Нора Волкоу (Nora Volkow) – директор Национального института по борьбе с наркозависимостью США (National Institute on Drug Abuse). Она также является дочерью Эстебана Волкоу, внука Льва Троцкого, который жил с Троцким в Турции, а потом в Мексике, в том доме, где Троцкий был убит.
Корреспондент «Голоса Америки» познакомилась с доктором Волкоу в Вене на XVIII Международной конференции по борьбе со СПИДом. Нора Волкоу приехала в Вену для того, чтобы обсудить со своими коллегами проблемы борьбы с наркозависимостью и распространением ВИЧ-инфекции. Также Нора Волкоу рассказала «Голосу Америки»о своем отце Эстебане и о своем прадеде, Льве Троцком.
Виктория Купчинецкая: Как проходит конференция и удовлетворены ли вы ее результатами на сегодняшний день?
Нора Волкоу: Я довольна результатами, особенно тем, что участники обращаются к проблеме употребления наркотиков и к тому, как она связана с распространением ВИЧ-инфекции. Если наркозависимых людей с ВИЧ-инфекцией не лечить правильно, они будут заражать других людей. Во многих странах считается, что наркоманов бесполезно привлекать к антиретровирусной терапии, потому что они не могут последовательно проходить курс лечения. На конференции же была принята декларация, которая опровергает эту точку зрения и подтверждает, что наркоманов следует лечить антиретровирусными препарами, а также метадоном и бупренорфином. Им также следует предоставлять чистые шприцы, посредством которых нельзя заразиться.
В.К.: Такая терапия называется заместительной. Это когда, вместе того, чтобы инъекционный наркоман принимал героин, врач дает ему метадон или бупренорфин, который он принимает в форме таблеток. В России заместительная терапия запрещена. Почему, с вашей точки зрения, она является действенной?
Н.В.: Она значительно снижает употребление наркозависимыми людьми других наркотиков. Многочисленные исследования показывают, что она предотвращает распространение ВИЧ, так как отпадает необходимость в шприцах.
В.К.: Как эта терапия работает на физиологическом уровне?
Н.В.: Метадон действует на те же рецепторы в мозгу человека, что и героин. И поэтому многие говорят: «Это то же самое, что героин, так что мы эти препараты отвергаем». Но это только одна сторона вопроса. Одна из причин, почему наркотики вызывают зависимость, – они действуют на рецепторы в мозгу человека очень быстро. Мы называем это фармакокинетикой. А такие препараты, как метадон и бупренорфин, попадают в мозг намного медленнее и, в результате, не оказывают такого сильного воздействия, как героин. С их помощью можно создавать физиологически стабильное состояние в организме наркозависимого человека, потому что рецепторы больше не нуждаются в героине, они оказываются «заняты».
В.К.: Можно ли назвать заместительную терапию шагом к излечению наркозависимого человека?
Н.В.: К сожалению, я не могу вам сейчас сказать, что мы можем вылечить наркозависимость. Я надеюсь, что в будущем я смогу это сказать. Сейчас мы стараемся лечить наркозависимость. Излечение – это когда у вас инфекция, и вы получаете антибиотик. Или когда у вас язва, и вам делают операцию. Наркозависмость – это хроническая болезнь. У нас пока нет лекарств, которые от нее вылечивают. И метадон, и бупренорфин – это препараты, которые стабилизируют состояние больного.
Наркотики производят кардинальные, долгосрочные изменения в организме человека, их воздействие продолжается многие годы, даже после того, как человек перестает их принимать. Вот почему многие наркоманы, даже которые лечатся и не принимают опиаты на протяжении нескольких лет, могут опять начать их принимать. Вот почему мы называем наркозависимость «хронической болезнью».
В.К.: Многие считают, что наркозависимые люди не отказываются от своей привычки, потому что у них нет силы воли...
Н.В.: Да, такая концепция очень распространена. Но посмотрим на это с другой стороны – почему у нас есть сила воли? Потому что в нашем мозгу есть специальные области, которые отвечают за принятие решений, за их выполнение. Это и есть сила воли. Но если у тебя плохо функционируют эти части мозга, ты можешь решить: «Я не хочу больше принимать наркотики», но твои тормоза не работают. Как если ты едешь в машине и хочешь остановиться, но у тебя тормоза не работают. Как остановиться? Сторонний наблюдатель может сказать – этот человек и не пытался остановить машину. Но человек в машине хотел ее остановить и не смог. Это абсолютно точная аналогия с наркозависимостью.
В.К.: А есть ли у людей предрасположенность к принятию наркотиков?
Н.В.: Сейчас мы уже знаем, что и стремление экспериментировать с наркотиками, и склонность к наркозависимости – все это генетически заложено. Очень важную роль в этом также играет окружение. Оно либо ограждает, либо увеличивает риск для человека, у которого есть генетическая предрасположенность к этому. Очень плохое окружение может привести к тому, что человек без таких склонностей будет экспериментировать с наркотиками или даже станет наркоманом. То есть это взаимодействие между окружением и вашими собственными генами.
В.К.: Какие препараты для лечения наркозависимости сейчас находятся в разработке?
Н.В.: Мы разработали новое лекарство, проводили клинические исследования в России, и результаты обнадеживающие. Действие лекарства отличается от действия опиатов, метадона и бупренорфина на мозг человека, и поэтому оно может быть приемлемо для таких стран, как Россия, которые отвергают заместительную терапию. Это лекарство называется вивитрол (Vivitrol) - инъекционная формула налтрексона (Naltrexon). Укол вивтрола достаточно делать один раз в месяц. Вивитрол может стать очень важным для Восточной Европы, где именно инъекционное употребление героина является главный причиной распространения ВИЧ-инфекции.
В.К.: Чем отличается его действие от действия метадона?
Н.В.: Метадон и бупренорфин активизируют рецепторы головного мозга человека, но делают это очень медленно по сравнению с героином. Вивитрол их не активизирует, он их блокирует. Как бы закрывает дверь для рецепторов, и они не возбуждаются. К тому же, его нужно принимать не каждый день, как метадон, а раз в месяц.
В.К.: В заключение беседы я не могу не спросить вас о вашем знаменитом прадеде – Льве Троцком. Что про него рассказывал вам ваш отец?
Н.В.: Когда моему отцу было 13 лет, он поехал в Мексику жить с Троцким и его женой Натальей Седовой. Потому что отца моего отца, моего дедушку, отправили в лагерь, а его мать покончила жизнь самоубийством. Сейчас моего отца зовут Эстебан Волкоу, но настоящее его имя Сева. Мой отец никогда не хотел говорить с нами о Троцком, когда мы были маленькими. Мы жили в доме, где Троцкий был убит, я там жила, пока мне не исполнилось 18 лет. Мой отец очень не хотел, чтобы мы занимались политикой. Еще ребенком он был сильно травмирован теми личными потерями в его жизни, которые были связаны с политической борьбой. И только недавно мы стали говорить об этом. В декабре прошлого года мы вместе с ним в первый раз посетили квартиру в Париже, где он жил в промежутке между Россией и Мексикой. Он там жил со своим дядей, Львом, одним из сыновей Троцкого. Дядю Леву тоже убили. И мой отец опять остался один. Он не был в этой квартире со дня того убийства.
В.К.: А каким был дом в Мексике, в котором вы росли?
Н.В.: Мой отец оставил в доме все, как было, чтобы потом открыть там музей. Все книги, все вещи – он их сохранил. Мы читали книги Троцкого, мы играли с его вещами – конечно, когда отец этого не видел, – мы были очень любопытными детьми. Но, с другой стороны, когда ты знаешь, что здесь кто-то был убит – что-то в этом есть трагическое. Это был необыкновенный дом, такой же, как личность самого Троцкого.
