Знакомьтесь: Шарлотт Джургенс (Charlotte Juergens) – молодая независимая режиссер-документалист, живущая в Бруклине и снявшая свою дебютную картину. Можно с уверенностью сказать, что она самый молодой американский кинематографист, когда-либо сделавший темой своего фильма высадку союзников в Нормандии. Вчера, 6 июля мир отметил 76-ю годовщину исторической высадки в 1944 году, получившей название «День Д».
Как сообщила Шарлотт Джургенс, ее фильм «Заросшие дороги. Три поколения после Дня Д» (Sunken Roads: Three Generations After D-Day) в этом месяце доступен до 21 июня посетителям сайта sunkenroads.com. Осенью картину предполагается выпустить в регулярный кинопрокат, если, конечно, пандемия не внесет свои коррективы в планы дистрибьюторов.
Шарлотт Джургенс работает в новостном архиве телеканала NBC, помогая документалистам и кураторам программ отыскивать архивные записи для их проектов. Ранее она получила степень бакалавра в Йельском университете по специальности «история» и по этой же специальности получила степень магистра в Чикагском университете.
Родители Шарлотт, опытные документалисты Лидия Робертсон и Марк Джургенс помогли ей с продюсированием проекта и монтажом.
Шарлотт исполнилось всего 20 лет, когда она в 2014 году отправилась на 70-летний юбилей «Дня Д» во Францию в качестве личного помощника и сопровождающей одного из ветеранов высадки на Омаха-бич 90-летнего Дона Маккарти, страдавшего болезнью Паркинсона. Она взяла с собой камеру и снимала на нее все увиденное и услышанное, включая разговоры с военными ветеранами и их воспоминания.
Можно сказать, что «Заросшие дороги» - история необычной межпоколенческой дружбы, благодаря которой трагические страницы истории Второй мировой войны предстали в новом свете.
Вместе с несколькими американскими ветеранами, включая Дона, Шарлотт побывала в бывшем тренировочном военном лагере в Великобритании, где «джи-ай» готовились к высадке в Нормандии, побывала на Омаха-бич, одном из мест высадки, где шли кровопролитные бои с нацистами.
Побывала и в французском городке Сент-Ло, где немцы упорно сопротивлялись наступлению союзников и где сейчас ветеранов-американцев каждый год радушно встречает веселая старушка Сюзетт, которую давно дружит с гостями из-за океана и часто вспоминает тот далекий 1944-й год, когда она маленькой девочкой впервые увидела американских солдат.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» по телефону задал несколько вопросов Шарлотт Джургенс.
Олег Сулькин: Ваш фильм называют межпоколенческим. Как вы объясняете это понятие?
Шарлотт Джургенс: Мне было двадцать лет, когда я снимала «Заросшие дороги». Ветеранам, героям моего фильма, тоже было примерно по двадцать лет, когда они ценой огромных потерь преодолели немецкую оборону на Омаха-бич. Меня увлекла идея показать единение разных поколений.
О.С.: Вы совершили почти невозможное, успев запечатлеть уходящее на наших глазах поколение ветеранов Второй мировой войны.
Ш.Д.: Да, из героев моего фильма к сегодняшнему дню остается в живых только Арден Эрл, которому сейчас 96 лет. Все остальные, увы, ушли. В прошлом году, когда отмечалось 75-летие «Дня Д», я ездила в Нормандию, побывала на Омаха-бич, встретилась с Сюзетт, француженкой, которая связана общими воспоминаниями с Доном и другими ветеранами. Из ветеранов 29-й дивизии во Францию приехал лишь один. И я тогда еще раз ощутила неумолимый ход времени.
О.С.: У вас есть ощущение выполненного долга, завершения чего-то важного? Один из героев фильма употребляет выражение «замкнуть круг»...
Ш.Д.: Да, можно сказать, мы замкнули круг. Процесс создания фильма был очень эмоционален, насыщен моментами катарсиса, волнения и духовного очищения. Я не вправе говорить от имени ветеранов, тем более, что почти все они покинули этот мир. Но Дон мне говорил, что это их коллективное возвращение в прошлое, в 1944-й год, стало для него и его однополчан важным моментом жизни. Они поставили точку, замкнули круг.
О.С.: В фильме звучит записанный на рекордер голос вашего прадеда, вспоминающего штурм Омаха-бич и бои в Нормандии. Откуда эта запись?
Ш.Д.: Меня с юных лет интересовала история жизни моего прадеда. Его, сержанта Паркера Дэйви Ханна младшего, все звали Пэтом. Я его не застала в живых, он умер в 1990-м. Незадолго до его смерти моя мама записала на рекордер его воспоминания. Для нее это тоже очень личный фильм, поскольку Пэт – ее дедушка. Воспоминания Пэта, собственно, и подвигли меня на этот проект. Пэт был корреспондентом военной газеты и в составе 29-й пехотной дивизии участвовал в высадке в Нормандии. Когда я узнала, что на празднование 70-летия «Дня Д», туда отправляется делегация из восьми ветеранов 29-й дивизии, а одному из них, Дону Маккарти, по состоянию здоровья требуется сопровождающаяся, я тут же выразила желание отправиться с ними в поездку. Я подружилась с Доном, его друзьями Арденом Эрлом и Хэлом Баумгартеном.
О.С.: Вам помогали родители?
Ш.Д.: Да, Марк и Лидия очень мне помогли. Их фильмы подтолкнули меня к занятиям кинематографом, и работа с ними стала важным, насыщенным и увлекательным опытом. Марк – блестящий монтажер, бесконечно терпеливый, деликатный. Он работает как палеонтолог, осторожно вскрывая слой за слоем пласты истории, пока мы не увидим ее очертания на экране. Что касается Лидии, то она удивительный сопродюсер, а также колорист, медийный менеджер и генеральный консультант по всем технологическим вопросам.
О.С.: Что вы узнали нового о ветеранах войны? Они вам открылись во время поездки?
Ш.Д.: В обычной жизни они не особенно разговорчивы. И не делятся со всеми подробностями, которые хранят в памяти. Как я поняла, для них это очень трудное дело – откровенно делиться воспоминаниями. Есть вещи, которых они не хотят касаться, это слишком для них болезненно.
О.С.: И тем не менее Дон рассказал вам то, что он никому прежде не рассказывал.
Ш.Д.: Да, это был редкий момент. Обычно ветераны охотно рассказывали о деталях военных операций, о передвижениях войск и тому подобном. Но самое личное оставляли в тайне. У Дона сын воевал во Вьетнаме, и тот не скрывает, что страдает PTSD – посттравматическим стрессовым расстройством. А вот сам Дон никогда не признавался, что в душе все эти годы носит невысказанную боль и травму. И вот, когда мы ехали в машине, он признался, что всю жизнь испытывает чувство глубокой вины. Он рассказал, что во время высадки и штурма береговых укреплений нацистов пули косили американских солдат одного за другим, и, рывками продвигаясь вперед, Дон прикрывался как щитом телом убитого друга. И он не может себе этого простить. Я не могла сдержать свои чувства, глядя, как слезы льются по щекам Дона. Я испытала чувство гордости, что он и другие ветераны доверили мне свои самые сокровенные воспоминания.
О.С.: Мне кажется, ваш возраст сыграл в этом важную роль. Им тоже было тогда по двадцать лет, и вас они воспринимали как своего рода «коллективную внучку».
Ш.Д.: Интересно, что в начале нашего общения Дон передвигался в инвалидной коляске и в «ходунках». Но к концу поездки удивительно помолодел. Помню, как для участия в одной из многочисленных церемоний он шел почти самостоятельно, опираясь лишь на мою руку. Все они заметно помолодели, приосанились. Ведь они вернулись в свою молодость.
О.С.: Во время съемок вы, так сказать. носили две шляпки. С одной стороны, режиссер и оператор, снимаете свой фильм. С другой, сопровождаете ветерана, помогаете ему. И когда вы признаетесь на камеру, что не успеваете выбрать лучший ракурс, потому что нужно заняться делами Дона, проверить, чтобы его номер в гостинице был на первом этаже, чтобы у него была с собой теплая одежда и так далее, это удивительным образом работает на вас, подчеркивая правдивость происходящего.
Ш.Д.: Да, было непросто совмещать две эти миссии. С другой стороны, из-за этой второй моей миссии ветераны не воспринимали меня как человека, делающего съемку. Когда мы их предупреждали, что будет снимать, они становились другими, говорили более стесненно и формально. Кроме того, они знали, что мой прадед воевал в 29-й дивизии, он для них был свой, и я - своя.
О.С.: Последняя главка фильма посвящена мемориалу погибшим в Первой мировой войне в немецком городе Бремене. Почему вы решили именно так завершить ваше путешествие в прошлое?
Ш.Д.: Поколения, связанные с Первой мировой войной, уже стали частью истории. Их никого уже нет в живых. Большинство имен, начертанных на кирпичиках, из которых состоит мемориальный комплекс в Бремене, уже не вызывают никаких личностных ассоциаций. Между Первой и Второй мировыми войнами временной промежуток был очень невелик, но память о жертвах первой из войн уже выветривается, имена погибших для многих уже пустой звук. Мы их не знаем, мы их не помним. По контрасту: памятники погибшим во второй из войн в Нормандии пока полны жизни и смысла. За именами, начертанными на них, стоят реальные люди. Мы помним их имена. И мне страстно захотелось, чтобы имена героев, которые дожили до наших дней, наполнились жизнью, энергией, юмором.
О.С.: Надеюсь, пандемия не помешает вашим дальнейшим планам. Вы намерены продолжать снимать фильмы?
Ш.Д.: Осенью я собираюсь защищать докторскую степень по американской культуре и истории. Параллельно я готовлюсь к съемкам своего нового документального фильма – о практике reenactment, т.е. о художественных реконструкциях исторических событий, фокусируясь на эпохе гражданской войны в США
