Политико-церковный пейзаж современной России
Власть разыгрывает церковную карту, но самостоятельные политические шаги патриарха Кирилла поддерживать не намерена. Так московская журналистка Светлана Солодовник определила характер сегодняшних взаимоотношений между Кремлем и РПЦ. «Я допускаю, – уточнила Солодовник, – что здесь имеет место своеобразная скрытая дуэль».
Дуэль – во имя чего, и какими средствами?
Как рулить процессом
Говоря проще – представляет ли церковь проблему для светской власти?
«Сегодня – нет», – таков ответ Светланы Солодовник. «Церковь, – поясняет она, – всеми своими действиями поддерживает власть. Да, она может и покритиковать ее. Но – минимально: настолько минимально, что эта критика попросту незаметна – в силу своей абстрактности. Дескать, коррупция – это плохо. Вот только на конкретику церковь не откликается. А могла бы».
К коррупции дело, однако, не сводится. «Власть, – констатирует журналистка, – пользуется церковью для стабилизации ситуации – ведь с самого начала активного протестного движения церковь заявила: не раскачивайте лодку, стабильность всего дороже, не надо повторения революций. Только постепенное движение…»
Есть, впрочем, и вопросы. А у некоторых представителей церковной иерархии – и ответы. По словам председателя синодального отдела московского патриархата РПЦ по взаимодействию Церкви и общества Всеволода Чаплина, в течение последних двух месяцев была проведена «целая система залпов против церкви».
«У нас были предупреждения, что против нас будут работать», – заявил протоиерей Чаплин, имея в виду эпизоды с золотым патриаршим брегетом, квартирами родственников, «Серебряной калошей» и, наконец, панк-молебен в храме Христа Спасителя. И сделав вывод: против церкви ведется целенаправленная кампания. В которой, по словам Чаплина, заинтересован как кое-кто из находящихся в коридорах власти сегодня, так и те, кто находился там прежде.
«Никакой кампании против церкви нет, – убежден российский этнограф и философ Юрий Семенов. – Нарастает стихийное недовольство церковной алчностью – в том числе и среди людей, в общем-то относящихся к церкви сочувственно. Причина? Образ жизни верхушки: кричащая, демонстративная роскошь – на фоне бедности большинства населения».
«Церковь – единственная структур из числа тех, чья высшая иерархия формировалась только с санкции КГБ, и которая в постсоветские времена никогда не очищалась даже для вида, – сказал в интервью Русской службе «Голоса Америки» основатель и руководитель фонда «Гласность» правозащитник Сергей Григорьянц. – Единственная, где ни один из иерархов не был удален – за доносы, за связи с КГБ. За подробные отчеты не только о своих духовных детях, но и о своих коллегах».
Примеры? «В конце восемьдесят седьмого, – рассказывает Григорьянц, – журнал “Гласность” опубликовал два письма председателя Комитета по делам религий полковника Плеханова в ЦК КПСС о его беседах с иерархами Русской церкви. Двое из этих иерархов – митрополит Ленинградский и Таллиннский Алексий и митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен. Оба стали патриархами. И оба очень доверительно рассказывают о своих коллегах, друг о друге, т.е., по сути дела, занимаются доносами». «Причем, – продолжает правозащитник, – тогда меня – уже после освобождения – попытались арестовать. Дело в том, что к пересказам своих бесед с иерархами Плеханов приложил биографические справки о них. И вот, в справке о митрополите Крутицком и Коломенском Пимене Карпове Плеханов пишет, что тот, в прошлом майор Советской армии, в сорок втором году дезертировал. Год прятался в лесу, менял фамилию… И когда вышел этот номер “Гласности”, то, как потом мне рассказывал прокурор по надзору за работой КГБ Голубев, к нему пришли сотрудники КГБ с бумагами о возбуждении против меня уголовного дела о клевете. Но, поскольку год был все-таки восемьдесят седьмой, прокурор их спросил: “А доказать, что он не был дезертиром, можете?” Те ответили: “Ну, кто же такие вещи доказывает?” И тогда он им отказал. А в результате – сам через несколько месяцев был уволен. Словом, ничто в этом мире не меняется».
Чье дело – правое?
Разумеется, идеологические изменения – уж они-то, кажется, видны невооруженным глазом. А – вооруженным? «Верхушка церкви выполняет, в общем, ту же роль, что марксисты при большевиках», – считает богослов и публицист Яков Кротов. «В какой-то степени власть пытается выстраивать свою идеологию с опорой на церковь», – признает Светлана Солодовник. «Без идеологической основы, – уточняет Юрий Семенов, – править все-таки невозможно. А либерализм у большинства вызывает отторжение. Вот и выходит, что кроме православной риторики в запасе ничего нет».
По мнению Сергея Григорьянца, связь времен и здесь налицо. «Церковь, – констатирует правозащитник, – а точнее, Московская патриархия всегда играла важную роль в политических расчетах советских лидеров. Примечательно, что и в плане Шелепина (…), пока он осуществлялся при Хрущеве, наряду с многочисленными советскими интеллигентами, начавшими вызывать большую симпатию и пользоваться большим влиянием на Западе, а также с советским балетом и, конечно, с научными обменами, большое внимание сразу же было уделено и церкви. Московская патриархия тут же заняла экуменическую (т.е., по существу, еретическую по отношению к постановлениям многих соборов) позицию. Она тут же вступила во Всемирный совет церквей – созданный в значительной степени с помощью советского руководства. Тут же началось и влияние на иерархов зарубежных церквей. Вплоть до того, что один из них – англичанин – просто получил Ленинскую премию мира. Верхушка церкви оставалась вполне управляемой КГБ и довольно влиятельной силой. Которую в случае нужды всегда можно было использовать».
В эпоху многопартийности для этого пролагаются новые пути. Один из них привел актера и священника (временно запрещенного в служении) Ивана Охлобыстина в высший совет партии «Правое дело».
«Ход в политтехнологической игре Кремля, – так оценила этот шаг Светлана Солодовник. – Сами посудите: о “Правом деле” в последнее время не слышно и не видно. Как серьезную политическую силу его никто не воспринимает. Была попытка поставить Прохорова, но он повел себя не так, как нужно, и его быстренько убрали. И вот, по-видимому, пытаются внедрить туда Охлобыстина – уже выступавшего с некоторыми проектами, например, с религиозно-патриотической “Доктриной-77”». «Кто знает, – оговаривается журналистка, – может быть, Охлобыстин и вырастет когда-нибудь в серьезного политика. Но пока все его попытки – это политические игры с целью, зацепив какую-то часть аудитории, отвлечь внимание, скажем, от протестного движения. От реальных проблем. “Правое дело” – никчемное и никуда не годное, но если внедрить туда Охлобыстина (человека, безусловно, яркого) – вдруг начнется какое-то шевеление? А главное – эта часть политического спектра будет под присмотром. Т.е. главное для них – рулить процессами».
И хотя, как заметил еще пушкинский Годунов, «сын у отца не вечно в полной воле», в данном случае отсебятина исключается. «Это Прохоров мог вообразить, что будет вести какую-то самостоятельную политику, – считает Солодовник. – У Охлобыстина этого и в мыслях нет. Перед ним поставлена задача разработать идеологию – вот он и займется. И появится эдакий компот из патриотизма с добавкой национализма – а возможно, и монархизма – как нашего светлого будущего…»
Время патриарха
Эпизодические роли быстро и расшифровываются. Какое же место отводится на российской политической сцене патриарху РПЦ? «Патриарх, – уточняет Светлана Солодовник, – значимая общественная фигура. По всем соцопросам его рейтинг – один из самых высоких. Доверие к патриарху – чрезвычайно высокое. А сам он, возможно, не прочь сыграть политическую роль».
Какую же именно? По словам журналистки, «как это ни удивительно, даже либеральная общественность поначалу связывала с ним вполне определенные политические ожидания. Кирилл считался прозападным иерархом, вот и надеялись, что он как-то будет влиять на власть – в демократическом направлении. И, в общем, это человек, нацеленный на контакты с Западом. Конечно, теперь, возглавляя всю церковь, в которой либеральное крыло, по понятным причинам, не самое большое, Кирилл стал осторожнее в своих высказываниях. К тому же сейчас он выстраивает жесткую вертикаль, но в той мере, в какой церковные люди вообще склонны принимать демократические взгляды, Кирилл – один из их них».
Либеральный патриарх? «Нет, – считает Светлана Солодовник, – сказать, что Кирилл – либерал, нельзя. Либеральную концепцию развития он не признает. У него даже были работы о том, почему России не подходит западный либеральный путь. В большой степени это касается отношения либералов к религии. Для либералов религия – частное дело человека. Тогда как Кирилл убежден, что роль религии в российском обществе должна возрастать, в том числе и в политической сфере. И что государство должно этому способствовать».
У общественных ожиданий – своя логика. «Еще недавно, – вспоминает Солодовник, – в умеренно-либеральной прессе высказывалась мысль, что Кирилл мог бы сыграть значительную роль в демократическом развитии России».
Тут-то и начались скандалы. «Я не склонна, – сказала собеседница «Голоса Америки», – соглашаться с мыслью, что истории с квартирами и часами патриарха – это развязанная властью кампания против церкви. Но многие церковные деятели говорили другое: власть таким образом показывает Кириллу, что он слишком влезает в дела государства. И возможно, отчасти это правда: власть отпихивает всех, кто пытается влиться в политическую когорту. Новые игроки ей не нужны».
Коли так, не сделать ли ставку на внутрицерковных оппонентов? Прием в политтехнологии не новый. В сложившейся ситуации он, однако, малопригоден, считает Светлана Солодовник. «Поскольку, – подчеркивает журналистка, – на новые кафедры ставятся обычно молодые епископы, а архиепископов, настолько влиятельных, чтобы отважиться на противодействие патриарху, в церкви просто нет. Не случайно и на соборе, который выбирал патриарха после смерти Алексия Второго, за власть никто не боролся – все сдались. Единственный, кто готов был идти против Кирилла, – это архиепископ Климент – фигура в церкви непопулярная».
У блогосферы – свои звезды. Наблюдатели за церковно-политическими отношениями называют имя отца Тихона (Шевкунова). «Я слышала такие разговоры. Но не могу сказать, что это – человек, пользующийся в церкви безоговорочным уважением, – так Светлана Солодовник прокомментировала спекуляции на этот счет. – Во-первых, это человек из светской среды – не человек церковных кланов. Выпускник ВГИКа… Церковь не любит таких людей, а уж видеть его своим патриархом готовы, я думаю, очень немногие. Нет у меня уверенности и в том, что Путин готов сейчас поставить Шевкунова во главе церкви...»
Словом, дискуссия продолжается. Предварительные выводы? «Слишком уж активно демонстрируется общность интересов, – считает Сергей Григорьянц, – и свидетельствует это о неусвоенных уроках русской истории. Был в России когда-то православный царь – со времен Петра, в сущности, возглавлявший Русскую православную церковь. И вот настал момент, когда народ-богоносец не только с легкостью разгромил Зимний дворец, но начал громить церкви и устраивать костры из икон. Почему? Церковь не стала отдельным от власти институтом, стабилизирующим и пользующимся уважением русского народа. Я говорю, разумеется, не о подвижниках – Флоренском, Булгакове, Олсуфьеве. А лишь о том, что русский народ сделал некогда со своими иерархами, священниками, храмами. Но что мы видим сегодня? Повторение прошлого – только в более вульгарной форме».
И все же, констатирует правозащитник, следует помнить, что противоречия между Путиным и патриархом начались не сегодня. Есть, продолжает Григорьянц, красноречивая деталь, о которой сегодня почему-то не говорят. «Перед смертью, – вспоминает он, – патриарх Алексий Второй внезапно выступил против Кремля. Он отказался принять под свой омофор – т.е. в юрисдикцию Московской патриархии – церкви Абхазии и Южной Осетии. Что прямо противоречило агрессивной войне – и пропаганде…»
Дуэль – во имя чего, и какими средствами?
Как рулить процессом
Говоря проще – представляет ли церковь проблему для светской власти?
«Сегодня – нет», – таков ответ Светланы Солодовник. «Церковь, – поясняет она, – всеми своими действиями поддерживает власть. Да, она может и покритиковать ее. Но – минимально: настолько минимально, что эта критика попросту незаметна – в силу своей абстрактности. Дескать, коррупция – это плохо. Вот только на конкретику церковь не откликается. А могла бы».
К коррупции дело, однако, не сводится. «Власть, – констатирует журналистка, – пользуется церковью для стабилизации ситуации – ведь с самого начала активного протестного движения церковь заявила: не раскачивайте лодку, стабильность всего дороже, не надо повторения революций. Только постепенное движение…»
Есть, впрочем, и вопросы. А у некоторых представителей церковной иерархии – и ответы. По словам председателя синодального отдела московского патриархата РПЦ по взаимодействию Церкви и общества Всеволода Чаплина, в течение последних двух месяцев была проведена «целая система залпов против церкви».
«У нас были предупреждения, что против нас будут работать», – заявил протоиерей Чаплин, имея в виду эпизоды с золотым патриаршим брегетом, квартирами родственников, «Серебряной калошей» и, наконец, панк-молебен в храме Христа Спасителя. И сделав вывод: против церкви ведется целенаправленная кампания. В которой, по словам Чаплина, заинтересован как кое-кто из находящихся в коридорах власти сегодня, так и те, кто находился там прежде.
«Никакой кампании против церкви нет, – убежден российский этнограф и философ Юрий Семенов. – Нарастает стихийное недовольство церковной алчностью – в том числе и среди людей, в общем-то относящихся к церкви сочувственно. Причина? Образ жизни верхушки: кричащая, демонстративная роскошь – на фоне бедности большинства населения».
«Церковь – единственная структур из числа тех, чья высшая иерархия формировалась только с санкции КГБ, и которая в постсоветские времена никогда не очищалась даже для вида, – сказал в интервью Русской службе «Голоса Америки» основатель и руководитель фонда «Гласность» правозащитник Сергей Григорьянц. – Единственная, где ни один из иерархов не был удален – за доносы, за связи с КГБ. За подробные отчеты не только о своих духовных детях, но и о своих коллегах».
Примеры? «В конце восемьдесят седьмого, – рассказывает Григорьянц, – журнал “Гласность” опубликовал два письма председателя Комитета по делам религий полковника Плеханова в ЦК КПСС о его беседах с иерархами Русской церкви. Двое из этих иерархов – митрополит Ленинградский и Таллиннский Алексий и митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен. Оба стали патриархами. И оба очень доверительно рассказывают о своих коллегах, друг о друге, т.е., по сути дела, занимаются доносами». «Причем, – продолжает правозащитник, – тогда меня – уже после освобождения – попытались арестовать. Дело в том, что к пересказам своих бесед с иерархами Плеханов приложил биографические справки о них. И вот, в справке о митрополите Крутицком и Коломенском Пимене Карпове Плеханов пишет, что тот, в прошлом майор Советской армии, в сорок втором году дезертировал. Год прятался в лесу, менял фамилию… И когда вышел этот номер “Гласности”, то, как потом мне рассказывал прокурор по надзору за работой КГБ Голубев, к нему пришли сотрудники КГБ с бумагами о возбуждении против меня уголовного дела о клевете. Но, поскольку год был все-таки восемьдесят седьмой, прокурор их спросил: “А доказать, что он не был дезертиром, можете?” Те ответили: “Ну, кто же такие вещи доказывает?” И тогда он им отказал. А в результате – сам через несколько месяцев был уволен. Словом, ничто в этом мире не меняется».
Чье дело – правое?
Разумеется, идеологические изменения – уж они-то, кажется, видны невооруженным глазом. А – вооруженным? «Верхушка церкви выполняет, в общем, ту же роль, что марксисты при большевиках», – считает богослов и публицист Яков Кротов. «В какой-то степени власть пытается выстраивать свою идеологию с опорой на церковь», – признает Светлана Солодовник. «Без идеологической основы, – уточняет Юрий Семенов, – править все-таки невозможно. А либерализм у большинства вызывает отторжение. Вот и выходит, что кроме православной риторики в запасе ничего нет».
По мнению Сергея Григорьянца, связь времен и здесь налицо. «Церковь, – констатирует правозащитник, – а точнее, Московская патриархия всегда играла важную роль в политических расчетах советских лидеров. Примечательно, что и в плане Шелепина (…), пока он осуществлялся при Хрущеве, наряду с многочисленными советскими интеллигентами, начавшими вызывать большую симпатию и пользоваться большим влиянием на Западе, а также с советским балетом и, конечно, с научными обменами, большое внимание сразу же было уделено и церкви. Московская патриархия тут же заняла экуменическую (т.е., по существу, еретическую по отношению к постановлениям многих соборов) позицию. Она тут же вступила во Всемирный совет церквей – созданный в значительной степени с помощью советского руководства. Тут же началось и влияние на иерархов зарубежных церквей. Вплоть до того, что один из них – англичанин – просто получил Ленинскую премию мира. Верхушка церкви оставалась вполне управляемой КГБ и довольно влиятельной силой. Которую в случае нужды всегда можно было использовать».
В эпоху многопартийности для этого пролагаются новые пути. Один из них привел актера и священника (временно запрещенного в служении) Ивана Охлобыстина в высший совет партии «Правое дело».
«Ход в политтехнологической игре Кремля, – так оценила этот шаг Светлана Солодовник. – Сами посудите: о “Правом деле” в последнее время не слышно и не видно. Как серьезную политическую силу его никто не воспринимает. Была попытка поставить Прохорова, но он повел себя не так, как нужно, и его быстренько убрали. И вот, по-видимому, пытаются внедрить туда Охлобыстина – уже выступавшего с некоторыми проектами, например, с религиозно-патриотической “Доктриной-77”». «Кто знает, – оговаривается журналистка, – может быть, Охлобыстин и вырастет когда-нибудь в серьезного политика. Но пока все его попытки – это политические игры с целью, зацепив какую-то часть аудитории, отвлечь внимание, скажем, от протестного движения. От реальных проблем. “Правое дело” – никчемное и никуда не годное, но если внедрить туда Охлобыстина (человека, безусловно, яркого) – вдруг начнется какое-то шевеление? А главное – эта часть политического спектра будет под присмотром. Т.е. главное для них – рулить процессами».
И хотя, как заметил еще пушкинский Годунов, «сын у отца не вечно в полной воле», в данном случае отсебятина исключается. «Это Прохоров мог вообразить, что будет вести какую-то самостоятельную политику, – считает Солодовник. – У Охлобыстина этого и в мыслях нет. Перед ним поставлена задача разработать идеологию – вот он и займется. И появится эдакий компот из патриотизма с добавкой национализма – а возможно, и монархизма – как нашего светлого будущего…»
Время патриарха
Эпизодические роли быстро и расшифровываются. Какое же место отводится на российской политической сцене патриарху РПЦ? «Патриарх, – уточняет Светлана Солодовник, – значимая общественная фигура. По всем соцопросам его рейтинг – один из самых высоких. Доверие к патриарху – чрезвычайно высокое. А сам он, возможно, не прочь сыграть политическую роль».
Какую же именно? По словам журналистки, «как это ни удивительно, даже либеральная общественность поначалу связывала с ним вполне определенные политические ожидания. Кирилл считался прозападным иерархом, вот и надеялись, что он как-то будет влиять на власть – в демократическом направлении. И, в общем, это человек, нацеленный на контакты с Западом. Конечно, теперь, возглавляя всю церковь, в которой либеральное крыло, по понятным причинам, не самое большое, Кирилл стал осторожнее в своих высказываниях. К тому же сейчас он выстраивает жесткую вертикаль, но в той мере, в какой церковные люди вообще склонны принимать демократические взгляды, Кирилл – один из их них».
Либеральный патриарх? «Нет, – считает Светлана Солодовник, – сказать, что Кирилл – либерал, нельзя. Либеральную концепцию развития он не признает. У него даже были работы о том, почему России не подходит западный либеральный путь. В большой степени это касается отношения либералов к религии. Для либералов религия – частное дело человека. Тогда как Кирилл убежден, что роль религии в российском обществе должна возрастать, в том числе и в политической сфере. И что государство должно этому способствовать».
У общественных ожиданий – своя логика. «Еще недавно, – вспоминает Солодовник, – в умеренно-либеральной прессе высказывалась мысль, что Кирилл мог бы сыграть значительную роль в демократическом развитии России».
Тут-то и начались скандалы. «Я не склонна, – сказала собеседница «Голоса Америки», – соглашаться с мыслью, что истории с квартирами и часами патриарха – это развязанная властью кампания против церкви. Но многие церковные деятели говорили другое: власть таким образом показывает Кириллу, что он слишком влезает в дела государства. И возможно, отчасти это правда: власть отпихивает всех, кто пытается влиться в политическую когорту. Новые игроки ей не нужны».
Коли так, не сделать ли ставку на внутрицерковных оппонентов? Прием в политтехнологии не новый. В сложившейся ситуации он, однако, малопригоден, считает Светлана Солодовник. «Поскольку, – подчеркивает журналистка, – на новые кафедры ставятся обычно молодые епископы, а архиепископов, настолько влиятельных, чтобы отважиться на противодействие патриарху, в церкви просто нет. Не случайно и на соборе, который выбирал патриарха после смерти Алексия Второго, за власть никто не боролся – все сдались. Единственный, кто готов был идти против Кирилла, – это архиепископ Климент – фигура в церкви непопулярная».
У блогосферы – свои звезды. Наблюдатели за церковно-политическими отношениями называют имя отца Тихона (Шевкунова). «Я слышала такие разговоры. Но не могу сказать, что это – человек, пользующийся в церкви безоговорочным уважением, – так Светлана Солодовник прокомментировала спекуляции на этот счет. – Во-первых, это человек из светской среды – не человек церковных кланов. Выпускник ВГИКа… Церковь не любит таких людей, а уж видеть его своим патриархом готовы, я думаю, очень немногие. Нет у меня уверенности и в том, что Путин готов сейчас поставить Шевкунова во главе церкви...»
Словом, дискуссия продолжается. Предварительные выводы? «Слишком уж активно демонстрируется общность интересов, – считает Сергей Григорьянц, – и свидетельствует это о неусвоенных уроках русской истории. Был в России когда-то православный царь – со времен Петра, в сущности, возглавлявший Русскую православную церковь. И вот настал момент, когда народ-богоносец не только с легкостью разгромил Зимний дворец, но начал громить церкви и устраивать костры из икон. Почему? Церковь не стала отдельным от власти институтом, стабилизирующим и пользующимся уважением русского народа. Я говорю, разумеется, не о подвижниках – Флоренском, Булгакове, Олсуфьеве. А лишь о том, что русский народ сделал некогда со своими иерархами, священниками, храмами. Но что мы видим сегодня? Повторение прошлого – только в более вульгарной форме».
И все же, констатирует правозащитник, следует помнить, что противоречия между Путиным и патриархом начались не сегодня. Есть, продолжает Григорьянц, красноречивая деталь, о которой сегодня почему-то не говорят. «Перед смертью, – вспоминает он, – патриарх Алексий Второй внезапно выступил против Кремля. Он отказался принять под свой омофор – т.е. в юрисдикцию Московской патриархии – церкви Абхазии и Южной Осетии. Что прямо противоречило агрессивной войне – и пропаганде…»