Утром 19 августа 1991 года в Советском Союзе было объявлено о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению.
В руководство ГКЧП вошли вице-президент СССР Геннадий Янаев, председатель правительства Советского Союза Валентин Павлов, министр обороны Дмитрий Язов, министр внутренних дел Борис Пуго, председатель КГБ Владимир Крючков, первый заместитель председателя Совета обороны СССР Олег Бакланов, президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР Александр Тизяков и председатель Крестьянского союза СССР Василий Стародубцев.
Близкими к руководству комитета людьми также были генерал армии Валентин Варенников, маршал Советского Союза Сергей Ахромеев, а также ряд высокопоставленных партийных функционеров и военачальников.
В заявлении ГКЧП говорилось о том, что по состоянию здоровья Михаил Горбачев не может выполнять обязанности президента страны, и его полномочия переходят к Геннадию Янаеву. А также о том, что «решения ГКЧР СССР обязательны для неукоснительного исполнения всеми органами власти и управления, должностными лицами и гражданами на всей территории Союза ССР».
Руководство РСФСР во главе с президентом Ельциным объявило об антиконституционном захвате власти в стране и о том, что по факту произошел государственный переворот или путч. Через три дня, ночью и утром 22 августа, после драматического противостояния, кульминацией которого стали события у здания правительства России на Котельнической набережной, все члены ГКЧП были арестованы и против них были возбуждены уголовные дела.
Как оценивают события тридцатилетней давности те их участники, которые были на стороне Бориса Ельцина? Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» обратился к ним с вопросами – как они относятся к бытующим сегодня утверждениям, что идеи ГКЧП, по факту, победили, и надежды на построение в России демократического общества не оправдались? Какие уроки они советуют извлечь тем, кто захочет последовать их примеру, если появится такая возможность?
Георгий Сатаров: «Нам и в голову не могло прийти, что произойдет нечто, что перевернет ситуацию»
Президент фонда «ИНДЕМ» Георгий Сатаров в самом начале беседы с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки» отметил, что четыре августовских дня в его семье имели особое значение и до 1991 года. Дело в том, что 19 августа – день рождения его старшей дочери, и 22 августа – день рождения самого Георгия Александровича.
Что же касается событий 30-летней давности, то, по воспоминаниям Сатарова, его рано утром разбудила дочь и сказала, что по телевизору «передают что-то странное». «Я подошел к экрану и увидел “Лебединое озеро”, а затем унылых дикторов, которые зачитывают тексты от ГКЧП. Я тут же позвонил в “Эхо Москвы” и сказал две базовые вещи. Первое: это антиконституционный переворот, а второе – то, что он обречен на провал. И в этом прогнозе я был уверен», – подчеркивает бывший помощник президента Ельцина.
В тот день Георгий Сатаров вместе с сотрудниками своего фонда был у Белого дома, а в ночь с 20-го на 21-е стоял в различных оцеплениях у этого здания. «Мы все делали общее дело, и это было незабываемое, потому что атмосфера была совершенно фантастическая», – делится он впечатлениями.
Примечательный случай произошел 21-го числа. Когда Георгий Сатаров зашел в «ИНДЕМ», ему сказали, что был звонок из Киева от сына его хорошего знакомого. Перезвонив, президент фонда узнал, что получены радиоперехваты телефонограмм, которые Валентин Варенников отправлял в Форос, чтобы там мешали приземлению самолета, которые доложен был забрать Михаила Горбачева. «Я эти сообщения диктовал в Белый дом Сергею Станкевичу, а он передавал их дальше. Так что, в конце концов, мы предотвратили (аварию), как известно, самолет успешно приземлился, в том числе и потому, что туда позвонили и сказали: “Ребята, мы этих мужиков (членов ГКЧП), когда вернемся в Москву, арестуем, поэтому не надо выполнять их команды”. Вот так это было», – рассказал Георгий Сатаров корреспонденту Русской службы «Голоса Америки».
Оценивая действия путчистов, президент «ИНДЕМ» подчеркивает, что они, прежде всего, защищали свои кресла: «Но в разговорах между собой свою судьбу в случае неудачи они рассматривали очень мрачно: “нас расстреляют”, и так далее. Тем не менее, они на это пошли, хотя и не сумели дойти до конца».
Что же касается представителей нынешней российской власти, то они, по оценке собеседника «Голоса Америки», «натворили гораздо больше мерзостей, чем гэкачеписты. И они будут держаться за свои кресла более отчаянно, мне кажется». И данный фактор, по словам Сатарова, нужно будет учитывать тем российским политикам и гражданским активистам, перед которыми откроется «окно возможностей» для осуществления преобразования в стране.
В то же время, последователи демократов 90-х смогут учесть и их негативный опыт, что поможет им избежать ошибок предшественников. «Надо понимать, что все произошедшее в результате путча, было совершенно неожиданным. Дело в том, что путч как бы “нажал на спусковой крючок”, в том числе и в части развала Советского Союза. В феврале того же года нам казалось, что единственный путь для нас – постепенное врастание во власть. Нам и в голову не могло прийти, что произойдет нечто, что перевернет ситуацию. И когда власть, фактически, свалилась в руки демократов в конце 1991 года, они, конечно, не были к этому готовы. И открытие “окна возможностей” тогда случилось, в период совершенной безнадеги, если иметь финансово-экономическое положение страны.
И нужно быть готовым, к тому, что “окно возможностей” открывается неожиданно. Это не значит, что отсутствуют более спокойные сценарии, но в нашей ситуации они менее вероятны, чем в 1991 году», – убежден Георгий Сатаров.
С оценкой исторического значения событий тридцатилетней давности он предлагает не торопиться. «Давайте вспомним, что Великая французская революция началась в конце XVIII века. А настоящей республикой Франция стала после 1871 года, когда рухнула империя Наполеона III, проиграв Прусскую войну. То есть, прошло почти сто лет.
А в России революции еще не закончились с точки зрения нормального научного взгляда, они не побеждают сразу. То же самое было и в Англии, и во многих других странах. И наивно было бы ожидать, что одно событие 1991 года окончательно перевернет страницы истории. Оно во многом повернуло время, и в первую очередь – в том, что люди становились другими. И до сих пор становятся: достаточно посмотреть на нынешних студентов», – подытоживает президент фонда «ИНДЕМ» Георгий Сатаров.
Александр Подрабинек: «Никто из людей, которые ценят демократию и свободу, не скажет, что до ГКЧП было лучше»
Журналист, политический заключенный советских времен Александр Подрабинек в середине августа 1991 года находится в Бостоне по делам газеты «Экспресс-хроника», в которой занимал должность главного редактора.
«Узнав о попытке военного переворота, я первым же рейсом вылетел в Москву, но, к сожалению, на Восточном побережье было торнадо и самолеты не летали. Поэтому я добрался до Москвы только 21-го числа, когда все уже было понятно, ГКЧП был в проигрыше. Я ехал в город, а на встречу шли колонны военных грузовиков, покидавших Москву. Я успел побывать у Белого дома и на Лубянке, где сносили памятник Дзержинскому, то есть видел окончание этих событий», – поделился он воспоминаниями с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки».
По словам Подрабинека, впечатления у него были не самые веселые, но в то же время и не пугающие: «С одной стороны во всем этом была театральность и неискренность. Было много непонятного, но с другой стороны было видно, что люди восприняли эти события искренне, и они ощутили, что в какой-то момент могут что-то изменить».
Одним из самых впечатляющих моментов вечера 21 августа Александр Подрабинек называет демонтаж статуи «Железного Феликса» с постамента на Лубянской площади. «Но 22 августа, когда люди опять собрались на Лубянке и хотели захватить здание КГБ, что безусловно надо было сделать, приехал Ельцин со своей командой и стал уговаривать людей разойтись. И поскольку для большинства людей он был демократическим лидером, все разошлись и упустили шанс сравнять это здание с землей», – сожалеет собеседник «Голоса Америки».
Оценивая события четырех дней августа 1991 года, Александр Подрабинек уверен: «Они изменили страну в лучшую сторону. Потому что если бы хунте, которая тогда пыталась сохранить и усилить свою власть, это удалось, то мы бы тогда были в той точке, в которой находимся теперь, либо, благодаря усилиям Владимира Путина – окажемся в ней завтра. То есть мы на некоторое время отодвинули возвращение в тоталитарный режим, в который сейчас уверенными шагами топаем.
Поэтому нельзя сказать, что тогда ничего не изменилось. Никто же из людей, которые ценят демократию и свободу, не скажет, что до ГКЧП было лучше, а затем стало хуже».
Отношение самого Александра Подрабинека к событиям 30-летней давности за прошедшие годы почти не изменилось. «Если говорить кратко, то это была попытка старой советско-партийной и хозяйственной номенклатуры сохранить власть, которая ускользала у них из рук. Перестройка перестала быть "горбачевским проектом" и делом тех коммунистических сил, которые хотели сохранить социалистический строй в стране, "джин вырвался из бутылки", народ отвоевал у них возможность дальше эксплуатировать это понятие, и, понимая все это, они хотели вернуть все на круги своя и задавить дальнейшее движение к демократии», – делится мыслями известных представитель диссидентского движения позднего СССР.
Отвечая на вопрос корреспондента «Голоса Америки» о том, какие уроки следует извлечь из августа 1991 года тем, кто решит воспользоваться так называемым «окном возможностей» для трансформации России в демократическом направлении, Александр Подрабинек отмечает: «Первое – при форсированных переменах государственного строя нельзя делать паузы. Экспансия преобразований должна усиливаться, и они должны идти по нарастающей. Если общество в какой-то момент захочет отдохнуть, все старания будут напрасны. И тому есть множество примеров: наш опыт 2011- 2012 годов, такая ситуация была в Беларуси в прошлом году, когда люди отхлынули от <тюрьмы на> Окрестино и от возможности дожать "последнего диктатора Европы", так было на Кубе в 1994 голу и в июле этого года, когда протесты вспыхивали, но их развития не было, хотя власть была готова сдаться», – приводит примеры собеседник «Голоса Америки».
А второй урок, который он советует учесть тем, кто в будущем попытается воспользоваться «окном возможностей», состоит в том, что нельзя доверять политикам с плохой репутацией. «Нельзя делегировать им полномочия только потому, что они говорят правильные вещи, и при этом не взирать на то, кем они были вчера.
Понятно, что многие люди не могут профессионально заниматься политикой все время, для этого существует "политический класс", государство, чиновники, чтобы им раз в четыре года или в шесть лет делегировали полномочия для возможности осуществлять общественные запросы, а когда их каденция заканчивается, люди имели бы возможность их менять. Но это в нормальных условиях, а в моменты перемен необходимо очень тщательно приглядываться к людям, которым мы доверяем судьбу страны. И менять их нужно, безусловно, чаще, чем в обычный период, потому что время в эпоху перемен бежит очень быстро, и, соответственно, лидеры страны должны тоже быстро меняться, адекватно времени», – предупреждает Александр Подрабинек.
Сергей Пархоменко: «В конце концов, все, что мы имеем сегодня – последствие тех августовских дней»
Журналист, радиоведущий, один из основателей сетевого общества «Диссернет» и проекта «Последний адрес» Сергей Пархоменко вспоминает, что в середине августа 1991 года был в отпуске. «Я тогда являлся политическим репортером незадолго до этого открывшейся “Независимой газеты”, и 19 августа был в деревне в Костромской области, в довольно глухих местах, где меня и застала эта новость.
Мне потребовался весь день и вся ночь на 20 августа, чтобы добраться до Москвы», - рассказал он в беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки».
Сергей добавил, что опасаясь возможных облав на Ярославском вокзале, он вышел из поезда раньше и до города ехал на попутных машинах. А приехав, сразу же отправился в Белый дом: «Как был – в отпускном виде, в каких-то кроссовках, в легкомысленных штанах и в майке. У меня не было никаких документов с собой, но меня опознал охранник Белого дома, поскольку я много раз ходил туда на разные мероприятия, как журналист. Меня пропустили, и вышел я оттуда поздно вечером 23 августа. Все эти дни я отправлял материалы и для “Независимой газеты”, и для агентства France Press, где я также был корреспондентом».
А 23 августа Пархоменко пошел на Старую площадь, и видел, как оттуда «эвакуировались» сотрудники ЦК КПСС со своим имуществом, а затем отправился на Лубянскую площадь, где застал демонтаж памятника Дзержинскому.
Пессимистические утверждения о том, что август 1991 года ничего не дал России, и что ГКЧП в результате одержал победу, Сергей Пархоменко называет «глупой точкой зрения».
«Говорить такое могут только те люди, которые совсем не знают, что такое Советский Союз, и какой была наша страна до августа 1991 года. Произошедшие тогда события – необратимы, они радикально изменили ситуацию, они смели огромное количество людей с политического лица Советского Союза и России. Они подвели некоторый итог под процессом разрушения системы советской власти и создали основу для формального юридического оформления распада, который произошел в декабре того же года. И все, что тогда случилось, больше не вернулось, не изменилось и так далее», – убежден он.
Собеседник «Голоса Америки» продолжает, что сегодня россияне живут в стране, которая возникла в результате августа 1991 года. «Другое дело, что она переживает эволюцию, в ней происходят различные сложные политические процессы, среди которых немало таких, которые мне чрезвычайно не нравятся. Они огорчают меня и заставляют думать, что страна теряет время на создание авторитарного, а потом и тоталитарного государства вместо того, чтобы развиваться по нормальному демократическому пути вместе с цивилизованным миром. Но август 1991 года в этом не виноват, были события, которые произошли после него и повлияли на дальнейшее развитие страны».
К числу таких событий Сергей Пархоменко относит процесс в Конституционном суде над КПСС, который, по его оценке, «закончился достаточно бесславно», причем, по вине тех, кто плохо подготовил и провел этот процесс. «Я там присутствовал, и считаю, что это – крайне важное событие, которое имело очень тяжелые последствия».
Другим таким событием стала попытка мятежа большинства депутатов Верховного Совета Российской Федерации в начале октября 1993 года.
«Я здесь абсолютно на стороне президентской власти и Кремля и считаю, что они должны были сопротивляться конституционному перевороту. Я был участником тех событий и хорошо помню то, что сегодня многие забыли – Москва оказалась в руках большой группы бандитов, приехавших из Приднестровья, Абхазии и бывших югославских республик для того, чтобы поучаствовать в гражданской войне».
Пархоменко также подчеркивает, что так называемый «расстрел Верховного Совета» был стрельбой по его зданию, и при этом ни один депутат не был убит или ранен. «Сейчас ходит очень много небылиц по этому поводу, но эта история тоже сыграла свою негативную роль», – добавляет он.
В целом же, события последующего периода российской истории, по мнению журналиста и политического аналитика, требуют взвешенной оценки.
«Но что касается августа 1991 года, то это – важнейшее событие, которое позволило стране двигаться дальше. И, в конце концов, все, что мы имеем сегодня – и ужасное, и прекрасное – последствие тех августовских дней. И никто из тех, кто представляет себе, что такое сегодняшнее российское государство и российское общество, не может сказать, что это была напрасная победа».
Что же касается уроков, которые, по мнению Сергея Пархоменко, следует извлечь тем, кто попытается воспользоваться следующим «окном возможностей», то, прежде всего, им нужно запастись терпением. «Можно от чего-то отказаться, что-то удалить, что-то разрушить, но создать в течение нескольких дней революции ничего не возможно. Начинается долгая кропотливая работа, по ходу которой все и выясняется. И это – важнейший урок 1991 года. В августе того года все было сделано правильно, а вот дальше началась работа, в которой совсем не все было сделано правильно.
А второй урок состоит в том, что нужно освобождаться от тех людей, которые сыграли негативную роль на предыдущем этапе развития страны и привели к тому, что потребовалась новая революция. Революция, это – несомненно, неприятность, это свидетельство нездоровья государства и общества, которое не может развиваться нормальным путем в ритме регулярной, методичной и мирной смены власти после каждого выборного цикла», – предупреждает собеседник «Голоса Америки».
И поясняет, что речь не идет о чистках, казнях или списках лиц, объявленных вне закона. «Когда говорят о люстрациях, многие почему-то представляют себе что-то ужасное – за кем-то гоняются, подвергают страданиям, мучают, ссылают, лишают собственности и так далее. Ничего подобного! Люстрация – это ограничение на занятие узкого круга государственных должностей и должностей, связанных с развитием страны. Ничего террористического в этом нет, а ведь все время пытаются поставить знак равенства между репрессиями и люстрацией. А люстрация должна быть применена к тем, кто дискредитировал себя и кто был ответственен за строительство авторитарного, а потом и тоталитарного государства на разных его участках – в силовых структурах, в чиновничьей сфере, в образовательной области, в системе пропаганды. Все эти люди должны нести ответственность за то, что они сделали, и за то, что участвовали во всем этом осознанно. И эти люди должны быть изолированы от дальнейшего доступа к аналогичной работе в том государстве, которое образуется после смены режима. Это – сложная, тонкая, комплексная работа, которая совсем не похожа на репрессии, наказания и гражданскую дискриминацию, потому что гражданские права этих людей остаются в неприкосновенности.
Это – очень важная вещь, и без нее никакой успех в деле смены власти невозможен», – заключает Сергей Пархоменко.