17 марта исполнилось ровно 30 лет с момента, когда власти СССР провели первый и последний в истории Советского Союза референдум – о сохранении этого государства, существовавшего с 1922 года.
Причиной проведения голосования в марте 1991 года стали центробежные процессы в стране, ставшие настолько явными, что Москва сочла необходимым на них отреагировать: в предшествующем 1990-м году одиннадцать республик СССР приняли декларации о суверенитете, а республики Балтии сделали это еще раньше – в 1988 и 1989 годах.
На все это Верховный Совет СССР по призыву президента страны Михаила Горбачева ответил в декабре 1990 года решением назначить на март 1991-го референдум, закрепляющий дальнейшее существование Союза. После кровавых событий начала 1991 года в Вильнюсе стало понятно, что пропасть между центром и регионами становится непреодолимой.
На голосование центральными властями был поставлен один вопрос: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновлённой федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» Вопрос был с подвохом: сторонникам сохранения Союза приходилось соглашаться на то, что республики будут суверенными, противникам СССР – на то, что аббревиатура, прочно связанная в сознании многих с тоталитарной коммунистической властью, никуда не уходит. Недовольны, как оказалось позже, остались и те, и другие.
Шесть республик референдум официально проигнорировали. Латвия, Литва и Эстония предприняли шаги, чтобы не только бойкотировать распоряжение Москвы, но и закрепить свою независимость необратимо: плебисциты по вопросу о полной независимости были проведены каждой страной Балтии (Литва – опрос 9 февраля, Латвия – опрос 3 марта, Эстония – референдум 3 марта).
Армения, Грузия и Молдова также воспротивились союзному референдуму: Ереван в феврале 1991-го заявил о том, что проведет через полгода референдум о независимости и официально отказался организовать голосование о сохранении СССР; Тбилиси запланировал референдум о восстановлении государственности Грузии на конец марта 1991 года, а Кишинев просто отказался сотрудничать с Москвой.
При этом сепаратистские анклавы в Грузии и Молдове – Абхазия, Приднестровье и Гагаузия – решили референдум о сохранении СССР провести, что было частью борьбы «центра» против республиканского стремления к независимости в стиле «угостить доктора его же лекарством».
Официальные результаты референдума выглядели, на первый взгляд, убедительно: из почти 150 миллионов участвовавших в голосовании (что составляло чуть больше 80% советских граждан, имевших право голосовать) около 78 процентов ответили «да». Однако абсолютное число выходило меньше половины населения страны, а расследования, проводившиеся, в частности, властями Грузии по поводу голосования в Абхазии, выявляли масштабные подтасовки.
Однако и те республики, которые у себя референдум провели, воспользовались им для решения неотложных политических нужд: в частности, Россия 17 марта 1991 года проголосовала за введение поста президента республики, которым через три месяца был избран председатель Верховного Совета России Борис Ельцин.
Как все это воспринималось в США? Надеялись ли американские политики и эксперты на то, что референдум поможет сохранить СССР, или наоборот, хотели, чтобы Союз распался?
Джеффри Тримбл: референдум был слишком малым и слишком запоздалым шагом
Джеффри Тримбл (Jeffrey Trimble), профессор Университета Огайо и профессиональный журналист, занимавший руководящие посты в зарубежном вещании США, в марте 1991 года был в Москве – он работал корреспондентом издания US News & World Report. В интервью Русской службе «Голоса Америки» Тримбл вспоминает, что референдум не воспринимался иностранными журналистами в Москве как что-то, способное повлиять на ход событий:
«Те из нас, кто тогда работал в Москве и наблюдал начавшуюся намного раньше, в 1988-1989 годах, совокупность событий и процессов, которые в конечном итоге привели к краху, видели, что нечто серьезное надвигается, и для нас это все сюрпризом не стало. Таким образом, сам референдум показался тем из нас, кто писал репортажи из Москвы, слишком малым и слишком запоздалым шагом, чтобы изменить процессы, которые происходили в Советском Союзе».
Джеффри Тримбл говорит, что понимает, что двигало властями СССР: «Это могло воплощать мечту и надежду Михаила Горбачева и его ближайших советников на то, что каким-то образом, благодаря его личной власти и его личной харизмы, он может удержать все в едином состоянии. Но почти всем остальным к тому времени было ясно, что не может. И референдум, который сам по себе дал неоднозначные результаты, на самом деле не казался каким-либо значительным событием».
Как к западным журналистам пришло понимание этого «надвигающегося серьезного», чему не мог помешать референдум? Профессор Университета Огайо поясняет – благодаря тому же Горбачеву: «Благодаря гласности, благодаря политике Горбачева, которая, среди прочего, позволяла иностранным корреспондентам гораздо более свободно путешествовать по Советскому Союзу и встречаться с людьми по всему СССР, мы воочию наблюдали растущие настроения в поддержку независимости в республиках. И это не только во время, например, посещения Украины и встреч с лидерами Народного Руха, или поездок в республики Балтии и встреч с лидерами движений там, но и на встречах с обычными людьми, когда мы слышали то, что они говорят».
Среди факторов, обрекавших референдум на неудачу в смысле его роли, добавляет Джеффри Тримбл, были и нараставшая экономическая разруха, и рост рабочего движения:
«Встреча с шахтерами в Донбассе и в Казахстане давала понимание того, что эти настроения и обеспокоенности не просто выражались какой-то интеллектуальной элитой в Москве, но ощущались на низовом уровне по всей стране. То есть, это целая совокупность событий, начиная с экономических трудностей, потом – стремления республик к независимости и таких вещей, как независимое рабочее движение, и все эти события довольно четко сигнализировали о том, что существующая ситуация нестабильна. То, что это приведет к официальному распаду того, что называется Советским Союзом, не просматривалось ясно, но было понятно, что в этой стране произойдут фундаментальные изменения».
Джон Теффт: президент Буш в Киеве фактически призвал сохранить СССР
Российская пропаганда в последние годы говорит о том, что Соединенные Штаты прикладывали немало усилий к тому, чтобы СССР развалился. В частности, официальный телеканал Министерства обороны России несколько лет назад в статье на своем интернет-сайте заявил: «Американцам понадобилось ровно 10 шагов, чтобы разрушить великую империю – Советский Союз».
Контролируемая Кремлем газета «Известия» год назад опубликовала материал американского блоггера и карикатуриста Тэда Ралла, рисующего для сайтов Russia Today и Sputnik, в которой тот утверждает: «Вмешательство Вашингтона стало одним из основных факторов, способствующих распаду СССР в 1991 году».
При этом ностальгирующими по СССР экспертами референдум 17 марта приводится как довод в пользу того, что сам бы СССР не развалился, раз уж за его существование высказались 113 с половиной миллионов человек.
Однако бывший посол США в России Джон Теффт (John Tefft) в интервью «Голосу Америки» говорит, что все эти утверждения являются ложными: «Я не думаю, что такая оценка соответствует действительности. Если приглядеться внимательно к той политике, которую проводил президент Джордж Буш-старший, то ясно, что он не преследовал цель развалить СССР. На самом деле, все было наоборот. Я никогда не принимал утверждение, что американцы положили конец Советскому Союзу. Я не могу вспомнить никаких усилий администрации того периода, направленных на то, чтобы как-то навредить Горбачеву».
В 1991 году Джон Теффт был заместителем директора «советского отдела» в Госдепартаменте США. Он вспоминает, что шаги Белого дома в тот момент были направлены на то, чтобы СССР был сохранен: «Президент Буш поддерживал Горбачева, и он даже отправился в Киев в августе того же 1991 года, где выступил с речью, позже названной обозревателем The New York Times Уильямом Сэфайером «Chicken Kiev Speech» (ироническое название, которое можно прочесть как «Речь в честь котлеты по-киевски» и «Трусливая речь в Киеве» - Д.Г.). В ней президент, выступая с трибуны Верховной Рады, фактически сказал, что Украина должна остаться в СССР».
Дипломат объясняет усилия Джорджа Буша-старшего по недопущению распада СССР практическими соображениями: «Я думаю, что тогда было немало опасений по поводу того, что если СССР развалится, то наступит ситуация хаоса, и это, во-первых, приведет к уменьшению стабильности во всем регионе, а во-вторых, и это главное, непонятно, что тогда произойдет с советским ядерным оружием. Это вообще было тем главным, что занимало умы нашей администрации в то время. И уже после развала СССР сенаторы Сэм Нанн и Ричард Лугар приложили немало усилий для поиска средств под программу, делающую безопасным ядерное оружие различного рода, разбросанное по нескольким бывшим союзным республикам – чтобы оно не попало в руки к разным плохим парням».
Томас Грэм: мы были готовы к распаду СССР, но не подталкивали процесс
Похожие обеспокоенности были и в Пентагоне, куда после работы первым секретарем посольства США в Москве, закончившейся летом 1990 года, попал Томас Грэм (Thomas Graham) – известный американский эксперт и управляющий директор компании Kissinger Associates.
В интервью «Голосу Америки» Томас Грэм, в 1991-м - сотрудник отдела СССР и Восточной Европы в Министерстве обороны США, так обосновывает полную готовность Вашингтона поддерживать Михаила Горбачева до переворота ГКЧП: «В 1990-1991 годах, как минимум до августовского путча администрация Буша предпочитала иметь дело именно с Горбачевым – они плотно работали вместе с ним в течение 1989 года, который был поворотным в истории Центральной и Восточной Европы, а также в сфере контроля над ядерными вооружениями и региональных проблем вообще. Было ощущение, что Горбачев всерьез собирается проводить реформы – он уже многое сделал в Советском Союзе в области политических преобразований».
«К тому же, мы в это время уже видели опыт развала Югославии, и официальные лица, в том числе госсекретарь Джеймс Бейкер, а также и сам президент, опасались, что СССР может стать такой Югославией, только с ядерным оружием», - говорит управляющий директор Kissinger Associates.
При этом совсем не готовиться к худшему сценарию (который все же не состоялся), по словам Томаса Грэма, в Вашингтоне не могли:
«Власти США, конечно, осознавали возможность распада СССР. За некоторое время до 1991 года была создана неформальная административно-аналитическая группа под названием «Ungroup» («Не-группа» - Д.Г.), названная так потому, что никто не хотел, чтобы какая-то информация оттуда утекала. И эта группа рассматривала возможные сценарии будущего СССР, одним из которых был и развал, для понимания того, что это будет означать для США, и какую политику Соединенные Штаты в этом случае должны проводить, чтобы защитить свои интересы».
«В эту группу, - продолжает Грэм, - входил Эд Хьюит, старший директор по СССР в Совете национальной безопасности США, замминистра обороны Пол Вулфовиц, а также Арнольд Кантер, заместитель госсекретаря США, и еще люди. Я не входил – там были высшие чиновники, к которым я не относился (в 2004 – 2007 годах Грэм и сам был старшим директором по России в Совете национальной безопасности США и специальным помощником президента Джорджа Буша-младшего – Д.Г.). Конечно, никому не хотелось, чтобы дискуссии о том, что будет, если СССР развалится, становились известны большому кругу людей. Это был очень небольшой круг специалистов».
Управляющий директор Kissinger Associates делится своими собственными ощущениями того времени – он, совсем недавно вернувшийся в Вашингтон после личного наблюдения за процессами внутри СССР, понимал, к чему все идет:
«Те реформы, которые Горбачев проводил, и которые были очень нужны, чтобы двигать страну вперед, параллельно запустили центробежные силы, которые ее и разрушили. По моему ощущению того времени, его задача была невыполнимой: нельзя было одновременно реформировать СССР и сохранить его».
«Я лично предполагал, что СССР может распасться, и некоторое количество людей в Вашингтоне тоже понимали, что возможность такая существует, хотя очень многие в администрации вообще этого не допускали. Конечно, когда Советский Союз все же распался, никто в администрации США не предпринимал усилий, чтобы собрать его обратно, но мы никоим образом не подталкивали этот процесс распада», – заключает Томас Грэм.
