Политические элиты в таких странах, как Россия, Индия и Китай склонны подозрительно и с недоверием воспринимать действия США и видеть за процессами, происходящими в мире, «руку Америки». Такова зачастую первая реакция на неожиданные события, как это было во время волнений на Ближнем Востоке. Однако по мере рассмотрения происходящего эта точка зрения может серьезно изменяться.
В качестве примера известный американский политолог-китаист Дэвид Шамбау (David Shambaugh) привел реакцию Пекина, который, поначалу заподозрив руку Вашингтона в событиях в Ливии, затем поддержал резолюцию в Совете безопасности ООН о введении санкций в отношении этой страны.
Шамбау выступил в среду на конференции, организованной в университете имени Джорджа Вашингтона в американской столице. О том, как внутренние процессы в России, Индии и Китае влияют на принятие внешнеполитических решений, говорили в среду участники совещания «Внешнеполитические дебаты внутри растущих держав», организованной Школой международных дел Эллиотт университета Джорджа Вашингтона. Американские политологи продолжают внимательно следить за тем, как в крупнейших растущих государствах Евразии формируется внешняя политика и, особенно, по отношению к США.
«Китай видел руку Америки позади всех восстаний, где бы то ни было, однако на втором этапе китайцы пытаются понять, что же происходит на самом деле, – отметил Дэвид Шамбау. – Китай был досмерти напуган событиями на Ближнем Востоке. В Ливии у Китая находятся граждане, рабочие и инвестиции, и если первых двух еще можно эвакуировать, то последнее вытащить гораздо сложнее».
«Когда происходило голосование в Совбезе ООН по санкциям в отношении Ливии, важную роль сыграли британцы. Под их нажимом китайская делегация попросила час, чтобы проконсультироваться с Пекином и, получив телеграмму с одобрением, проголосовала за резолюцию», – рассказал Дэвид Шамбау.
Во многом схожая реакция была и в Москве, считает политолог Энди Качинс (Andrew C. Kuchins). Во всяком случае, если судить по интервью Игоря Сечина газете «Ведомости», где он обвинил Google (читай США) в распространении революции в Ливии, именно таковой и была первая реакция российской власти на волнения на Ближнем Востоке.
«В России есть тенденция переоценивать роль США в мировых событиях, – указал Качинс. – Это может объясняться тем, что политическая верхушка в стране нервничает, испытывает ощущение стагнации, как это в брежневские времена».
В целом, по мнению Качинса, российская реакция на события на Ближнем Востоке была осторожной. По оценке политолога, «в России существует немалая доля скептицизма в отношении социальных волнений». Поэтому важную роль в том, какая внешнеполитическая школа берет верх в России в тот или иной момент времени, в очень большой степени играют сами Соединенные Штаты, и то, как строится американская политика по отношению к России, считает Эндрю Качинс.
В этой связи известный американский политолог, возглавляющий Российскую и Евроазиатскую программу Центра стратегических и международных исследований (CSIS), назвал три основные группы, формирующие внешнюю политику России. По его оценке, первую группу составляют либералы-западники, которые доминировали в российской политике в начале 1990- годов (Козырев, Гайдар), но попали под огонь критики, как «прислужники интересов Запада». Вторую группу составляют «великодержавные реалисты», царившие в российской политике с середины 1990-х до начала 2000-х годов и придерживавшиеся концепции многополярного мира. Главой этой школы Энди Качинс считает Евгения Примакова, которого он назвал «российским эквивалентом нашего Киссинджера». Качинс считает, что приход к власти этой группы был вызван разочарованием либералами и Западом.
Кульминацией её деятельности Качинс назвал разворот самолета Примакова над Атлантикой в разгар кризиса в Косово. И, наконец, третью группу Качинс определил как националисты, настроенные антизападно и антиамерикански. «Её наиболее ярким представитель – Александр Дугин, но у власти они никогда не были», – отметил Качинс. Вместе с тем он считает, что Владимиру Путину удалось «создать комбинацию второй и третьей тенденций в настроениях российского общества».
Энди Качинс считает, что война 2008 года в Грузии, а особенно экономический кризис, от которого Россия пострадала больше, чем другая страна Большой Восьмерки, оказали «отрезвляющее влияние» на внешнеполитические дебаты в Москве. И Москва стала больше сотрудничать с США по таким вопросам, как Афганистан, стратегические наступательные вооружения, Иран. «После того, как вопрос о расширении НАТО был снят с повестки дня после войны в Грузии, Москва стала более гибкой в отношении с Западом», – отметил Качинс.
По мнению профессора университета Джорджа Вашингтона Генри Нау (Henry Nau), в 2009 году в США произошел сдвиг от политики Джорджа Буша-младшего, ориентированной на распространение демократии, к политике Обамы, в значительной степени учитывающей роль ведущих стран и прагматически ориентированной на вопросы безопасности. «Эта политика отдала приоритеты Китаю, а также России, и стремилась предвидеть конфликты, которые могут возникнуть», – уточнил профессор Нау.
С этой точкой зрения согласились все специалисты-политологи, говорившие об Индии, Китае и России. Они отметили, что визиты президента США в эти страны смогли значительно улучшить отношение в них к Америке и снизить подозрительность. «Визит Обамы в Дели укрепил проамериканские голоса в Индии», – сказала профессор Дипа Олапали (Deepa M. Ollapally). Со своей стороны, Качинс отметил, что визит Обамы в Москву летом 2009 года позволил «выработать своего рода персональную химическую реакцию» между президентами Обамой и Медведевым. По оценке Дэвида Шамбау, важнейшую роль в улучшении отношений США и Китая сыграл визит Ху Цзинтао в Вашингтон в январе 2011 года, после которого наметилось улучшение американо-китайских отношений.
В своем выступлении профессор Нау отметил, что в таких странах, как Россия, Индия и Китай важную роль играют бюрократические структуры, которые отражают интеллектуальную ориентацию и приоритеты при принятии решений. Суть выступления Нау сводилась к тому, что у дипломатов, военных и экономистов свои сферы интересов и своя повестка дня. По его мнению, «интеллектуальные дебаты предшествуют принятию решений» в этих странах.