24 мая – день рождения Иосифа Бродского. Выдающийся поэт, эссеист, переводчик, лауреат Нобелевской премии, Бродский прожил яркую, насыщенную событиями и драматичную жизнь, переломленную пополам вынужденной эмиграцией. Ему исполнился бы 71 год... По просьбе «Голоса Америки» о нем вспоминают сегодня те, кто хорошо его знал.
Людмила ШТЕРН, писатель (Бостон):
Я познакомилась с Иосифом Бродским, когда ему было 18 лет. Он не стал еще печатаемым и знаменитым, просто был одним из наших приятелей. Но уже спустя короткое время, когда он стал писать стихи и читать их друзьям, мы поняли, что он очень, очень незаурядный поэт. Суд над Бродским в Ленинграде – кафкианское, ужасающее событие, которое не могло не запомниться. Суд укрепил Иосифа в необходимости бегства. Второй страшный эпизод относится уже к американскому периоду. Первая, неудачная операция на сердце. Мы все за него безумно боялись, переживали. Когда же ему присудили Нобелевскую премию, нас всех распирало от гордости, как будто это мы ее получили.
Иосиф был сложный, часто противоречивый человек, капризничал иногда, но друзей своих любил. Получил столько почестей, сколько раз в сто лет выпадают на долю живого поэта. Он сложный поэт, может быть, поэтому не стал всенародно любимым. Как не стали всенародно любимыми, между прочим, Цветаева, Пастернак, Мандельштам. Бродский сейчас в моде. В один из своих приездов в Россию я обратила внимание, что в каждой редакции, в каждом издательстве на стене висит портрет Бродского – в кепочке, взгляд с прищуром. Ленина сняли, Осю повесили.
Наташа ШАРЫМОВА, журналист, редактор электронной рассылки New York Plus Plus (Нью-Йорк):
С Бродским я познакомилась в самом конце 50-х, на квартире у моих друзей в Благодатном переулке. Я прочитала самиздатовские странички с его стихами. А потом увидела его самого, он сидел на корточках у стены. В тот вечер он читал своего любимого Слуцкого. Уникальность его личности, его абсолютную вовлеченность в поэзию я почувствовала сразу. Надо мной не раз посмеивались: ты, мол, относишься к нему как к памятнику. Но я знала его и как очень мудрого и искушенного в прозе жизни человека. Когда донимали житейские и иные сложности, я обращалась к Иосифу за помощью. Однажды моей подруге КГБ в жесткой форме предложил стать осведомителем. Мы пришли к Иосифу за советом – как ей выкрутиться, чтобы не осложнить при этом себе жизнь. И он надоумил мою подругу сказать комитетчикам, что она, мол, видела «летающую тарелку». Она так и сделала, и больше к ней гэбешники не обращались. Да, он был человеком исключительным, хотя ничто человеческое не было ему чуждо. Ему нравилось жить в Америке. Конечно, он тосковал по родителям и друзьям, но у него не было обычной ностальгии.
Яков ГОРДИН, писатель, историк, соредактор журнала «Звезда» (Санкт-Петербург):
С годами я стал осознавать серьезность и драматичность его отношений с миром. Он запомнился глубокой органичностью, естественностью поведения, как литературного, так и бытового. Какие-то моменты врезались в память лучше других. Три дня, проведенные с ним в деревне Норинской, где он находился в ссылке, тогдашние разговоры с ним. Последние дни перед его отъездом за границу, когда он стал осознавать, перед каким трагическим выбором поставлен. И, наконец, последняя моя встреча с ним в 1990 году в Америке, когда мы поехали в Саут-Хедли в Массачусетсе, где он преподавал в колледже. Мы провели там вечер, вспоминая наше общее прошлое.
На агитационных плакатах партии «Единая Россия», появившихся только что на улицах Петербурга, я с удивлением увидел Бродского в компании с Пушкиным, Лихачевым, Ахматовой и другими замечательными личностями. Смешная и аморальная акция, выдающая скромный интеллектуальный уровень ее организаторов. Можно ее расценить, конечно, и как проявление огромной посмертной славы Бродского. 15 лет после его ухода многое изменили в нашем восприятии. Схлынула первая, ажиотажная волна популярности. Многое воспринимается гораздо углубленней, спокойней и серьезней.
Спрос на Бродского не уменьшился. Он остается самым продаваемым, если использовать это рыночное выражение, поэтом в нашем книгоиздательском мире. Постоянно переиздаются его сборники. Если бы снова вышло собрание сочинений, оно бы, безусловно, разошлось. Появляются новые серьезные исследования. Расширяется знание его поэзии людьми молодыми. Помню, в одном молодежном клубе, чтобы пройти внутрь, нужно было прочитать любое стихотворение Бродского. Свидетельствую: зал был набит битком. О Бродском выходят книги, снимаются фильмы. Но все это не покрывает его колоссального вклада в мировую культуру. Исчерпать стихию его творчества невозможно, она в принципе не поддается жесткой формализации.
Роман КАПЛАН, владелец ресторана «Русский самовар» (Нью-Йорк):
Два раза в год мы особо вспоминаем Бродского, отмечая день его рождения и день его смерти. Приходят друзья, мы читаем его стихи, вспоминаем его самого, смотрим фотографии. Его имя неотделимо от «Русского самовара». Это намоленное место. Почти все впервые приходящие к нам спрашивают: где сидел Бродский? И просят посадить их именно за его столик. Полагаю, большинством движет не поверхностное любопытство, а глубокая любовь к нему, к его поэзии. В моем сознании Иосиф присутствует постоянно, он сам и его стихи. Прошло время, и масштаб его личности стал особенно зримым.