коммерсант” поубавил критику. Журналисты склонны к самоцензуре из-за частых нападений на их коллег».
«С другой стороны, – развивает эту мысль Том Партфитт, – некоторые из более критических изданий, как “Новая газета” или “Эхо Москвы”, выжили, а Интернет взорвался с появлением влиятельных блогеров, как Алексей Навальный, и интересных проектов таких, как телеканал “Дождь”».
Стоит ли уповать на Интернет?
«Да, я думаю, что Интернет – ключ к демократическому будущему в России, к прозрачности, свободе слова, свободному обсуждению идей, к выявлению коррупции, и пока Интернет остается свободным и здоровым, я смотрю на Россию с оптимизмом», – говорит Джим Брук. «В Интернете, – привел он пример, – можно выкладывать государственные контракты, бюджет, и даже если это прочтут только пять или десять человек, этого уже достаточно, чтобы обнажить коррупцию. Думаю, президент Медведев хочет этого. Я согласен с тем, что он представляет партию Интернета, а Путин – партию телевидения».
Майкл Швиртц обращает внимание на то, что не только оппозиция, но и власть активно использует Интернет. А Том Партфитт напоминает о том, что огромная часть России не имеет стабильного доступа к всемирной паутине. Впрочем, добавил он, Кремль пока что сторонился таких, как в Китае, попыток подчинить себе сеть.
Корреспонденты «Гардиан», «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост» и «Голоса Америки» о журналистике в России