Васильков, Киевская область, 24 февраля – 30 марта
Монолог жительницы г. Василькова Надежды о том, что происходит с ней и ее близкими. Записан по телефону, 30 марта 2022.
Как вам сказать. Вся жизнь у нас закончилась 24-го утром. Никто об этом даже и не предполагал, что такое может быть, такой ужас. Хотя у нас война давно идет на Донбассе, мы понимаем, у нас тут переселенцы, в Киеве.
Я живу в 30-километровой зоне от столицы, я там работала до войны, в Киеве. Мы там раньше жили, а потом переехали в пригород, в частный дом. Построили дом и здесь живем. Ну а когда началась война, нас в 5 часов утра бомбили. А у нас дом, ну, получается, недалеко военный аэродром, тут двевоенные части и нас тут так бомбили 24-го числа! Мы не понимали, выживем мы или не выживем. Это был какой-то ад. Бомбы просто сыпались на голову. Ну как-то чудом вот это место, где мы, где наш дом и соседи… Как-то вокруг все горело, а мы как-то еще... Мы не понимали вообще, что происходити куда бежать, но мы не собираемся, конечно, никуда бежать. Тут и умрем, если придется. Молимся, ждем конца какого-то.
Не знаю, что вам сказать. Это не объяснить словами. Бомбы летят целую ночь над домом, над головой. Летят крылатые ракеты, бомбы, авиация этих ужасных людей, которые неизвестно чего от нас хотят. Что мы у них украли или отняли, я не понимаю. Мы никому не хотим зла, мы очень мирная нация. Какие тут нацисты?! Сколько живу, я их не видела. Разговариваем на русском, на украинском, на татарском. Вообще нету ущемления никаких людей.
Я вообще не понимаю. Открываешь специально… открываю канал русский, там одна неправда, одно вранье. Как там люди это слушают, я не понимаю.
Что вам сказать, у меня сестра мужа в Харькове. Я не знаю, жива она, не жива. Связи нет. Ни водытам, ничего. Она выехать не может. Может, ее уже и нет. Я уже просто ее оплакала и все. Двоюродная сестра моя в Чернигове, то же самое, ни связи нет, ничего нет. Я не знаю, кто жив, кто не жив, как мои дети.
Мой сын в оккупации. У меня тоже с ним связи нет. Я вообще живу не знаю, на каком свете. И за что это нам, я тоже не могу понять, кому мы что сделали и когда это закончится. Если бы не Америка и не страны, которые нам помогают, нас бы уже здесь просто не было. Я безмерно благодарна этим людям.
Да просто не рассказать… Я… уже даже слез нет. Я уже не плачу, потому что нечем, я уже черствая стала, мне просто жалко детей. Мне на себя уже все равно... Мне просто жалко детей и молодежь. За что это? У меня внучке 5 лет. Я не знаю, где она, что с ней. Я просто беру фотографию и смотрю, плачу, больше ничего. И дочка тоже - не знаю, где она. Уехала и сидят там. Вот такая у нас жизнь теперь. Как вам сказать, слов нет. Это какие-то варвары. И вы понимаете, вот включаешь новости, они что-то такое мелют, какие-то нацисты, какие-то химические производства. Какие производства?
У нас очень добрые, порядочные люди. Ну, как у всех, есть всякие там, ну более-менее нормально мы все жили, всех принимали, ездили везде, а сейчас будто какой-то кошмар, это 19-й век, даже не 19-й... Просто нет слов. Как посмотришь на этот Мариуполь, на Чернигов.
24-го утром сильные бомбежки были, у нас тут две нефтебазы, одна в 7 километрах, другая, по-моему, тоже километрах в 5. На второй день, 25-го, одна нефтебаза сгорела, два дня тут все было в золе, на улице просто все черное, было дышать нельзя. Было окно открыть нельзя, черный дым валил, они ее бомбили целые сутки. Потом начали бомбить с другой стороны нефтебазы тоже. Километров 5, эту базу начали бомбить. Город Васильков, ну это где я живу, это Васильков, Киевская область, так центр – вообще все разрушено. Военная часть, там училище, одно, второе. Там ПТУ, где дети учились. Дом, где жила моя соседка, соседкина дочка, она успела чудом оттуда уехать вечероми ночью этот дом разбомбили, пятиэтажку. Просто дырка посреди дома, дырка сквозная. Бомбили 26-го, бомбили 27-го, бомбили... Короче, они бомбили целую неделю. Сейчас, сейчас меньше летит ракет, меньше летит. Но все равно оно начинается, как вечер, все трясется. А бывает, что и днем трясется. Авиация. Я не знаю, когда они остановятся. Я просто не понимаю. Вот не знаю, у нас, правда, оккупации нет в этом месте, но она есть везде у нас. У меня подружка, она сейчас в Штатах живет, она замуж туда вышла, а у нее в Ирпене квартира. Там брат жил. Там нет ни квартиры, ни улицы, ничего там нет - просто взорванная земля. Это кошмар. Я не могу просто вам даже сказать, я такого не видела, даже в кино.
А у меня бабушка, вот, две бабушки. Одной 93. Она лежачая, а одной 82. А той, которая 93, она на нервной почве слегла. Она чуть с ума не сошла, она пережила одну войну с 41-го по 45-й, и две голодовки. А теперь она… у нее отнялись ноги, она лежит пластом на нервной почве, я ничего не могу, даже лекарств купить, их просто нет. У меня ничего ей даже дать нету, кроме чая. Там суп я варю…что могу. Никаких медикаментов, ничего нет. За что это все, я не могу понять. И когда это закончится? Когда этот злой человек, который сидит там, в бункере, поймет, что мы просто люди, такие как все. И нельзя так с людьми поступать. Тем более убивать детей. За что? Моя внучка так плакала. 5 лет. Летят ракеты над нами, на 50 метрах высоты, мы стоим во дворе, она стоит, бедная, плачет, ее всю трусит. Она говорит: «Бабушка!». А что бабушка будет делать. Если бы я могла поменять свою жизнь, чтобы эта скотина сдохла. Простите за грубость. Я бы даже не думала об этом. У нас люди с голыми руками на танки прыгают, я тоже, если будут ехать, я пойду лягу под колеса. Мне уже все равно.
Когда начиналась бомбежка, первую неделю мы сидели… У нас подвал есть, у нас частный дом. И в этом частном доме рядом мы такой типа как подвал сделали, для хранения овощей. Знаете, такое, как бывает возле частного дома. Ну у нас так, например, в Украине, ну, холодный подвал. Мы первую неделю прятались там, когда вообще все горело. А потом уже, вы понимаете, бабушка лежачая. Какое туда, я же ее одну не оставлю в доме умирать, а сама пойду в подвал. И мы решили никуда не ходить. Если Богу угодно, значит умрем здесь все вместе. Ну я же не оставлю старого и лежачего человека. Она лежит на кровати, и мы сидим. Я молюсь и читаю что-то или просто смотрю в окно, как все горит, полыхает. Мне уже не страшно, мне все равно. Я сказала богу: если угодно умереть, ну, так, значит, так тому и быть. Куда уже бежать? Я никуда не побегу. Вот так их кормлю, этих бабушек, ухаживаю за ними. Но днем еще сегодня тихо. Вчера так более-менее. А позавчера весь день так долго били, просто сил нет. Недалеко от нас ракета упала. Мой муж кусок разбитой ракеты принес. «Зачем?» - «Тебе показать». - «Мне такие подарки не нужны». Вот такие дела. И так все время, но сейчас меньше, конечно, бомбят. У них ракет меньше стало, не знаю. Но вечер начинается, все равно бомбят, все равно ночью покоя нет. У меня даже собака кушать перестала. Она смотрит на небо и прячется, и даже кушать не хочет. Она такого еще не видела, ну не было, слава Богу, войны. Жили как люди. Только некоторым тут неймется. Все им мало. Я не знаю, что они хотят? Территорий мало что ли у них?
Нам уже и не страшно, мы уже тут все просто молимся, чтобы это все, чтобы он дальше хоть не пошел. А то все намекает на Польшу, туда-сюда. Мало тебе тут крови, еще подавай. Так что такие дела у нас тут. Никогда не думала, что придется такое переживать.
Спасибо вам большое, вы такие хорошие люди. Да все будет хорошо. Я верю в победу, верю, что Бог все устроит. Все-таки добро побеждает зло, так в Библии написано и по-другому быть не может. Все, до свидания, пойду бабушку кормить. Спасибо вам большое за поддержку. До встречи.
Монолог жительницы г. Василькова Надежды о том, что происходит с ней и ее близкими. Записан по телефону, 30 марта 2022.
Как вам сказать. Вся жизнь у нас закончилась 24-го утром. Никто об этом даже и не предполагал, что такое может быть, такой ужас. Хотя у нас война давно идет на Донбассе, мы понимаем, у нас тут переселенцы, в Киеве.
Я живу в 30-километровой зоне от столицы, я там работала до войны, в Киеве. Мы там раньше жили, а потом переехали в пригород, в частный дом. Построили дом и здесь живем. Ну а когда началась война, нас в 5 часов утра бомбили. А у нас дом, ну, получается, недалеко военный аэродром, тут двевоенные части и нас тут так бомбили 24-го числа! Мы не понимали, выживем мы или не выживем. Это был какой-то ад. Бомбы просто сыпались на голову. Ну как-то чудом вот это место, где мы, где наш дом и соседи… Как-то вокруг все горело, а мы как-то еще... Мы не понимали вообще, что происходити куда бежать, но мы не собираемся, конечно, никуда бежать. Тут и умрем, если придется. Молимся, ждем конца какого-то.
Не знаю, что вам сказать. Это не объяснить словами. Бомбы летят целую ночь над домом, над головой. Летят крылатые ракеты, бомбы, авиация этих ужасных людей, которые неизвестно чего от нас хотят. Что мы у них украли или отняли, я не понимаю. Мы никому не хотим зла, мы очень мирная нация. Какие тут нацисты?! Сколько живу, я их не видела. Разговариваем на русском, на украинском, на татарском. Вообще нету ущемления никаких людей.
Я вообще не понимаю. Открываешь специально… открываю канал русский, там одна неправда, одно вранье. Как там люди это слушают, я не понимаю.
Что вам сказать, у меня сестра мужа в Харькове. Я не знаю, жива она, не жива. Связи нет. Ни водытам, ничего. Она выехать не может. Может, ее уже и нет. Я уже просто ее оплакала и все. Двоюродная сестра моя в Чернигове, то же самое, ни связи нет, ничего нет. Я не знаю, кто жив, кто не жив, как мои дети.
Мой сын в оккупации. У меня тоже с ним связи нет. Я вообще живу не знаю, на каком свете. И за что это нам, я тоже не могу понять, кому мы что сделали и когда это закончится. Если бы не Америка и не страны, которые нам помогают, нас бы уже здесь просто не было. Я безмерно благодарна этим людям.
Да просто не рассказать… Я… уже даже слез нет. Я уже не плачу, потому что нечем, я уже черствая стала, мне просто жалко детей. Мне на себя уже все равно... Мне просто жалко детей и молодежь. За что это? У меня внучке 5 лет. Я не знаю, где она, что с ней. Я просто беру фотографию и смотрю, плачу, больше ничего. И дочка тоже - не знаю, где она. Уехала и сидят там. Вот такая у нас жизнь теперь. Как вам сказать, слов нет. Это какие-то варвары. И вы понимаете, вот включаешь новости, они что-то такое мелют, какие-то нацисты, какие-то химические производства. Какие производства?
У нас очень добрые, порядочные люди. Ну, как у всех, есть всякие там, ну более-менее нормально мы все жили, всех принимали, ездили везде, а сейчас будто какой-то кошмар, это 19-й век, даже не 19-й... Просто нет слов. Как посмотришь на этот Мариуполь, на Чернигов.
24-го утром сильные бомбежки были, у нас тут две нефтебазы, одна в 7 километрах, другая, по-моему, тоже километрах в 5. На второй день, 25-го, одна нефтебаза сгорела, два дня тут все было в золе, на улице просто все черное, было дышать нельзя. Было окно открыть нельзя, черный дым валил, они ее бомбили целые сутки. Потом начали бомбить с другой стороны нефтебазы тоже. Километров 5, эту базу начали бомбить. Город Васильков, ну это где я живу, это Васильков, Киевская область, так центр – вообще все разрушено. Военная часть, там училище, одно, второе. Там ПТУ, где дети учились. Дом, где жила моя соседка, соседкина дочка, она успела чудом оттуда уехать вечероми ночью этот дом разбомбили, пятиэтажку. Просто дырка посреди дома, дырка сквозная. Бомбили 26-го, бомбили 27-го, бомбили... Короче, они бомбили целую неделю. Сейчас, сейчас меньше летит ракет, меньше летит. Но все равно оно начинается, как вечер, все трясется. А бывает, что и днем трясется. Авиация. Я не знаю, когда они остановятся. Я просто не понимаю. Вот не знаю, у нас, правда, оккупации нет в этом месте, но она есть везде у нас. У меня подружка, она сейчас в Штатах живет, она замуж туда вышла, а у нее в Ирпене квартира. Там брат жил. Там нет ни квартиры, ни улицы, ничего там нет - просто взорванная земля. Это кошмар. Я не могу просто вам даже сказать, я такого не видела, даже в кино.
А у меня бабушка, вот, две бабушки. Одной 93. Она лежачая, а одной 82. А той, которая 93, она на нервной почве слегла. Она чуть с ума не сошла, она пережила одну войну с 41-го по 45-й, и две голодовки. А теперь она… у нее отнялись ноги, она лежит пластом на нервной почве, я ничего не могу, даже лекарств купить, их просто нет. У меня ничего ей даже дать нету, кроме чая. Там суп я варю…что могу. Никаких медикаментов, ничего нет. За что это все, я не могу понять. И когда это закончится? Когда этот злой человек, который сидит там, в бункере, поймет, что мы просто люди, такие как все. И нельзя так с людьми поступать. Тем более убивать детей. За что? Моя внучка так плакала. 5 лет. Летят ракеты над нами, на 50 метрах высоты, мы стоим во дворе, она стоит, бедная, плачет, ее всю трусит. Она говорит: «Бабушка!». А что бабушка будет делать. Если бы я могла поменять свою жизнь, чтобы эта скотина сдохла. Простите за грубость. Я бы даже не думала об этом. У нас люди с голыми руками на танки прыгают, я тоже, если будут ехать, я пойду лягу под колеса. Мне уже все равно.
Когда начиналась бомбежка, первую неделю мы сидели… У нас подвал есть, у нас частный дом. И в этом частном доме рядом мы такой типа как подвал сделали, для хранения овощей. Знаете, такое, как бывает возле частного дома. Ну у нас так, например, в Украине, ну, холодный подвал. Мы первую неделю прятались там, когда вообще все горело. А потом уже, вы понимаете, бабушка лежачая. Какое туда, я же ее одну не оставлю в доме умирать, а сама пойду в подвал. И мы решили никуда не ходить. Если Богу угодно, значит умрем здесь все вместе. Ну я же не оставлю старого и лежачего человека. Она лежит на кровати, и мы сидим. Я молюсь и читаю что-то или просто смотрю в окно, как все горит, полыхает. Мне уже не страшно, мне все равно. Я сказала богу: если угодно умереть, ну, так, значит, так тому и быть. Куда уже бежать? Я никуда не побегу. Вот так их кормлю, этих бабушек, ухаживаю за ними. Но днем еще сегодня тихо. Вчера так более-менее. А позавчера весь день так долго били, просто сил нет. Недалеко от нас ракета упала. Мой муж кусок разбитой ракеты принес. «Зачем?» - «Тебе показать». - «Мне такие подарки не нужны». Вот такие дела. И так все время, но сейчас меньше, конечно, бомбят. У них ракет меньше стало, не знаю. Но вечер начинается, все равно бомбят, все равно ночью покоя нет. У меня даже собака кушать перестала. Она смотрит на небо и прячется, и даже кушать не хочет. Она такого еще не видела, ну не было, слава Богу, войны. Жили как люди. Только некоторым тут неймется. Все им мало. Я не знаю, что они хотят? Территорий мало что ли у них?
Нам уже и не страшно, мы уже тут все просто молимся, чтобы это все, чтобы он дальше хоть не пошел. А то все намекает на Польшу, туда-сюда. Мало тебе тут крови, еще подавай. Так что такие дела у нас тут. Никогда не думала, что придется такое переживать.
Спасибо вам большое, вы такие хорошие люди. Да все будет хорошо. Я верю в победу, верю, что Бог все устроит. Все-таки добро побеждает зло, так в Библии написано и по-другому быть не может. Все, до свидания, пойду бабушку кормить. Спасибо вам большое за поддержку. До встречи.