Я приезжал в США 1989 и 1990 годах, встречал там Новый год и прожил больше шести месяцев, то есть нарушил визовый режим. Почему я поехал? Что в 89-ом году могло быть поводом для русского человека поехать в Америку?
Все было поводом! Хотелось посмотреть Америку.
Я приехал в Нью-Йорк к другу, пожил немного на Манхэттене в общежитии, помогая ему торговать значками и матрешками, потом сел на автобус Greyhound, с остановками доехал до Калифорнии. По дороге жил в Колорадо, в Сан-Франциско, работал на стройках, помогал по домашнему хозяйству людям, преподавал русский язык – познавал американскую жизнь.
У меня было несколько моментов, которые даже людей не русских, а настоящих американцев, поражают.
Во-первых, я жил немного в метро нью-йоркском…
Не то чтобы мне негде было жить, но я опаздывал все время в общежитие. А тут началась война в Персидском заливе, и общежитие закрывалось в 9 или 10 часов вечера – там был очень строгий режим, по пропуску.
У меня был такой промежуток времени, где негде было ночевать, и я ночевал в метро – это был, конечно, как сказали бы американцы, настоящий experience: метро оказалось таким абсолютно замкнутым миром – есть поезда, которые без остановки ходят всю ночь, не заезжая в депо, и в нем спят люди. Я не помню, какой это был номер. Тогда это были специальные такие поезда, можно уснуть и спать и ехать пять, восемь часов…
Спящих в метро было много. Потом, по щелчку, в 7 утра начинается пробка, траффик. Появляется много народу, к тебе прижимаются, приходиться встать, ты пересаживаешься и едешь в другое место, где можно помыться: там работают туалеты, есть все, что нужно, есть места, где можно поесть, есть бесплатная еда. Там можно было жить, не выходя на поверхность!
Но, как известно, то метро кончилось, с ним боролись и его победили.
Потом я видел таксиста-частника в Вашингтоне. Даже не частника, а левого таксиста, который ездил без лицензии, без шашечек… Вы много знаете таких? Для Америки это уникально.
Это было потрясающе: я приехал в Вашингтон на Greyhound, мне нужно было поехать к приятельнице. Ловлю машину, такси нет, подъезжает афроамериканец на таратайке – здоровой, разваливающейся. Говорит: тебе куда ехать? Садись!
Я сажусь не сзади, как обычно в американских такси, а на первое сиденье рядом с ним, и тут сзади на меня начинает дышать гигантская собака… Он меня довозит до места и говорит, сколько эта поездка стоит денег. При этом собака дышит мне в ухо. В его словах небольшая наглость, потому что он называет сумму приблизительно в два тарифа – скажем, не 15 долларов, а 30. Причем он не говорит: «Отдай все деньги!», просто мне в ухо дышит его собака. Это из таких сильных историй.
Еще сильная история была в нью-йоркском районе Гринпойнт. Он только-только начал преображаться из такого района заброшенных заводов в богемный. Шла сплошная стройка. Там был польский квартал, сильно пьющий, с валяющимися по углам людьми; потом был вэлферный квартал, где были черные ребята, потом вот эти заводы. Я жил у художника итальянского происхождения, очень симпатичного парня. Мы с приятелем питерским, известным пацаном одним, чего-то ремонтировали, перестраивали и жили в основном за еду, алкоголь и еще некоторые другие вещи. По-приятельски.
Мы ходили по магазинам, и там я увидел вот что. В вэлферном районе, в водочно-ликерном магазине прилавок был устроен так: две стены из толстого пластика, сантиметра в полтора, с окошками, которые были напротив друг друга на расстоянии вытянутой руки. То есть ты должен был просунуть далеко-далеко руку с деньгами, там брали деньги и таким же образом передавали тебе водку.
И там я видел левый алкоголь: здоровые бутылки с водкой разливали по маленьким бутылкам и, соответственно, их продавали. Навар небольшой получался, но все равно присутствовал: например, большая бутылка стоила пять долларов, а если то же самое через маленькие продавать, получилось бы восемь, но поскольку их переливали не фабрично, то продавали за семь. Это и был навар. Черные ребята-алкоголики потрясали меня тем, что они были почему-то в ушанках.
Там же, в Америке, я круто победил себя. Дело в том, что у меня была аллергия на импортный алкоголь, это было связано, по-видимому, с какими-то смягчителями, возможно, с молочной кислотой, которую туда добавляли. Этих добавок в русском алкоголе не было: я пил что угодно, даже одеколон, а в импортном они были… И у меня было такое первое алкогольное впечатление об Америке: я с другом Яном Пашковским сидел в шезлонге на крыше того самого общежития, на 30-м этаже, и четыре дня пил импортный алкоголь, чтобы к нему привыкнуть.
И я себя победил!..
У меня не было идеи остаться в США. Я любил тогда Москву, мне хотелось жить в Москве. Это было уже довольно давно, я не помню сильное изменение моих впечатлений – мне просто очень нравилось в Америке, потому что это живая страна, там было такое вполне полноценное семимесячное приключение…
Если говорить о том, что я использую из американского опыта в своей жизни, в своем бизнесе… Я не могу это идентифицировать как что-то конкретное, хотя, видимо, сформулировать все же смогу. Это дружелюбно направленный на людей маркетинг, где каким-то образом каждому можно себе позволить более или менее все! И это очень ловко устроено.
Как сделать так, чтобы человек с любым достатком мог доехать из любой точки Америки в любую точку Америки? Они это делают – и это, конечно, очень круто, и для меня это просто эталон идеального отношения к потребителю.
Я давно не летал в Америку, так вышло…
Но тянет!..
Дмитрий Ицкович о том, как он жил в нью-йоркском метро
Матвей Ганапольский представляет первые впечатления от Америки известных российских политиков, деятелей культуры и искусства, а также общественных деятелей, которые когда-то первый раз пересекли границу США и открыли для себя новую страну, которую раньше видели только в кино и по телевизору