Ленд-лиз. Как лексика Второй мировой становится вновь актуальной

Ленд-лиз, захватчики, оккупанты, гауляйтеры и новая Отечественная. Как лексика Второй мировой войны оживает в новых обстоятельствах? Авторская колонка журналиста, филолога Ксении Турковой.

28 апреля соцсети заполнило одно-единственное слово: ленд-лиз. Последний раз применительно к актуальным событиям, а не к истории, оно звучало 80 лет назад. Конгресс США впервые со Второй мировой войны одобрил программу помощи Украине — ту самую, по которой Америка помогала Советскому Союзу. Именно ленд-лиз считают одним из переломных моментов, который помог победить Гитлера.

Ленд-лиз, пожалуй, стал той самой единицей военного словаря, которая показала, что параллели между сегодняшними событиями и событиями восьмидесятилетней давности достигли пугающего сходства. Еще с начала вторжения России в Украину многие заметили, как стремительно оживает лексика войны, знакомая большинству уже только по фильмам и книгам.

Известный филолог Марина Королева еще в конце февраля написала: «Когда ты в XXI веке читаешь фразу «Под Харьковом идут сильные бои» - ты, ты, дочь фронтовика! - твоё сознание отказывается эту фразу принимать. Не помогает ни опыт новостника, ни здравый смысл, ни знание родного языка. Слова не складываются в мыслеформу, рассыпаются горошинами. Под Харьковом! Где в танковом рву легла когда-то половина еврейской родни твоего мужа. Под Харьковом. Бои. В 2022 году!»

Украинские новостные ленты пестрят словом «захватчики», так хорошо знакомым всем нам с детства. Немецко-фашистские захватчики, устойчивое выражение. Только теперь это не они. Нынешние захватчики — это те, кто противостоял предыдущим. Реальность апсайд-даун.

А иногда сходство становится еще страшнее: когда украинцы прибавляют к слову «захватчики» определение «рашистские». Интересно, что это слово, безусловно, относящееся к лексике вражды, в условиях нынешней войны нейтрализовалось. Украинские медиа и даже чиновники употребляют его уже как нейтральное — в официальных отчетах и сводках за день.

«Удалось оттеснить врага», «оккупанты ведут обстрел», «назначили гауляйтера временно оккупированной Херсонщины». Гауляйтер — должностное лицо в нацистской Германии, осуществлявшее всю полноту власти на вверенной ему территории.

Все эти фразы пару лет назад звучали бы как выдержки из учебников истории, раздел о Второй мировой. Или о Великой Отечественной — формулировка, принятая в России, но в последние годы переосмысленная в Украине. Кстати, и этот термин приобрел новое звучание. Нынешнюю войну украинцы называют именно отечественной — как войну за свою родину, за свою свободу. Президент Украины Владимир Зеленский сказал: «Мы боремся именно за выживание украинского народа в этой войне, которую мы без преувеличения можем назвать Отечественной».

Российская поэтесса Татьяна Вольтская, объявленная в прошлом году иностранным агентом, недавно написала стихи о том, что даже русский язык теперь звучит для нее по-другому.

* * *

Фашисты стреляют по Харькову,
Фашисты стреляют по Киеву.
Высотки чернеют огарками.
Фашисты, скажите, какие вы?

Наверно, солдаты Вермахта,
Поднявшиеся из праха,
Из Харькова сделав Гернику,
Расстреливают Волноваху.

Наверно, вот-вот услышу я,
Как в фильме, застрявшем с детства
В мозгу, – под родными крышами
Тяжёлый язык немецкий –

Короткую, ненавистную
Пощёчину – речь чужую.
Но слово летит над выстрелами
Родное – с ума схожу я?

Принцип, о котором объявил в свое время Путин, — «кто так обзывается, тот сам так называется» — сработал. Только сработал в другую сторону. Пока в России обзывают фашистами украинцев, весь мир применяет лексику Второй мировой именно к самой России — как стране, которая ведет захватническую войну.