«Нет, это не Инесса Арманд. Это другая женщина, зашифровавшая свое имя, – сказала в интервью Русской службе «Голоса Америки» профессор московской Высшей школы экономики Ирина Волкова. – Правда, один из инициалов можно расшифровать как «Елена». Между прочим, не исключено, что этим объясняется и происхождение псевдонима «Ленин». Связанного, скорее всего, вовсе не с расстрелом рабочих на Ленских золотых приисках, а с совершенно иными, значительно более интимными обстоятельствами».
Мона Лиза и марксист
«Коротка и до последних мгновений /нам известна жизнь Ульянова, /но долгую жизнь товарища Ленина / надо писать и описывать заново», – писал в 1924 году Владимир Маяковский. Увы, дело обстоит сложнее: даже сегодня об этом человеке известно намного меньше, чем принято думать.
Что же выплыло из тьмы забвения на этот раз? Мемуары подруги будущего вождя? Да, именно так. «Один из экземпляров этой книги, – рассказывает Ирина Волкова, – видел в Париже мой отец (В.К. Волков, 1930 – 2005 – известный российский историк, долгое время возглавлявший Институт славяноведения и балканистики РАН – А.П.). – Книга была издана в оккупированном Париже – по всей вероятности, летом сорокового года».
Дьявол, как водится, в деталях. «Советская пропаганда, – продолжает московский историк, – неизменно рисовала образ Ленина как великого знатока искусства. А вот неизвестная ленинская возлюбленная (она была, по-видимому, музыкантшей) придерживалась другого мнения. Однажды она послала ему открытку с репродукцией Моны Лизы. И вскоре получила ответное письмо с вопросом: «Кто эта красивая дама – твоя родственница или подруга?» Между тем жил Ленин на улице Мари-Роз: Лувр находился в пяти шагах…»
А вот другое свидетельство: записки Василия Оболенского – земского деятеля, в молодости не чуждого марксистских увлечений. «Дело было в Пскове, зимой 1899-1900 годов, – рассказывает Волкова. – Там, в ссылке, Оболенский оказался в одном марксистском кружке с Лениным. И как-то раз опоздал на заседание. Вошел в комнату, когда докладчик уже приступил к чтению доклада. Собственно, молодой Ленин (ему не было тогда и тридцати) читал вслух какую-то статью Каутского, причем весьма гладко и споро. Пробираясь к своему месту, Оболенский случайно бросил взгляд на лежавший перед выступающим текст. Каково же было его удивление, когда он увидел, что текст был немецкий – Ленин переводил прямо с листа. Тот, кому знакомы длинные немецкие фразы со строгим порядком слов, подтвердит, что переводить их с листа – дело совсем не легкое. Дело, стало быть, не в малограмотности: у Ленина, как свидетельствует и его неизвестная парижская приятельница, была одна страсть – достижение его партией власти, социальный переворот. Достопримечательности европейских городов его занимали мало…»
Перерисованный портрет
«Уберите Ленина с денег,/ так цена его высока», – писал когда-то Андрей Вознесенский. Мечта поэта-шестидесятника давно сбылась: лысый человек с бородкой вот уже много лет как перестал украшать российскую наличность. Причина тому, правда, не запредельная стоимость, но нечто прямо противоположное: высшие общественные добродетели сегодня воплощает не грассирующий предсовнаркома, а совершенно другие персонажи; один из последних –обольстительный и скорбный адмирал Колчак.
А ленинский миф – жив ли он сегодня? Окончательно ли он превратился в черную легенду? «Ленин неудобен, – считает проживающий в Лос-Анджелесе российский историк Анатолий Разгон. – Был момент, когда всех собак вешали на него. Потом это кончилось: о Ленине трудно говорить просто. Слишком уж противоречивая личность…»
Все-таки противоречивая? «Да, – убежден Анатолий Разгон, – и главное противоречие – между его теоретическими построениями – стройными, но незрелыми, – и практикой. А также отношением к этой практике».
Пресловутая ленинская противоречивость отмечалась уже современниками. «Милостивый государь Владимир Ильич, – писал в самом начале 1919-го года лидер эсеров Виктор Чернов, – …Вы не вор в прямом… смысле этого слова. Вы не украдете чужого кошелька. Но если вам понадобится украсть… народное доверие – Вы пойдете на все обманы… Вы себе «по совести» разрешили переступить через все преграды, которые знает человеческая совесть… История русской церковности… хорошо знает … властных основателей … «церквей», «кораблей» и «согласий», соединяющих в себе… фанатизм пустосвята с хитрецой расторопного… мужичка-ярославца…»
«Кстати, – подчеркивает Анатолий Разгон, – это был великий знаток человеческих душ. Сложный, трудный человек. И одновременно – чрезвычайно артистичная натура. Умевшая привлекать людей, неизменно находя, нащупывая тему, приятную собеседнику…»
…Политик давно отыграл свою роль. У мифа – своя жизнь. «При всем горячем желании приблизиться к оригиналу, он, как и раньше, далек от нас, – констатирует Ирина Волкова. – Причина – банальна: через образ Ленина каждый, кто говорит о нем, артикулирует свои собственные предпочтения. Обусловленные сегодняшними интересами…»
Примечательно, что для нынешних апологетов советского наследия Ленин – далеко не всегда положительный герой. «Не так давно появился документальный фильм («Тайны века. Кто заплатил Ленину» – А.П.), – продолжает Анатолий Разгон, – с участием Натальи Нарочницкой (Наталья Нарочницкая – заместитель председателя Комитета по международным делам Государственной Думы РФ, историк и публицист, дочь одного из крупнейших представителей официозной советской историографии академика Алексея Нарочницкого – А.П.) – Главная его мысль: революция была сделана инородцами, отщепенцами. Сделана Лениным и Парвусом на немецкие деньги. Давняя концепция – кстати, в свое время озвученная Солженицыным в его неудачной повести «Ленин в Цюрихе»…»
Смена вех? Очередной отказ от наследства? «Ничуть не бывало, – считает Разгон. – Да, публично академик Нарочницкий славословил Ленина. А у себя в гостиной – аплодировал людям, гораздо более правым, чем Солженицын. Просто дочь последовательнее, чем отец. Как когда-то говорили: в КПСС – двадцать два миллиона человек. Есть все – от монархистов до анархо-синдикалистов. Понятно, что есть и черносотенцы…»
Ключ к пломбированному вагону
Политический миф не может обойтись без упрощения. Реальность многомерна. «Да, – рассказывает Разгон, – революционеры-интернационалисты – и большевики, и меньшевики, и эсеры – брали деньги у немцев. И создавали, скажем, типографии в Финляндии. Зачем? Вовсе не ради Германии – они боролись против братоубийственной войны».
«Тема это вечная, – продолжает историк, – но ведь они стремились вызвать брожение и в немецкой армии. Они были убеждены, что революция в России вызовет переворот и в Германии. В чем, кстати, частично оказались правы. Проблема в другом: с точки зрения Нарочницкой и ее единомышленников, Первая мировая война была для России Войной Отечественной…»
«Странная точка зрения, – считает российский этнограф и философ Юрий Семенов. – На мировой арене боролись два блока – и оба нуждались в союзниках. Каждый стремился привлечь Россию на свою сторону. Скажем, Франция не хотела воевать с Германией на одном фронте. Но почему французам и англичанам легко удалось вовлечь Россию в конфликт? Да потому, что у России был колоссальный внешний долг – прежде всего перед Францией. При этом России война была не нужна – наиболее проницательные царские чиновники (например, Дурново) сознавали, что даже в случае успеха она приведет лишь к усилению зависимости от Запада…»
Назад в прошлое: от Мавзолея к гробнице Тутанхамона
Историки спорят, а миф, повторимся, живет своей собственной жизнью. Миф или мифы? Царский, советский, снова царский? Какое место занимает в этой круговерти фигура Ленина? Эти вопросы мы адресовали специалисту по советской мифологии – заведующей Департаментом истории колледжа Велсли и сотруднику Гарвардского центра российских и евроазиатских исследований профессору Нине Тумаркин (Nina Tumarkin), автору известной книги «Ленин жив!» (Lenin Lives!).
Алексей Пименов: Профессор Тумаркин, что для вас было особенно неожиданным, когда вы начали изучать культ Ленина?
Нина Тумаркин: Прежде всего – краткость исторического промежутка, отделяющего погребение Ленина (со всеми связанными с ним ритуалами, в том числе возведением Мавзолея) от открытия гробницы Тутанхамона. (Напомню, что обнаружили ее в ноябре 1922 года.) Искусство бальзамирования, которым владели древние египтяне, поразило тогдашнее общество. И этот исторический контекст мне представляется очень важным.
А.П.: Говоря о Мавзолее в вашей книге, вы ссылаетесь и на русский народный монархизм, и на идеи Федорова, и на богостроительство Луначарского…
Н.Т.: Да, связь ленинского культа с русским наивным монархизмом не была для меня неожиданностью. Равно как и то, что Сталин, а также Зиновьев, принимая решение о бальзамировании Ленина, использовали эти настроения для легитимизации большевистской, а точнее – собственной власти. Но я думала, что все это было аранжировано сверху. Я не предполагала, что была столь сильная народная реакция на смерть Ленина. Эти огромные толпы людей – да еще на лютом январском морозе! И вот что важно: это было первое столь масштабное – и притом публичное – выражение народной скорби, первая публичная траурная церемония после Первой мировой войны. Сопоставимая, кстати, с воздвижением Линкольновского мемориала в Вашингтоне. Это был своеобразный ритуал очищения, катарсиса.
А.П.: Но то было лишь начало ленинского культа. За которым последовали зрелый сталинизм, а потом и хрущевская оттепель. Шестидесятники… Образ Ленина использовался на всех этих стадиях, выражая различное, порой противоположное содержание. Благодаря чему это стало возможным?
Н.Т.: Вот это-то и делает образ Ленина таким интересным сюжетом для изучения. Да, различия тут были, и немалые: в двадцатых годах культ Ленина был пронизан скорбью. Любопытно, чествование вождя происходило в день его смерти, а не в день рождения. Цель, конечно, преследовалась политическая: легитимизация очень нелигитимного правительства. В общем, культ Ленина становится частью культа Сталина: помните формулу «Сталин – это Ленин сегодня»? Ну, а в шестидесятые – а точнее, еще раньше, незадолго до секретного доклада Хрущева, роль Ленина вновь меняется. В СССР начинают праздновать 22 апреля, день рождения вождя и праздник весны. Этот праздник – уже оптимистический: его смысловой центр – дедушка Ленин, окруженный детьми. Что, кстати, не соответствует действительности: детей он не любил. А цель – по-прежнему политическая:заменить поверженного Сталина.
А.П.: Да и в канун перестройки образ Ленина еще играл существенную роль – вспомнить хотя бы пьесы Шатрова. Там у Ленина уже явные черты диссидента…
Н.Т.: Да, но все-таки это явление, существовавшее только внутри художественной интеллигенции. Это не мейнстрим… Впрочем, не забудем, что и Горбачев – на том этапе – был в немалой степени ленинцем.
А.П.: Почему сегодняшние российские коммунисты предпочитают Ленину Сталина? При этом выступая за сохранение Мавзолея?
Н.Т.: Сталина они, как и многие другие, в частности, ветераны, считают организатором победы в Великой Отечественной войне – по существу, единственной победы СССР на международной арене. Вот и в недавно появившихся учебниках истории Сталин рассматривается как эффективный менеджер, как герой, возглавляющий и воплощающий сильную Россию, которую мир боится и уважает. А ведь при Ленине Россия была чрезвычайно слаба. А многие и просто возлагают на него ответственность за распад империи.
А.П.: А Мавзолей?
Н.Т.: Для многих это – великий символ России в двадцатом веке, символ Советского Союза, а вовсе не только Ленина. Место, где проходили парады, и где находится святыня: тело вождя-основателя державы. Своего рода сакральный центр страны. Это сложный комплекс чувств. И это символ того, что для миллионов людей означал СССР…
А.П: Есть ли в сегодняшней России другие культы, сравнимые с ленинским?
Н.Т.: При Ельцине была попытка создать своеобразный культ Николая Второго. Но не получилось. Сегодня существует что-то вроде культа Путина. Конечно, сравнивать эти явления трудно. Но главное – остается потребность в культе. Путин – это, так сказать, символ мужественности. В частности – для многих российских женщин. «Хочу такого, как Путин» – помните такую песню? Ну, а другого пока нет… Несмотря на одобрение некоторых аспектов сталинизма, возвращаться к чисткам, я думаю, не хочет никто.
А.П.: Ваш прогноз?
Н.Т.: Трудно сказать. Повторяю, увлечение лидерами прошлого, потребность в их сакрализации, – все это продолжается. Сохраняется и потребность в таком типе руководства. А вот интерес к Ленину слабеет. Судя хотя бы по опросам, Петр Первый – герой. Сталин – тоже. А Ленин – нет. Ибо архитектором великой державы – СССР – был не он…
