7 июня 1971 года к первой в мире долговременной орбитальной станции (ДОС) «Салют-1» пристыковался корабль «Союз-11». На ее борт перешел первый (и как оказалось, последний) экипаж этого комплекса: Георгий Добровольский – командир, Владислав Волков – бортинженер и Виктор Пацаев – инженер-исследователь. Так началась история эксплуатации в СССР/России орбитальных станций: вначале главного элемента подготовки страны к «броску» в «дальний» космос (за пределы лунной орбиты), а впоследствии – тормоза на пути развития ее космической отрасли и символа застоя национальной космонавтики.
ДОСы: история рождения
После провала лунной пилотируемой программы СССР работники советской космической отрасли получили, как вспоминал соратник главного конструктора Сергея Королева академик Борис Черток в своей книге «Ракеты и люди», примерно такую установку из ЦК КПСС: «Нельзя допускать у народа даже мыслей о каких-либо наших неудачах в космосе. У нас свой путь, своя дорога, а если американцы тоже добиваются успехов, то это где-то в стороне от нашей генеральной линии».
Раздумья о том, как компенсировать неудачу советской лунной программы, «терзали», по словам Чертока, «не только высших руководителей». Они буквально «висели в воздухе». Первым наполнил такого рода мысль конкретным содержанием другой конструктор ракетно-космической техники Владимир Челомей (его самое известное детище – ракета-носитель «Протон»).
В 1967 году его Опытное конструкторское бюро (ОКБ-52), впоследствии переименованное в Центральное конструкторское бюро машиностроения (ЦКБМ), приступило к разработке проекта орбитальной станции. Возможность создания подобной техники подкреплялась и наличием вышеупомянутого «Протона». Этот носитель мог вывести на околоземную орбиту 20 тонн – более чем достаточно, чтобы запустить в космос ДОС.
Станции Челомея было присвоено наименование «Алмаз». Формально эта ДОС разрабатывалась по заказу Министерства обороны. По первоначальному проекту она должна была состоять из непосредственно самой станции, спускаемого аппарата для возвращения экипажа на Землю и большегрузного транспортного корабля снабжения (ТКС). Главной задачей этой ДОС (у Челомея предпочитали аббревиатуру ПОС – пилотируемая орбитальная станция) была разведка.
Впрочем, пальма первенства в выдвижении идеи использовать пилотируемую орбитальную станцию в качестве разведчика принадлежит США. 10 декабря 1963 года Америка обнародовала планы создать под эгидой Пентагона так называемую Обитаемую пилотируемую лабораторию (Manned Orbital Laboratory – MOL). Официально MOL предназначалась для научных исследований, но одной из ее главных функций была космическая разведка. Однако по мере совершенствования беспилотных космических разведчиков необходимость в столь дорогостоящем сооружении постепенно отпала, и программа была закрыта в июне 1969 года, за месяц до посадки «Аполлона-11» на Луну.
«Алмаз» или «Салют»?
В ОКБ Королева также не оставили без внимания тематику орбитальных пилотируемых комплексов. Там стали разрабатывать проект Многоцелевой космической базы-станции (МКБС). Как и челомеевская ПОС, она создавалась для разведки, однако в большей степени соответствовала своему названию «база». Предполагалось, что в МКБС будут заходить другие космические аппараты (КА), главным образом разведчики, для сдачи своих фотоматериалов, зарядки новой пленкой, заправки топливом, профилактики и ремонта. Это позволило бы продлить срок службы данных КА.
Впрочем, МКБС должна была исполнять роль не только «станции техобслуживания» для спутников. Планировалось оснастить ее различными видами противоракетного и противолучевого оружия. Идея строить подобные орбитальные «дредноуты» приходила в голову не только советским конструкторам. В 1950-е годы Вернер фон Браун – один из главных творцов космической программы США – предлагал вывести на околоземную орбиту станцию с крылатыми и обычными атомными бомбами на борту.
Итак, Кремлю предстояло выбрать, кто будет строить первую ДОС: предприятие Королева или Челомея? Выбор пал на первое. Отчасти это было обусловлено умелым лоббированием интересов своей фирмы сотрудниками королевского КБ, включая «родственные связи» данного КБ и Кремля (ведущий конструктор по ДОСам Юрий Семенов был женат на дочери члена Политбюро ЦК КПСС Андрея Кириленко), отчасти – внешнеполитическими факторами. «Королевцы» не только заявили, что создадут станцию быстрее «челомеевцев». Они предложили сделать ее гражданской, открытой для международного сотрудничества. Чисто военный «Алмаз», работы над которым к тому же заметно выбивались из графика, такой возможности, разумеется, предоставить не мог.
Кремль ухватился за эту идею – стать пионерами в области объединения усилий разных стран за пределами атмосферы пришлось по вкусу советским вождям. Это подчеркнуло бы миролюбивый характер внешней политики СССР. Но нужно было торопиться, пока американцы не додумались захватить с собой на Луну кого-либо из своих европейских союзников.
Скорость создания первой ДОС была достигнута путем «конфискации» у Челомея уже готового корпуса «Алмаза» (что, разумеется, вызвало у этого конструктора яростные протесты). «Королевцы» начинили ее своим оборудованием, значительная часть которого была разработана для корабля «Союз», и «Салют-1» был готов.
Впрочем, челомеевские станции все же увидели космос под наименованиями «Салют-2», 3 и 5. Из них меньше всего повезло «Салюту-2». Станция стала терять герметичность еще до того, как на нее прибыл первый экипаж, и через два месяца после запуска была сведена с орбиты. «Салюты» 3 и 5, хоть и непродолжительное время, но смогли поработать с космонавтами на борту. Все последующие «Салюты» – 6 и 7, а также «Мир», были произведениями королевской фирмы.
Зачем нужны были ДОСы?
Профессор Леонид Алексеевич Горшков, в прошлом один из ведущих проектантов РКК «Энергия», вспоминал в беседе с корреспондентом «Голоса Америки»: «Хотелось сделать что-то новое, идти вперед. И, конечно, очень велико было стремление обогнать американцев в сфере создания обитаемых космических комплексов: вывести на орбиту станцию раньше их и дольше их там летать».
Как уже отмечалось, подобный порыв инженеров и конструкторов советской ракетно-космической отрасли нашел полное понимание Кремля. Работам на данном направлении была обеспечена необходимая поддержка. Любопытно, что вначале ДОСы интересовали инженеров и конструкторов сами по себе, а не как этап подготовки к марсианской экспедиции. Марсианский пилотируемый проект разрабатывался в СССР с начала 1960-х годов, но ДОСы пошли как бы «параллельным курсом» с ним. И лишь начиная с «Салютов» 6 и 7, не говоря уже о многомодульном «Мире», стало, по словам Горшкова, приходить понимание того, что ДОСы являются ценным стендом для отработки и проверки «марсианских» технологий.
Венцом достижения ДОСов как такого рода стендов стала конструкция межпланетного орбитального корабля (МОК), являющегося основным элементом пилотируемого комплекса для полета к Марсу. МОК был разработан в начале 2000-х годов. Как подчеркнули в книге «Пилотируемая экспедиция на Марс» его создатели, «основной особенностью конструкции и систем межпланетного орбитального корабля является максимальное использование российских технологий, конструкций и систем, отработанных при создании орбитальных станций “Салют”, “Мир” и российского сегмента МКС».
Американский ответ
Создан был орбитальный форпост и за океаном, но его рождение, в отличие от «Салютов», было обусловлено не столько факторами «космической гонки» и стремления двигаться вперед в профессиональном плане, сколько желанием максимально использовать деньги налогоплательщиков, потраченные на «Аполлон». Кроме того, НАСА хотело избежать увольнения порядка 400 000 сотрудников американской космической отрасли после завершения лунной программы в 1972 году.
Американский орбитальный комплекс, получивший название «Скайлэб», был одобрен в 1967 году в рамках Программы применения результатов программы «Аполлон». Станция должна была быть сооружена на основе 3-й ступени ракеты-носителя «Сатурн-5», а экипажи на ее борт доставлялись бы кораблями «Аполлон». Данная схема проекта и была реализована.
«Скайлэб» эксплуатировалась в пилотируемом режиме с 25 мая 1973 по 8 февраля 1974 года. За это время на ней поработали три экипажа, каждый из которых состоял из 3 человек. После того как станцию покинул последний астронавт, она была переведена в автоматический режим полета и 11 июля 1979 года сошла с орбиты, просыпавшись в виде искусственного метеоритного дождя на юго-западную Австралию.
Как движение вперед превратилось в «бег на месте»
«Мы думали, – вспоминал Леонид Горшков, – что стоит вывести, допустим, телескоп за пределы атмосферы, и открытия посыплются на нас, как из рога изобилия. Действительность оказалась куда скромнее. Никаких открытий мы там не сделали, хотя приобретаемый опыт строительства и эксплуатации станций был очень ценен».
Однако где-то на исходе первого десятилетия эксплуатации ДОСов, рассказывал Горшков, в советской ракетно-космической отрасли стало нарастать ощущение того, что полеты по орбите уже не дают ничего нового и постепенно превращаются в бесконечное повторение пройденного. Интересно, что на самом «верху» государственной власти стало появляться такое же ощущение.
По воспоминаниям Горшкова, в конце 1970-х годов состоялась встреча генсека ЦК КПСС Леонида Брежнева со ставшим уже главным конструктором РКК (тогда НПО) «Энергия» Юрием Семеновым. Брежнев поинтересовался, а что НПО будет делать дальше, а то все вокруг Земли, да вокруг Земли… Семенов доложил генсеку о том, что предприятие теперь разрабатывает… многомодульную околоземную станцию.
Говоря о причинах, по которым генеральный конструктор «Энергии» Валентин Глушко, а после его преемник Юрий Семенов продолжали «утрамбовывать» ДОСами околоземное пространство вместо того, чтоб нацелиться на Марс, Леонид Алексеевич сказал, что так для них было «проще». Действительно, все основные технологии были уже разработаны и опробованы. Небольшие изменения, вносимые в конструкцию станций, не приводили к качественному расширению их возможностей, но зато и не повышали риска эксплуатации данных комплексов, что позволяло создателям ракетно-космической отрасли «развивать» пилотируемую космонавтику с минимумом «головной боли» для себя.
По мнению Горшкова, определенная часть вины за подобный застой лежит и на проектантах. Они должны были предложить генеральному конструктору проект, который тот должен был либо поддержать, либо отвергнуть. «Наверное, нам (проектантам – Ю.К.) тоже было проще продолжать “совершенствовать” ДОСы», – признал он. – Правда, были и объективные причины, по которым мы не предложили проект марсианской экспедиции. Просто так в неофициально-разговорной форме сделать это было невозможно».
Требовалось подготовить соответствующее проект-постановление правительства, – объяснил Горшков, – но без ракеты-носителя, способной вывести на околоземную орбиту элементы межпланетного комплекса, делать это было бессмысленно – никто б данную инициативу не поддержал. Ракета Н-1 не хотела, а ракета-носитель “Энергии” еще не умела летать. Когда же она научилась это делать [в 1987 году], уже стало понятно, что можно готовить общественное мнение к полету на Марс».
«В 1988 году, – продолжал Леонид Горшков, – мы договорились с Володей Губаревым (бывший главный редактор отдела науки газеты «Правда»), что я напишу статью по марсианской экспедиции в “Правду”. Статья эта после всех согласований с начальством была опубликована 24 мая 1988 года. Ну а почему мы так и не сделали проект-постановление правительства по марсианской экспедиции позже, в конце 80-х и 90-х, понятно: страна вошла в “штопор”».
Нет личности – нет прорыва
Разумеется, не стоит обвинять во всех бедах генеральных конструкторов, и в этом трудно спорить с Леонидом Алексеевичем, но в застое советской космонавтики во второй половине 1970-х годов и на протяжении 1980-х годов виноваты главным образом они. Чтобы понять это, достаточно вспомнить, что когда президент США Джон Кеннеди поставил в 1961 году перед Америкой задачу доставить до конца того десятилетия человека на Луну и благополучно вернуть его на Землю, Соединенные Штаты еще не закончили разработку ракеты-носителя… даже для околоземных орбитальных полетов. Но конструкторы, в частности Вернер фон Браун, убедили главу государства, что меньше чем через 9 лет смогут решить такую масштабную и сложную задачу, как создание «лунной» техники, включая сверхмощный ракету-носитель «Сатурн-5», и действительно решили ее.
Это произошло потому, что американские конструкторы не только верили в собственные силы, но и не боялись взять на себя ответственность, связанную с решением задачи, влекущей за собой повышенный риск. Подобными качествами, кстати, отличался и главный конструктор Сергей Королев.
Уже после полета Юрия Гагарина специалисты по надежности подсчитали, что вероятность благополучного исхода этого полета составляла всего 46%. Но, как писал историк космонавтики Ярослав Голованов о Королеве в своей книге с одноименным названием, это полет «был прежде всего выражением его воли, сконцентрированной до невероятной плотности внутренней энергии, сжатой, как плазменный шнур магнитным полем, ожиданием победы, которой он посвятил жизнь». Увы, никто из преемников Королева на посту руководителя «Энергии» ни подобной волей, ни внутренней энергией не обладал.
Таким образом, длительные полеты по околоземной орбите из ключевого элемента подготовки марсианской экспедиции превратились в один из ее главных тормозов. Произошло это по двум причинам. Первая – увеличивающаяся продолжительность орбитальных миссий позволяла говорить о «лидерстве» СССР в космосе.
В 1978 году экипаж станции «Салют-6» Юрий Романенко и Георгий Гречко побили рекорд третьего экипажа «Скайлэба» (84 дня), проведя на орбите 96 суток. Длительность последующих миссий продолжила идти по нарастающей, достигнув более чем четырехкратного (а на «Мире» во время полета Валерия Полякова – пятикратного) перекрытия рекорда американцев. Подобный показатель «лидерства» создавал как в Кремле, так и в космической отрасли атмосферу благодушия и самоуспокоенности, не способствующей движению вперед.
Вторая причина состояла в том, что эта околоземная «карусель» забирала у национальной космонавтики немалое количество финансовых средств вместе с технологическими и производственными ресурсами, которые могли бы быть потрачены на подготовку марсианской экспедиции.
«Кризис жанра»
Именно это словосочетание использовал в 2000 году заместитель генерального конструктора РКК «Энергия» Юрий Григорьев, когда говорил об околоземной пилотируемой космонавтике. Как генератор новых знаний и технологий она уже давно перестала оправдывать себя с точки зрения тех средств, которые тратятся на ее поддержание.
Данный тезис подтверждается опытом МКС. Для стран-участников данного проекта (за исключением России) это первый обширный опыт длительной пилотируемой внеземной деятельности. По этой причине они решили «выжать» из комплекса все, что можно, продлив период ее эксплуатации на 5 лет, или до 2020 года (станции к тому времени должно исполниться 20 лет, и будет большой удачей, если она долетает до этого возраста). Однако никто из партнеров по станции не рассматривает вопрос сооружения на орбите МКС-2. США нацелились на «дальний» космос и на Марс. Европейские партнеры, Канада и Япония с большой степенью вероятности присоединятся к Америке, ибо союз с ней будет поднимать их космические отрасли, а следовательно – их науку и технику в целом.
Предпринимались, правда, попытки (в основном в России) оправдать дальнейшее сооружение околоземных станций приданием им новых функций типа «сборочно-обслуживающего» цеха, где собирались бы и проходили мелкий ремонт космические аппараты, или же орбитального предприятия по производству лекарств, или неких элементов для электронной промышленности. Правда, никакого бесспорного технико-экономического обоснования строительства подобных объектов представлено не было.
Приступает к созданию своей околоземной станции Китай, но для него, как страны, чей опыт пилотируемой деятельности пока сводится лишь к трем краткосрочным полетам космических кораблей, подобный шаг на пути освоения космоса вполне оправдан.
Что же касается МКС, то этот комплекс можно и нужно «гонять» по орбите до тех пор, пока стоимость его эксплуатации из-за множащихся отказов не станет запретительно высокой. Однако не нужно забывать, что на нынешнем этапе развития мировой космонавтики (определяемом в первую очередь достижениями космических программ России и США) околоземная станция – это всего лишь «тренажер», позволяющий подготовиться к освоению «дальнего» космоса.
С учетом обмена опытом и информацией можно сказать, что мировое космическое сообщество занимается этой подготовкой уже 40 и, возможно, будет заниматься еще 10 лет (до окончания полета МКС). Попытки продолжить кружение вокруг Земли за пределами проекта МКС будут убивать своей бессмысленностью интерес к космонавтике со стороны политиков и общества и, как следствие этого, финансово обескровливать пилотируемую космическую деятельность. Не следует забывать, что Россия сейчас стоит с технической точки зрения намного ближе к марсианскому полету, чем Америка в 1961 году стояла к полету на Луну.
Подготовка к марсианскому полету стала препятствием на пути его осуществления