Кэтрин Белтон: Москва прямо поставила себе целью подрыв стран Запада

Здание МИД России в Москве (архивное фото)

Автор статьи в газете The Washington Post с публикацией закрытого документа российского МИДа рассказала в интервью «Голосу Америки», почему считает эту бумагу важной

В прошедшие выходные в Москве завершилась конференция «Переход к многополярности и формирование нового мирового порядка», на которой ее российские организаторы представили «документ-концепцию многополярного мира». Приветственное послание участникам этой конференции направил глава Службы внешней разведки России Сергей Нарышкин, который в своем приветствии обвинил «глобалистские элиты Запада» в «десятках разрушительных войн» и боязни потери «привилегированного статуса».

Это событие осталось бы в ряду прочих пропагандистских мероприятий Москвы, если бы не его предыстория. Дело в том, что именно задача разработки «проекта документа под условным названием «Концепция многополярного миропорядка» с изложением российского видения будущей архитектуры международного сотрудничества» была записана в недавно опубликованном газетой The Washington Post закрытом документе – постановлении заседания Коллегии российского МИДа под названием «Об уточнении приоритетных направлений работы центрального аппарата, загранучреждений и подведомственных организаций МИД России в свете утверждения новой Концепции внешней политики Российской Федерации» от 11 апреля 2023 года.

МИД России в ответ на запрос американских журналистов не стал подтверждать аутентичность этого документа, в котором задачи российской дипломатии оказываются до удивления похожими на задачи, которые обычно ставятся спецслужбам. В документе ответственными за разработку «концепции многополярного мира» названы замминистра иностранных дел России Владимир Титов и ДВП (Департамент внешнеполитического планирования) МИД России, но «концепция» – отнюдь не самое интересное в содержании этого документа с грифом «Для служебного пользования».

В частности, в его тексте сотрудникам МИД России дается следующее указание: «Важно наладить механизм выявления уязвимых точек их (стран Запада - ред.) внешней и внутренней политики с прицелом на выработку практических шагов по ослаблению противников России».

Тут же дается ответ, как этот механизм будет работать: «Комплексное сдерживание недружественных стран должно осуществляться через наступательные информационные кампании и иные меры, согласованные в межведомственном формате и охватывающие военно-политическую, торгово-экономическую, информационно-психологическую, ценностную и другие сферы».

Кроме того, постановление Коллегии МИД России прямо говорит, что исход «специальной военной операции» (как в Москве официально называют агрессию против Украины) «во многом определит очертания будущего миропорядка».

Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» Данила Гальперович поговорил об этом документе российского МИДа с журналисткой, которая смогла его добыть. Кэтрин Белтон (Catherine Belton), корреспондент-расследователь The Washington Post и автор книги «Люди Путина» (Putin’s People), считает, что это решение ведомства Сергея Лаврова – первое ясное и практически официальное подтверждение желания Москвы нанести прямой урон странам Запада.

- В документе, который вы опубликовали, говорится то, что российские чиновники уже годами говорят в частных беседах – что Россия способна действовать на подрыв западных стран, и что Москва видит Запад в качестве противника. Документу не дали уровень доступа «секретно», на нем стоит гриф «для служебного пользования». Как вы думаете, возможно, чиновники российского МИДа предполагали, что о его содержании станет известно, и не слишком его скрывали?

- Нет, я не думаю, что они предполагали его утечку. Мне кажется, эта бумага была предназначена только для внутреннего пользования, и тот факт, что кто-то в европейской разведывательной службе получил к ней доступ, означает, что у российских ведомств есть проблемы с безопасностью. Вряд ли они предполагали, что это всплывет, и я уверена, что у них есть еще масса внутренних документов с еще более жесткими формулировками.

Для меня получить этот документ было крайне важно, и я была очень рада, что смогла это сделать – именно потому, что впервые мы видим, и это черным по белому написано в установочном документе, хотя он и не предназначался общественности, как Россия очень явно говорит о своих целях: во-первых, найти и раскрыть уязвимые места ее оппонентов на Западе, и, во-вторых, ослабить ее оппонентов, используя эту уязвимость. Еще один момент, мне кажется, просто критически важный – в документе прямо говорится, что результат так называемой «специальной военной операции» в большой степени определит схему будущего мирового порядка.

Это означает, что они действительно видят войну в Украине как поворотный пункт для мирового порядка, и что если они выйдут из этой войны победителями, то это позволит другим авторитарным странам делать все, что им захочется. В концепции внешней политики России (которая как раз является открытым документом и была опубликована, и к которой данный документ является закрытым приложением) говорится, что они хотят лишь «демократизировать» международные отношения, в которых США, по их мнению, «равнее других», укрепить суверенитет и присутствие России в мировой политике. И в концепции также ясно говорится, что у России нет каких-либо враждебных намерений в отношении Запада, что она не намерена им вредить. А тут, в появляющемся спустя несколько недель после публикации концепции закрытом документе, все прямо противоположное – «да, мы намерены ослабить наших оппонентов, мы просто должны это сделать».

- В течение многих лет российское дипломатическое ведомство все-таки рассматривалось как нечто отдельное от спецслужб. МИД России пытался показать, что он, в отличие от силовых структур, занимается дипломатией. Однако в опубликованном вами документе ясно говорится, что итоги работы МИДа на обозначенных там направлениях впоследствии докладываются президенту страны не министром, а секретарем Совета безопасности России. Фактически, это означает, что МИД теперь ступенью ниже, чем секретариат Совета безопасности, и Лавров фактически отвечает перед Патрушевым. Насколько это следует, по-вашему, из данной бумаги?

- Ну, мне кажется, что такая ситуация существует уже некоторое время, и Лавров заявляет лишь то, что ему поручили заявить. Работа МИДа России сейчас – это собирать информацию и иногда озвучивать заявления властей, но в Кремле, конечно, сейчас много гораздо более влиятельных людей, чем глава МИД. Патрушев сейчас во многом является определяющей фигурой в принятии решений, а Лавров, конечно, лишь исполнитель. Например, мы помним, что до самой последней минуты представители МИД говорили, что никакого вторжения в Украину не будет, и они в это сами верили.

Мы также знаем из нескольких источников, в том числе и от директора ЦРУ Уильяма Бернса, что Лаврову стало известно о решении Путина начать полномасштабное вторжение в Украину лишь за несколько часов до самого вторжения. Путин и Патрушев знали об этом, конечно, намного раньше. Даже только из этого мы можем сделать вывод о том, кто есть кто в этой вертикали.

- Стоит вспомнить, что сначала Патрушев на должности секретаря российского Совбеза рассматривался многими в качестве «свадебного генерала», хотя амбиции стать кем-то вроде второго человека в государстве «по силовикам» у него, как мне рассказывали, были всегда.

- Ну, да, он укреплял свои позиции вместе с теми изменениями, которые претерпевала политика Путина. Вы правы, он, судя по всему, всегда хотел быть «человеком номер два» и продвигался вверх в закулисной борьбе.

- До какой степени, по-вашему, эта установка на подрыв Запада, изложенная в документе российского МИДа, была для Москвы успешной? Чего российские пропагандисты добились с момента принятия этого документа?

- Я думаю, что на самом Западе некоторые делают довольно много для того, чтобы Россия преуспела в этих намерениях. Одной из причин того, почему эти действия России были в какой-то мере успешными, была тенденция в западных странах в период после окончания «холодной войны» к некоторой лени, высокомерию, и одновременно к излишней обходительности с Москвой. Это позволило Кремлю постепенно воспрянуть, собраться с силами для самоутверждения на мировой арене, и мы, я думаю, сделали много ошибок. Но в принципе, я думаю, Путин был поражен единством Запада на его вторжение в Украину в течение первого года войны. Он рассчитывал на то, что фокус на этой войне и внимание к ней будут слабеть со временем, и со временем это и происходит.

Мы видели это совершенно ужасное противостояние в Конгрессе США и очень длительную заминку с предоставлением помощи Украине, которая продолжалась 6 месяцев и стоила украинцам бесчисленного количества жизней. Это было настоящим стратегическим успехом Путина до самого последнего времени. И 8–10 крайне правых республиканцев в Конгрессе оказались способны буквально держать этот законопроект в качестве заложника. Мы помним, что с самого начала вторжения России в Украину те же самые конгрессмены, которые сейчас блокировали дальнейшую помощь Украине, регулярно выступали против любых мер, наказывающих Россию за ее агрессию против Украины: в частности, они голосовали против лишения России статуса наибольшего благоприятствования в торговле. И как мы сейчас слышали влиятельных республиканцев – например, от председателя Комитета по иностранным делам Палаты представителей (Майкла Маккола – ред.), а также от его коллеги, председателя Комитета по разведке (Майкла Тернера – ред.) – о том, что их крайне правые коллеги попросту повторяют основные пассажи кремлевской пропаганды.

Я разговаривала с несколькими аналитиками социальных сетей, включая Клинта Уоттса, руководителя Центра анализа угроз корпорации Microsoft, и Клинт Уоттс говорит, что мы реально можем видеть успех российской пропаганды в дебатах Конгресса по поводу помощи Украине. И мы также видим накопительный эффект от десятилетия, в ходе которого российское влияние и российские пропагандистские операции стабильно нарастали. Распространение этой пропаганды в цифровую эру достигло масштабов, которые были бы невозможны во времена классических «аналоговых» медиа. И мы еще даже не добрались реальных причин того, почему это произошло.

Я получила доступ к некоторым внутренним кремлевским документам, подготовленным политтехнологами, работающими на Кремль, и в них они пишут о необходимости продвигать высказывания вроде тех, которые делали Марджори Тэйлор Грин или Мэтт Гетц – те, в которых продвигалась изоляционистская повестка, и говорилось, что США должны заниматься собственными проблемами и не пытаться помочь внешнему миру. Но мы не знаем, есть ли у них какие-то каналы коммуникации, или же Марджори Тэйлор Грин или Мэтт Гетц просто видят некую информационную нишу для своих высказываний и пользуются возможностью ее заполнить. Возможно, они считают, что могут воспользоваться такими популистскими фразами для укрепления своего положения во внутренней политике США.

- Вы сейчас находитесь в Великобритании, и, если сравнивать последствия работы российской пропаганды в США и в Британии, видите ли вы разницу?

- Разница есть, и довольно существенная – похоже, что к российской пропаганде в Соединенном Королевстве сейчас гораздо меньше тяги, чем в США. Общественное мнение в Британии по-прежнему серьезно настроено на поддержку Украины, и у нас бы не возникли дебаты, должны ли мы продолжать помогать Киеву в его сдерживании явно имперских поползновений Москвы. Но на самом деле, я не знаю всех причин того, почему российская пропаганда неэффективна в Британии.

В США же эта пропаганда вообще более успешна по сравнению с европейскими странами, если смотреть на Францию, или даже на Германию. Может быть, дела так обстоят из-за географической расположенности США, которые находятся гораздо дальше от зоны риска возможной российской агрессии, чем европейцы. Некоторые американцы также, возможно, забыли о том, как все они лично выиграли от той роли защитника свободной торговли и демократии, которую США взяли на себя после Второй мировой войны. Это, собственно, привело к тому, что доллар стал мировой резервной валютой, и такое его распространение работало на повышение уровня жизни самих американцев в течение десятилетий.

Однако сейчас некоторые в США считают, что можно оставить эту роль. Этот шаг обязательно приведет к тому, что такие страны, как Иран, буду себя чувствовать более уверенно в своих намерениях бросить вызов демократии в мире. Раньше, например, трудно было бы себе представить, чтобы Иран решился на атаку подобного масштаба на Израиль. В конечном счете, такой ход событий может ударить по самим Соединенным Штатам.