Конференция, прошедшая 10 ноября на интернет-площадке Института Изучения Европы, России и Евразии при Университете Джорджа Вашингтона (Institute for European, Russian, and Eurasian Studies at George Washington University, IERES) заметно отличалась от других подобных мероприятий. В ней приняли участие не только американские, но и российские ученые из Московского государственного института международных отношений (МГИМО) – что ныне большая редкость. Любопытно, что участники отметили: в русском языке отсутствует термин для адекватного перевода темы конференции: Statecraft in US-Russia Relations. Слово «statecraft» здесь можно лишь приблизительно передать, как «искусство государственной политики».
«В основе определения понятия «statecraft» находятся типические цели, инструменты и методы действий государства, пытающегося повлиять на другое государство без использования военно-силового принуждения», – формулируют сами ученые. Впрочем, один из участников научного проекта, Дженна Джордан из Центра международных отношений Колледжа гуманитарных наук при Технологическом институте Джорджии (Jenna Jordan, School of International Affairs at College of Liberal Arts, Georgia Institute of Technology) призналась: «Когда я занялась этим проектом, я подумала: здорово, я знаю, что такое управление внешней политикой! Но чем больше я углублялась в методику, тем меньше я понимала эту концепцию, тем более тонкой она мне представлялась».
Сэмюэл Чарап, эксперт некоммерческой исследовательской корпорации RAND (Samuel Charap) выводит новый термин из другого популярного понятия последнего времени: «Прошло семь лет активного использования и злоупотреблений термином «гибридный» в политике и военном деле. Это давно не академические дебаты: сейчас существуют подразделения правительств и международных организаций, занимающиеся гибридными угрозами. Но приведенное здесь определение управления государственной политикой не только намного точнее, но и дает нам своего рода ключ к проблеме, которую имел в виду термин «гибридный». Пластичность английского термина «statecraft» в том, что он хорошо подходит к различным политическим культурам».
Ученым из Технологического института Джорджии в Атланте и МГИМО, похоже, действительно удалось выработать и комплексно применить новый подход к анализу внешней политики. Традиционно эксперты США придерживаются мнения, что американская внешняя политика держится на двух «китах»: американских интересах (главным образом – широко понимаемая безопасность страны в мире), и на американских ценностях (в первую очередь – демократия, примат прав человека), которые США считают своим нравственным долгом защищать. Ведя диалог в рамках ценностного подхода, американские политики нередко натыкаются на глухую стену обороны и непонимания со стороны России или восточных государств, порой исключающую любую кооперацию. Поэтому группа исследователей не только взяла на вооружение исключительно первый подход – базирующийся на интересах – но и довела его до технологического и технократического абсолюта, фактически возведя внешнюю политику в ранг даже не искусства, а абстрактной технологии без всякой оценки этического или исторического контекста.
Подход оказался продуктивным. Из работ авторов составили сборник под названием: «Внешнеполитические ресурсы и образы действия. Мегатренды» (в английском издании – афористичнее: Evolution of Statecraft. Megatrends). Что характерно, сборник был издан в России: в качестве очередного номера журнала «Международные процессы», одобренного российским регулятором для публикации профильных диссертаций.
Дженна Джордан, соавтор первой статьи «Внешнеполитические ресурсы и инструменты в российско-американских отношениях. Определения, значение и дилеммы» утверждает: «Ясно сформулированные национальные интересы служат важным ориентиром и позволяют координировать действия внешнеполитической бюрократии, а также указывают государствам-соперникам на «красные линии». Вместе с тем процесс определения и объяснения национальных интересов общественности приводит лиц, принимающих решения, к необходимости сложного выбора между зачастую взаимоисключающими альтернативами. Такой выбор может иметь серьезную политическую цену внутри страны». Больше к мнению граждан, электората – авторы не возвращаются.
Далее Джордан и ее соавторы (Адам Сталберг из того же колледжа Атланты (Adam Stulberg ) и Михаил Троицкий из российского МГИМО) конкретизируют понятие «statecraft»: это комплекс «внешнеполитических ресурсов, инструментария и форм поведения» – фактически абстрагированная от людей технология. Недаром перед этим следует тезис, что внешняя политика США при президенте Байдене «в целом соответствовала принятым при президенте Трампе» стратегиям.
«Исследовать внешнеполитические средства и формы поведения государств – значит стараться понять, каким образом представления государства о силе... воплощаются в попытки этого государства оказать влияние на других субъектов в сложившихся условиях», – соглашаются американские и российские авторы и иллюстрируют свое мнение не историческими примерами, а математическими графиками, например: «Наступательные действия и риторика в американском и российском дискурсах» на основе базы данных GDELT (Глобальная база данных событий, языков и звука – Global Database of Events, Language, and Tone).
Сопоставление графиков показывает: «Несмотря на совершенно разные позиции, традиции и интересы, американский и российский дискурсы, связанные с соперничеством великих держав, схожи в гораздо большей степени, чем принято считать», – констатируют авторы, полностью проходя мимо не только оценки, но даже упоминания конкретных событий: «Это позволяет сделать вывод, что обе великие державы уделяют существенное внимание разработке наступательных стратегий, но делают это таким образом, чтобы избежать прямой конфронтации даже при обострении конфликта», – пишут авторы примирительно.
Гости конференции порой пытались как-бы «приземлить разговор» и задавали экспертам практические вопросы. Например: «Выборы в США проводятся каждые четыре года, и все меняется, когда меняется администрация: включая органы управление государственной политикой. Мы уже довольно давно не видели смены администрации в России. Когда это случится, какие изменения произойдут в российской политике?» Вопрос повис без ответа: дискуссия не опускалась до эмпирической реальности.
Кроме личностной, авторы новой концепции поставили под сомнение и историческую детерминацию политики: «История – зависимость от предшествующего пути развития – традиция. Многие склонны считать, что, принимая решения, политики находятся под сильным влиянием истории. В действительности... политики чаще всего понимают уроки истории упрощенным или искаженным образом, поэтому нередко они используют историю просто для оправдания заранее выбранного курса... Цель данного выпуска журнала – исследовать ключевые явления и тенденции,.. подходы государств к инструментализации этих явлении».
Российский ученый из МГИМО Игорь Истомин представил на конференции свою работу: «Управление обязательствами в асимметричных альянсах». Таковыми он называет союзы, «в которых крупная держава сотрудничает с заведомо уступающими ей по силе союзниками». В тексте он приводит примеры того, как на начало 2020-х годов [Россия] предоставляла гарантии защиты на случай нападения Абхазии, Армении, Беларуси, Казахстану, Кыргызстану, Таджикистану и Южной Осетии. Таким образом, Москва полагалась на асимметричные альянсы в отношениях с рядом близлежащих стран для извлечения преимуществ, связанных с проецированием силы, легитимацией её внешнеполитических инициатив, ограничением свободы манёвра конкурентов, а также стабилизацией собственного окружения».
Нетрудно заметить, что непризнанные и оккупированные территории, как Абхазия или Южная Осетия, равноправно соседствуют в этом списке с государствами-членами ООН. В качестве преимущества политики России автор выдвигает тезис, что она «не стремится вступать в аналогичные альянсы с географически удалёнными партнёрами. Такая сдержанность сохраняется даже в отношении стран, с которыми Москва выстраивает привилегированное сотрудничество». Впрочем в середине работы приведен график: «Степень совпадения позиции России и других государств при голосовании по резолюциям в Генеральной Ассамблее ООН». Этот показатель за последние 15 лет у России неуклонно снижается. Причем не только относительно всех государств, но и относительно собственных союзников.
Адам Сталберг также представил на конференции свою работу о санкционной политике США в отношении России с красноречивым названием: «Тень санкций». Технология анализа statecraft приводит его и соавтора Джонатана Дарси (Jonathan Darsey) к выводу: «Западные политики неоднократно вводили дополнительные ограничения, несмотря на отсутствие свидетельств того, что санкции сработали для достижения декларируемых целей. Подобное упорство парадоксально и требует объяснения». Авторы ясно высказываются за отмену санкций: «Взаимная безрезультативность односторонних санкции, по иронии судьбы, не только подтверждает оценки каждой из сторон относительно собственных рычагов воздействия, но и создает риски перетекания противоборства в новые области, в результате чего усилия по точному расчету издержек окажутся неэффективными. Если не устранить такую динамику, она может свести на нет усилия по стратегическому восстановлению отношений и даже непреднамеренно повысить вероятность опасной эскалации... Механизмы, порождающие угрозы санкций как выверенную форму принуждения для одной стороны, могут только подстегнуть эскалационную логику другой стороны, которая сразу прибегнет к невоенным и военным инструментам конфронтации». Эти аргументы близки тем, которые в течении несколько лет излагает Кремль.
На конференции рассмотрено и использование миграционной политики в международных отношениях. Камилла Пагани (Camilla Pagani) – итальянский исследователь, приглашенный читать лекции в МГИМО, отметила: «Управление миграционными потоками может предприниматься в целях получения преференций в торговле, принуждения к сотрудничеству в асимметричных отношениях, способа выдвинуть политическую угрозу или повысить градус конфликта». Пагани настаивает на эффективности концепции инструментализации миграции для анализа ее влияния на двустороннем уровне. Устно она отметила, что сегодня «Беларусь пытается оказать давление на Польшу так же, как Турция сделала это с ЕС во время миграционного кризиса в 2015 и 2016 годах и, возможно, ищет путей для аналогичной сделки».
Последний блок, проанализированный авторами на основе нового технологического подхода – языковой. Статья озаглавлена: «Язык как ресурс внешней политики. Старый инструмент под новые задачи?» Ее авторы, среди которых и приглашенный в МГИМО британский профессор Франсуаза Ле Со (Françoise Le Saux), не выступали на конференции, однако их текст доступен. «Давая обзор использования языка как инструмента внешней политики..., авторы рассматривают роль языковой политики на разных этапах истории: от появления возможности у европейских государств принудительно создавать новую идентичность вокруг единого языка до выполнения имперской миссии – «просвещения» колонизированного населения в попытке обеспечить экономические и культурные блага колониальным державам на длительную перспективу». Авторы и здесь стараются ограничиться технологическим подходом, уравнивающим полярные политические эпизоды, и проходят мимо слишком злободневных случаев. Следует много примеров из средних веков, но нет упоминаний об этнических чистках Сталина, трагедиях в Югославии, или татарских общинах оккупированного Крыма.
Конференция, прошедшая в вашингтонском Институте изучения Европы, России и Евразии по своему уникальна. Участие в ней российских ученых тем более примечательно, что всего пять месяцев назад в России был принят закон о просветительской деятельности, который фактически запретил учебным и научным заведениям России самостоятельно контактировать с зарубежными коллегами. Закон обязывает образовательные организации согласовывать любые договоры о международном сотрудничестве с государственными министерствами, которым они подчинены. Эта норма вызвала протесты со стороны президиума Российской Академии Наук, российского и международного научного сообщества – как ограничивающая свободу научного поиска. Более 1600 ученых подписали письмо к президенту Путину с протестами, но закон все равно был принят. И в этом контексте единодушный технократический подход авторов сборника, полностью базирующийся на структурных интересах, а не гуманитарных ценностях – выглядит вполне безопасным по ту сторону водораздела.
