День рождения программы «Аполлон»

14 апреля 1961 года, через два дня после полета Юрия Гагарина (но еще за три недели до первого полета американца в космос) в Белом доме прошло совещание. Его свидетелем стал Хью Сайди – корреспондент крупнейшей американской печатной корпорации «Тайм-Лайф». В этот день Сайди должен был взять интервью у президента Джона Кеннеди, но тот, вместо того чтобы сделать это с глазу на глаз, пригласил его с собой в одну из комнат, видимо, желая придать как можно большую огласку теме, которая там обсуждалась.

А она того стоила. В комнате уже были советники президента Теодор Соренсен и Джером Визнер, глава НАСА Джеймс Уэбб вместе со своим заместителем Хью Драйденом, а также руководитель бюджетного отдела в администрации Кеннеди Дэвид Белл. Все они что-то активно обсуждали. Президент присоединился к дискуссии. Вот как описывает Сайди один из ее эпизодов:

«Поставим вопрос так, – с нетерпением сказал Кеннеди, – есть ли область, где мы их сможем догнать? Сможем ли мы облететь Луну до них? Сможем ли мы раньше их высадить человека на Луну? Как обстоят дела с “Новой” (рассматривавшемся в начале 1960-х годов проекте сверхтяжелой ракеты-носителя – Ю.К.) и “Ровером” (прототипом ядерного ракетного двигателя – Ю.К.)? Когда будет готов “Сатурн”? Можем ли мы сделать рывок?»

Возможным решением проблемы, пояснил Драйден, стала бы организация ускоренной программы по типу Манхэттенского проекта (создание атомной бомбы – Ю.К.). Однако подобная мера может обойтись в 40 миллиардов долларов, и даже в этом случае шансы победить Советский Союз оценивались как «пятьдесят на пятьдесят».

Слово взял Джеймс Уэбб. «Мы делаем все возможное, господин президент. И благодаря вашему руководству мы продвигаемся вперед быстро, как никогда… Но вот цена, – он запнулся, как бы взвешивая свои слова, – вот, о чем я не перестаю думать».

Он повернулся к ответственному за бюджет Беллу с вопросом в глазах. Цена космических исследований взлетела в геометрической прогрессии, пояснил Белл. «Сейчас не время для ошибок», – предостерег Визнер.

Кеннеди повернулся к людям, полукругом обступившим его, и на мгновение задумался. Затем он сказал: «Когда у нас будет больше информации, я смогу решить – стоящая эта затея или нет. Если б кто-нибудь только мог сказать мне, как догнать…» Кеннеди вновь ненадолго замолчал, глядя в лица присутствовавших в комнате. После этого он тихо сказал: «Сейчас нет ничего более важного».

Сайди хорошо запомнил то, что ему пришлось услышать в Белом доме, но вряд ли он мог предположить, что стал свидетелем эпизода по исторической значимости соизмеримого с совещанием в испанском королевском дворце, где Фердинанд II и Изабелла I решали в узком кругу придворных вопрос: быть или не быть экспедиции Колумба.

Корни «Аполлона»

В начале 1960-х годов маятник глобального противостояния двух сверхдержав – СССР и США – явно качнулся в пользу первого. Цепь военных неудач в США в Индокитае, в Заливе свиней на Кубе, а также явное отставание от СССР в области науки и техники, продемонстрированное космическим первенством Советского Союза, серьезно пошатнули веру жителей Нового Света в преимущество социально-экономической системы и компетентность правительства их страны. Не меньшее сомнение в мощи Америки стало выражать и международное сообщество в целом. «Аполлон» был одним из способов, использованных президентом Кеннеди для выхода из сложившейся ситуации.

Но почему «Аполлон»? Ответ на этот вопрос дал американский историк Уолтер Макдугал: «Лунная программа стала инструментом, посредством которого молодой президент, сделавший мужество и решительность своими руководящими принципами…, а также нация, казалось, утратившая веру в себя, смогли достойно ответить тем вызовам, которые бросил им мир после запуска спутника».

Действительно, «Аполлон» стал триумфом не только космической программы США, но и американской нации в целом, символом ее научно-технического могущества. Однако за звездно-полосатыми флагами, горделиво воткнутыми в лунную поверхность, скрылись две интриги, которые, воплотись они в жизнь, могли бы поменять как мировой ход освоения космического пространства, так и советско-американские отношения.

Интрига первая

Несмотря на то что Кеннеди стал фактически «отцом» пилотируемой лунной программы США, сам он отнюдь не был фанатичным приверженцем ни людей на Луне, ни в космосе вообще. Еще до того, как было принято решение об «Аполлоне», президент сказал Визнеру: «Если у вас есть захватывающий воображение проект, осуществить который можно на Земле, и от которого было бы больше пользы, – скажем, опреснение океана или что-нибудь такое же драматичное и убеждающее, как освоение космоса, то мы должны сделать это».

Однако ничего такого на Земле, что могло бы захватить воображение и одновременно быть полезным, не нашлось. Когда советники Кеннеди попытались предложить ему создаваемый в США линейный ускоритель в качестве примера научно-технического лидерства Америки, он сказал, что «никто не знает, что это такое». Примерно такой же скепсис вызывала у президента и информация о том, что США запустили ощутимо больше научных спутников, чем СССР.

Кеннеди выбрал «драматичный и убеждающий» эффект пилотируемых космических полетов. Но любая деятельность на околоземной орбите воспринималась бы широкой общественностью как повторение полета Гагарина. Требовалось одержать победу на качественно новом уровне исследования и освоения космоса. Таким уровнем могла стать только Луна.

Вообще к моменту вышеупомянутой встречи в Белом доме лунный пилотируемый проект уже обсуждался в НАСА. Информация, поступившая Джеймсу Уэббу из разных источников, в том числе секретных, убедила главу агентства: именно посадка на Луну была «основным проектом, в отношении которого мы сможем убедить президента, что сможем его осуществить и осуществить раньше русских, или, по крайней мере, у нас имеется достаточно шансов сделать это».

Идея космического «рывка» нашла полное понимание и в Конгрессе США. Вот лишь несколько характерных выступлений конгрессменов на специальной сессии Комитета по космосу еще до принятия решения о реализации «Аполлона»:

Конгрессмен Фултон: «Я считаю, что мы находимся в состоянии гонки, и я много раз говорил вам, господин Уэбб: “Скажите, сколько вам нужно денег, и мы прямо здесь, в этом комитете выделим вам требуемую сумму….” Я устал от того, что мы все время вторые после Советского Союза. Я хочу быть первым. Я считаю, что это хорошее, мирное соревнование. Я не вижу в нем ничего плохого… Понимаете ли вы, господа, что вы несете ответственность за то, как капиталистическая система выглядит в глазах остального мира с точки зрения ее эффективности и научного прогресса? Понимаете ли вы, господа, что это может оказать влияние на переговоры с Советским Союзом, в частности, по Лаосу?»

Конгрессмен Анфусо был еще более прямолинеен: «Я хочу, чтобы страна провела мобилизацию, как в военное время, потому что мы находимся в состоянии войны. Я хочу, чтобы наши рабочие графики были урезаны вдвое. Я хочу, чтобы работа, которую НАСА собирается сделать за 10 лет, была сделана за 5. Я хочу, чтобы НАСА наконец-то хоть в чем-нибудь стало первым, как, например, посадка на Луну, что, как я знаю, может быть осуществлено….»

25 мая 1961 года Джон Кеннеди выступил перед общим собранием двух палат Конгресса с обращением, названным «Неотложные нужды нации». Обращение это получило официальный статус второго традиционного ежегодного обращения президента под неменяющимся названием «О положении дел в стране». Именно в этом послании президент и сделал историческое заявление о начале реализации в США проекта лунной пилотируемой программы «Аполлон».

Интрига вторая

20 ноября 1962 года в ходе другого совещания в Белом доме в узком кругу лиц, имевших отношение к «Аполлону», президент Кеннеди вновь подтвердил свое утилитарно-политическое отношение к этой программе как к средству обойти СССР в области освоения космоса. «Все, что мы делаем, должно быть подчинено тому, чтобы добраться до Луны раньше русских», – сказал он. Но мало кто знает, что Кеннеди и до, а во многом и после начала программы «Аполлон», думал о ней как о «сфере совместных интересов» с Советским Союзом, которая помогла бы смягчить климат «холодной войны». По словам Соренсена, «не секрет, что Кеннеди предпочел бы сотрудничать с Советами в осуществлении полетов на Луну».

Было и еще несколько причин, по которым Кеннеди хотел объединить усилия с СССР в рамках лунной программы. Первая – отсутствие уверенности президента в том, что США смогут догнать и перегнать Советский Союз в космосе. Перспектива ввязаться в гонку, в результате которой СССР еще больше подчеркнул бы свое космическое превосходство, была ему явно не по душе.

Вторая – предупреждение его предшественника президента Дуайта Эйзенхауэра о возможном воздействии на политику государства военно-промышленного комплекса и научно-технической элиты также не прошло мимо ушей нового главы Белого дома. Начать «космическую гонку» – явно способствовать укреплению политического влияния этих экономических и социальных структур. Наконец, беспокойство Кеннеди вызывала и стоимость космической программы, в особенности – ее возможное воздействие на другие государственные программы, в том числе и социальные.

В феврале 1961 года Кеннеди учредил Оперативную группу по международному сотрудничеству в космосе. К апрелю данная группа подготовила двадцать два конкретных предложения, направленных на организацию сотрудничества в космосе между СССР и США. Их диапазон простирался от координации усилий в осуществлении отдельных проектов до сотрудничества в таких широкомасштабных программах, как пилотируемая экспедиция на Луну или же исследование планет Солнечной системы, в частности, Марса, с помощью автоматических аппаратов.

Первый «пристрелочный» шаг Кеннеди предпринял сразу после полета Гагарина, когда в поздравительной телеграмме советскому лидеру Никите Хрущеву отметил: «Я искренне желаю, чтобы в своем продолжающемся познании космического пространства наши страны смогли работать вместе на благо всего человечества».

Ответом на это послание стала через некоторое время также телеграмма, полученная Кеннеди от Хрущева. В нем тот поздравил президента с «успехом американской технологии» по случаю суборбитального полета Алана Шепарда 5 мая 1961 года. Это уязвление Америки в сочетании с уже отмеченным провалом американской интервенции на Кубу в Заливе свиней в апреле 1961 года вынудило Кеннеди превратить лунную программу из поля для сотрудничества в поле для соревнования с Советским Союзом.

И все равно лучше вместе, чем порознь

Так считал Кеннеди даже после объявления о программе «Аполлон». В июне 1961 года в ходе встречи с Хрущевым в Вене он, несмотря на серьезные политические разногласия с главой СССР, несколько раз предложил ему сделать лунные экспедиции совместным советско-американским проектом. Хрущев ответил отказом. Кеннеди не оставил своих попыток и в сентябре 1961 года с трибуны ООН пригласил СССР объединить с США усилия в космосе (не конкретизируя, правда, на каких именно направлениях). Никакой практической реакции со стороны Кремля также не последовало.

В марте 1962 года Госдепартамент с одобрения президента отправил Хрущеву письмо, где предложил сотрудничество в рамках ряда менее масштабных, чем «Аполлон», космических программ. Москва не отвергла с порога эту инициативу и даже делегировала академика-секретаря Отделения технических наук АН СССР Анатолия Благонравова на переговоры с уже упомянутым заместителем администратора НАСА Хью Драйденом. Переговоры за тот период времени, когда у власти одновременно находились Кеннеди и Хрущев, продолжались с марта 1962 по сентябрь 1963 года, но не привели ни к каким реальным результатам. Несмотря на это, обращаясь к сессии Генеральной ассамблеи ООН 20 сентября 1963 года, Кеннеди впервые официально и публично пригласил Советский Союз присоединиться к Соединенным Штатам для совместной реализации экспедиции на Луну.

Делая это, президент рисковал обострением отношений с Конгрессом вокруг «Аполлона», которое действительно не замедлило себя долго ждать. Конгрессмены Альберт Томас и Олин Тиг направили Кеннеди письма. В том, которое президент получил от Тига, в частности говорилось: «В свете Вашего выступления в ООН, в котором содержалось предложение объединить усилия вместе с русскими для полета на Луну, мне чрезвычайно хотелось бы узнать – отказались ли мы от этой национальной цели, или пересмотрели ее? Это предложение меня разочаровало. Я был очень горячим сторонником космической программы, полагая, что мы должны стать нацией, представитель которой первым ступит на Луну».

Что же касается послания Томаса, то он, не слишком утруждая себя поиском дипломатических оборотов, высказал мнение, что речь президента в ООН «очевидно подрывает» его авторитет «как мирового лидера в международных делах». Конгрессмен подчеркнул, что «пресса и многие частные лица восприняли Ваше предложение о сотрудничестве с русскими в полете на Луну как ослабление Вашего призыва предпринять большие и целенаправленные усилия для осуществления посадки на Луну».

Досталось Кеннеди и со стороны верхней палаты Конгресса США. Сенатор Клинтон Андерсон, председатель Комитета по космосу, отметил, что не видит «никаких существенных причин» для изменения программы «Аполлон». «Соревнование в космосе между Соединенными Штатами и Советским Союзом продолжается», – подчеркнул он.

Несмотря на подобную критику, Кеннеди попросил Уэбба представить ему промежуточный отчет о ходе планирования переговоров с Советским Союзом по поводу сотрудничества в космосе к 15 декабря 1963 года. Главе Белого дома не довелось узнать, выполнил ли руководитель НАСА его просьбу. 22 ноября, ровно через десять дней после того, как Кеннеди обратился с ней к Уэббу, выстрелы в Далласе оборвали жизнь самого молодого президента в истории США.

Зачем нужно было Кеннеди сотрудничество с СССР в космосе?

Дадим слово бывшему послу СССР в США Анатолию Добрынину, рассказавшему о своей встрече с вдовой президента Жаклин Кеннеди в день прощания с главой Белого дома. «Иностранные делегации по очереди проходили мимо стоявшей в зале супруги покойного президента и выражали свое соболезнование. Она, как правило, молча, кивком головы выражала свою благодарность. Но когда подошли мы с Микояном и передали глубокие соболезнования от Хрущева и его супруги, Жаклин Кеннеди со слезами на глазах сказала: “Утром в тот день, когда убили моего мужа, он неожиданно сказал мне в гостинице до завтрака, что надо сделать все, чтобы наладить добрые отношения с Россией. Я не знаю, чем были вызваны эти слова именно в тот момент, но они прозвучали как результат какого-то глубокого раздумья. Я уверена, что премьер Хрущев и мой муж могли бы достичь успеха в поисках мира, а они к этому действительно стремились…”»

Как известно, попытки Кеннеди построить «космический мост» между США и СССР не нашли должного отклика у Москвы. Это произошло по трем причинам. Первая – советское руководство было уверено, что СССР и дальше сможет удерживать космическое лидерство, а потому не хотело делить славу первопроходцев космоса с США.

О второй рассказал Хрущев в своих мемуарах. К тому времени у СССР была только одна «работающая» межконтинентальная баллистическая ракета – «семерка». Она же по совместительству служила и основной «рабочей лошадкой» гражданской космической программы СССР. Согласись Советский Союз участвовать с Соединенными Штатами в совместных космических исследованиях – и пришлось бы ему раскрыть перед потенциальным противником особенности конструкции этой МБР. Иллюзий относительно боевых возможностей «семерки» Никита Сергеевич не питал, а потому опасался, что, детально разобравшись в ней, заокеанские специалисты тут же поймут, насколько эти возможности ограничены. И, наконец, третья причина заключалась в том, что Кремль хотел увязать сотрудничество в космосе с рядом внешнеполитических уступок со стороны США, на что Белый дом идти не собирался.

Вместо небольшого эпилога

Об историческом значении «Аполлона» написано множество книг, статей и исследований. Многие технологии, разработанные в ходе осуществления этой программы, прочно вошли в повседневную жизнь, а американский Исследовательский институт Среднего Запада подсчитал в начале 1970-х годов, что на каждый потраченный доллар НАСА получило семь долларов прибыли.

Однако помимо технического и внешнеполитического, был еще и другой, не менее важный результат лунной программы. О нем сказал сенатор Абрахам Рибикофф в 1969 году, вскоре после посадки «Аполлона-11» на поверхность спутника Земли: «Если люди способны добраться до Луны, а теперь мы знаем, что способны, то нет ничего такого, что мы не смогли бы сделать. Видимо, в этом и состоит главное достижение “Аполлона-11”».

Новости науки и техники читайте в рубрике «Наука и техника»