Председатель Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Михаил Федотов является инициатором создания музея на месте мавзолея В.И.Ленина на Красной площади в Москве. О подробностях этой инициативы и проекте новой общественно-государственной программы об увековечении памяти жертв тоталитарного режима и о национальном примирении известный правозащитник, а теперь и советник президента Дмитрия Медведева, рассказал в интервью Русской службе «Голоса Америки» как раз в день годовщины рождения «вождя мирового пролетариата».
Вадим Массальский: Как вы предлагаете обустроить музей на месте мавзолея? Значит ли это, что из культового здания нужно будет вынести тело Ленина, предать его земле?
Михаил Федотов: Я думаю, что все варианты можно обсуждать – в том числе и сохранение тела Ленина в мавзолее. Это нормально, это соответствует мировому опыту. Например, никому не приходит в голову вынести прах императора Франции Наполеона Бонапарта из саркофага во Дворце инвалидов в Париже. Этот саркофаг давно является музейной достопримечательностью. Но понимаете в чем разница: к наполеоновской гробнице никто не приходит возлагать цветы, у нее нет вот этого ореола сакральности.
Наш московский мавзолей – это тоже достопримечательность. Это памятник архитектуры, памятник инженерной мысли. Я думаю, можно собрать много интересных экспонатов и материалов, связанных и с историей создания и функционирования мавзолея, с историей мумифицирования.
В.М.: То есть вы, Михаил Александрович, не рассматриваете мавзолей, как возможный музей истории революции или истории тоталитаризма?
М.Ф.: Нет, это было бы абсолютно неуместно.
В.М.: А как быть с телом Владимира Ленина?
М.Ф.: Пусть останется, если будет принято такое политическое решение. Можно и захоронить тело Ленина. В том числе и в самом музее-мавзолее. Это вопрос дискуссионный.
В.М.: Подобная идея озвучивалась вашим президентским Советом Дмитрию Медведеву?
М.Ф.: Нет, она не озвучивалась.
В.М.: Но тогда можно ли ее рассматривать, как элемент предложенной вашим Советом программы «десталинизации»?
М.Ф.: Нет такой программы «десталинизации», хотя так и пишут некоторые СМИ. Есть проект общественно-государственной программы об увековечении памяти жертв тоталитарного режима и о национальном примирении. Но хотя пока это проект, можно говорить о примерах его осуществления. Например, на Алтае, в Барнауле, уже поставлен памятник жертвам политических репрессий. А это как раз один из пунктов нашей программы.
Напомню, «десталинизация» проводилась в СССР в середине 1950-х годов. И выражалась она в том, что сносились памятники Иосифу Сталину, закрывались музеи в его честь. Мы же сегодня не предлагаем сносить памятники и закрывать музеи. Мы предлагаем их строить и открывать. Только, конечно, не музеи Ленину и Сталину, а музеи, которые бы рассказывали правду о преступлениях тоталитаризма.
Поэтому создание музея-мавзолея на Красной площади тоже можно рассматривать, как часть нашей общественно-государственной программы. Но хочу подчеркнуть, это не предложение Совета. Это мое личное предложение. Другое дело, что в нашей программе, которая была представлена президенту, Совет указал, что пора решить вопрос с захоронением тела Ленина. Но однозначного варианта решения этого вопроса пока нет.
В.М.: Однако, как бы ни называлась ваша программа, как бы ни звучало ваше личное предложение по поводу музея, лидеры влиятельной в России коммунистической оппозиции дают этому резко негативную оценку. Авторов программы они называют провокаторами, которые уводят страну от решения сегодняшних проблем и пытаются снова расколоть российское общество на два непримиримых лагеря…
М.Ф.: Позвольте, неужели к расколу может привести открытие памятников жертвам политических репрессий или установка поклонных крестов на месте гулаговских лагерей? Неужели само покаяние – одно из лучших качеств, свойственных человеку – может привести к расколу? Ничего, что бы натравливало одну часть населения на другу, в нашем проекте нет. Там нет никакой «охоты на ведьм», никакой люстрации, никаких запретов.
В.М.: Но представители думской фракции КПРФ считают нарушением конституционных прав вашу идею запретить государственную службу для чиновников, которые имеют свой взгляд на советскую историю и отрицают сегодняшние оценки, например, личности Сталина. Коммунисты называют все это новой борьбой с инакомыслием.
М.Ф.: В проекте нашей программы, с которым каждый может ознакомиться на сайте Совета, говорится о другом. Мы заявляем, что необходимо дать политико-правовую оценку преступлениям тоталитарного режима. Поскольку такая оценка будет дана, то любое публичное оправдание преступлений тоталитарного режима, станет несовместимо с пребыванием на государственной службе. Это абсолютно нормально. Посмотрите сегодняшнее законодательство о государственной и муниципальной службе. Там написано, что служащему запрещено высказываться о деятельности госорганов и должностных лиц. Здесь – то же самое. Свобода мнений будет ограничена федеральным законом.
И тогда человек, находящийся на службе у государства, не сможет публично оправдывать преступления тоталитаризма. А то, что это были преступления, сначала должно быть установлено соответствующим политико-правовым решением. Это может быть, например, постановление Государственной Думы.
Таким образом, человек, публично оправдывающий преступления – я подчеркиваю, не достижения советской эпохи, а преступления, – будет нарушать закон. В этом нет ничего, что ущемляло бы конституционные права. Согласитесь, разве может находиться на госслужбе человек, который считает оправданными массовые убийства ни в чем не повинных людей?!
В. М.: Тем не менее, в России до сих пор немало политиков, экспертов, которые находят для массовых репрессий советской эпохи оправдания и объясняют это правом иметь разные точки зрения на исторические процессы.
М.Ф.: Не представляю себе, какие могут быть «разные точки зрения» в отношении убийства ни в чем не повинных людей? Приведу один давний эпизод. В 1992-м году я, будучи членом президентской комиссии по рассекречиванию архивов КПСС, знакомился с этими самыми архивами. И один документ до сих пор стоит у меня перед глазами. Это было письмо первого секретаря областного, по-моему, харьковского комитета ВКП(б), в котором он обращается в ЦК партии с просьбой увеличить «квоту» на репрессии по первой категории «контрреволюционных элементов» на 5 тысяч человек. А первая категория – это расстрел. И дальше следует резолюция товарища Сталина: «Разрешаю еще 50 тысяч».
В.М.: О подобных репрессиях в последние десятилетия в России написаны книги, сняты фильмы, опубликованы документы. Для миллионов людей все это уже не является секретом. Но тогда чем вы объясните то, что, по данным Левада-Центра, почти половина россиян до сих пор положительно оценивают роль Сталина в российской истории? Разве эту оценку могут поколебать ваши новые памятники и музеи?
М.Ф.: Я думаю, что оценки в российском обществе все-таки меняются. И это показывает та же динамика соцопросов. Хотя, увы, всегда найдутся люди, которые будут относиться к таким вождям, как Ленин и Сталин, как к некоему божеству. И эту «веру» невозможно поколебать фактами. Это уже вопрос к психологам. Но ведь проект нашей программы не о Сталине и не о Ленине. Между ними нет принципиальной разницы. Более того, если бы на месте Сталина был бы Троцкий, Киров, да кто угодно, было бы то же самое. Дело не в личности-функции, а в бесчеловечной сущности тоталитарного режима.
Поэтому наш проект программы обращен к сознанию сегодняшнего человека. Дело ведь даже не в вождях советской эпохи, дело в том, чтобы преодолеть в сознании новых поколений остатки тоталитарного мышления. Наша задача – убить дракона, который внутри нас. И внутри меня, в том числе. Мы должны до конца выдавить из себя вот этого тоталитарного раба. Иначе не получится в нашей стране никакой чудо-модернизации.
В.М.: А какова перспектива утверждения проекта программы вашего Совета президентом страны?
М.Ф.: Президент дал поручение главе своей администрации проработать все детали и представить соответствующий доклад. Такая большая работа началась, ведь в нашем проекте больше 40 вопросов. Мы надеемся по большинству из них получить положительные ответы. Дискуссия – это нормально. Ведь и в самом Совете тоже присутствуют разные позиции, мы тоже спорили, когда обсуждали этот документ.
В.М.: И последний вопрос. Российские политологи часто говорят о разных подходах президента Медведева и премьер-министра Путина к развитию гражданского общества в стране. Вы считаете, что между этими двумя лидерами действительно есть серьезные различия в оценках прошлого и путей модернизации России?
М.Ф.: Извините, без комментариев. Это уже вопросы политики, ими наш Совет не занимается.
Другие материалы о событиях в России читайте в рубрике «Россия»