9 ноября 1989 года были объявлены новые правила въезда и выезда из Германской Демократической Республики, согласно которым граждане страны могли получить визы для немедленного посещения Западного Берлина и ФРГ. Вечером сотни тысяч восточных немцев устремились к границе, и началось падение Берлинской стены.
Предлагаем вашему вниманию архивный материал на эту тему - эксклюзивное интервью корреспондента «Голоса Америки» Анны Леонидовой с Эдуардом Шеварднадзе – бывшим членом Политбюро ЦК КПСС и министром иностранных дел СССР с 1985 по 1990 год. Шеварднадзе сыграл ключевую роль в проведении политики перестройки, гласности, разрядки международной напряженности, в окончании холодной войны и разрушении железного занавеса.
Анна Леонидова: Господин Шеварднадзе, вместе с Берлинской стеной упал железный занавес, окончилась эра холодной войны. В этом историческом событии вы как глава советского МИДа принимали непосредственное участие. Не могли бы вы поделиться вашими воспоминаниями о тех днях?
Эдуард Шеварднадзе: Я узнал о падении Берлинской стены от советского посла в Берлине. Я тогда находился в Москве. Посол позвонил и сообщил мне, что немцы начинают ломать стену. Там стояла полумиллионная советская армия. Если бы армия вмешалась в эти события, то речь могла идти о начале новой войны. Мы с Горбачевым полетели в Берлин и сделали все возможное для того, чтобы наши войска не вмешались, чтобы они не мешали немцам разрушать стену.
А.Л.: В период перестройки вы обеспечивали внешнеполитические победы команды президента Горбачева. В чем состояла главная трудность подготовки этих побед? Кто вам мешал, и были ли у вас истинные сподвижники?
Э.Ш.: Были и сподвижники, были и противники…
А.Л.: Вы были архитектором внешней политики СССР во времена существования двух сверхдержав. Как вам удалось перестроить внешнеполитический курс страны?
Э.Ш.: Первым долгом надо было решить вопрос о том, как нормализовать отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки. Это было непросто. Этому способствовала встреча на Мальте, на которой присутствовали Буш-старший, Бейкер, Горбачев, я. Тогда была принята декларация о том, что мы – не противники. Это была первая попытка потепления мирового климата. Второе. Я очень часто ездил в Вашингтон, встречался с президентом. Бейкер уговорил меня полететь в Вайоминг и там вести переговоры. Летели мы четыре часа. Была солнечная погода, и мы вели переговоры под открытым небом. Там мы подписали декларацию о том, что Советский Союз и Соединенные Штаты Америки не только – не противники, но партнеры. Это называется – партнерское соглашение.
А.Л.: Господин Шеварднадзе, сегодня в здании на Смоленской площади новые люди. Как вы оцениваете их работу по построению внешней политики Российской Федерации?
Э.Ш.: Мне трудно судить. Они защищают свои национальные интересы, интересы России, но допускают много ошибок. Я считаю, что Россия допустила грубейшую ошибку, когда признала независимость Абхазии и Южной Осетии. Этим самым они показали своим народам (я имею в виду чеченцев, ингушей, другие северокавказские народы, Татарстан, Башкортостан и других), что все они могут бороться за независимость. Такое движение в России уже развернулось.
А.Л.: В ваше время советско-американские отношения переживали небывалый подъем. Как видится вам нынешний уровень российско-американских отношений?
Э.Ш.: Сейчас можно сказать, что эти отношения не очень привлекательны. Очень много противоречий, главным образом, связанных с признанием Россией независимости Абхазии и Южной Осетии.
А.Л.: Одного из ваших предшественников на посту министра иностранных дел – господина Громыко – на Западе называли «мистер Нет». Можно ли вас, Эдуард Амвросиевич, назвать «мистером Да»?
Э.Ш.: Нет, я не люблю такие выражения. Громыко был большим дипломатом. Он создал школу советских дипломатов. Горбачев предложил мне стать министром после Громыко. Я до сих пор считаю, что у Громыко большие заслуги, особенно в создании дипломатической школы России, Советского Союза. Каким я был министром, не мне судить.
