В день, когда Государственная Дума России приняла в первом чтении поправку к Конституции страны, упраздняющую Высший арбитражный суд, комиссар Совета Европы по правам человека Нилс Муйжниекс выпустил специальный доклад о судебной системе России. В документе отмечаются как некоторые улучшения, которые произошли в работе российских судов за последние годы, так и большое количество проблем, с которыми российским судьям предстоит справиться.
Нилс Муйжниекс – латыш, но родился он в Соединенных Штатах и переехал в Латвию лишь в начале 1990-х годов. После выхода доклада комиссар Совета Европы по правам человека дал интервью Русской службе «Голоса Америки».
Данила Гальперович: Каковы, по-вашему, главные проблемы российской судебной системы?
Нилс Муйжниекс: Я считаю одной из ее основных проблем крайне обвинительный уклон. Очень невелик процент оправдательных приговоров, если вы обвинены в чем-то, то арестовывают вас почти автоматически, а если вас арестовали, то можно быть почти уверенным в том, что арест будет продлен. Это связано с целым набором факторов: с историческим наследием советского времени, с желанием укрепить независимость и беспристрастность судей от влияния отдельных личностей, со слабым положением адвокатов, с тем, насколько широкую власть имеет обвинение… Поэтому борьба с этим явлением будет главным вызовом для того, кто будет реформировать российскую судебную систему.
Есть и другие проблемы, такие как правоприменительная практика, необходимость эффективных расследований нарушений прав человека на Северном Кавказе, очень плохие условия содержания в предварительном заключении, а также доступность медицинской помощи. Они возникали в громких делах в России, о которых мы знаем. Но картина все же противоречивая, так как в некоторых областях есть прогресс – например, принятие закона о компенсациях, улучшения, связанные с длительностью заключения, с арестами несовершеннолетних, с инвестициями в современные технологии, а также с лучшим знанием практики Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). Но вызовы по-прежнему серьезны, и еще многое предстоит сделать в реформе судебной системы в России.
Д.Г.: Многие наблюдатели отмечают, что российская судебная система подвержена сильному влиянию со стороны правоохранительных органов и спецслужб. Что вы можете сказать об этом?
Н.М.: Мне кажется, в докладе мы ясно отметили несколько случаев, где присутствовало слишком сильное влияние прокуратуры на судей и полицию. Что же касается спецслужб, то наибольшее их влияние чувствуется в делах об экстрадиции, в частности, в Узбекистан и Таджикистан. В нескольких делах, рассмотренных ЕСПЧ, суд призвал Россию прекратить такую выдачу, но люди просто исчезали. Ясно, что такие исчезновения происходили не просто так, а с участием спецслужб. Никакие двухсторонние соглашения, заключенные Россией со странами, не являющимися членами Совета Европы, не могут подрывать исполнение обязательств России, связанных с Европейской конвенцией прав человека. И те, кто может столкнуться с ненадлежащим обращением или пытками в странах Центральной Азии, должны быть защищены от этого. В этих делах роль спецслужб видна отчетливо.
Д.Г.: Государственная Дума России приняла закон, объединяющий Верховный и Высший арбитражный суды страны в один. Как вы к этому относитесь?
Н.М.: Это все пока неясно. Высший арбитражный суд очень хорошо работал, и Европейский суд по правам человека отмечал, что в арбитражном суде надзор и правоприменительная практика осуществлялись согласно практике ЕСПЧ. Так что я надеюсь, что прогресс, который был достигнут в арбитражном суде, может быть укреплен и развит в новой, объединенной структуре. Более того, я надеюсь, что наш доклад, учитывая эти изменения, опубликован как раз вовремя, чтобы сделать дискуссию, которая сейчас идет в России о реформе судебной системы, более полной и помочь российским властям провести эту реформу с давно назревшими изменениями, о которых мы написали.
Д.Г.: Следите ли вы за так называемым «Болотным делом», которое многие, в том числе председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева, считают сейчас наиболее важным в России?
Н.М.: Да, это дело важное, и мы за ним следим. Хотя я по своему мандату не занимаюсь конкретными или индивидуальными случаями, я думаю, многие проблемы, о существовании которых мы говорим в докладе, проявились в «Болотном деле». Прежде всего – излишний упор на применение предварительного заключения, что я вообще считаю общероссийской проблемой. Плохие условия заключения, затруднения в получении медицинской помощи – все это там есть. Я не могу сказать что-либо по поводу того, насколько судья в этом деле подвергается давлению, но мы постоянно говорим о том, что судьи должны быть защищены от давления не только извне – со стороны депутатов, исполнительной власти, СМИ, – но и изнутри, от излишней власти, данной председателю суда. Мы следим за этим делом с беспокойством, и я надеюсь, что наш доклад будет полезен для устранения недостатков этого судебного процесса.
Д.Г.: Северный Кавказ иногда называют «черной дырой» в смысле прав человека. Может ли судебная реформа в этом регионе помочь в этой проблеме?
Н.М.: Да, Северный Кавказ остается для нас зоной особого беспокойства. Я еще не был на Северном Кавказе, но все сообщения, которые я получаю оттуда, свидетельствуют, что те проблемы, которые были отмечены моими предшественниками на посту комиссара Совета Европы по правам человека, остаются серьезными – безнаказанность правоохранительных структур, исчезновения и внесудебные казни, страх, мешающий людям сообщать о массовых нарушениях прав человека. Тут еще многое нужно сделать – не только в регионе, но и на федеральном уровне, в частности, Следственным комитетом, чтобы разорвать этот круг безнаказанности и показать, что правосудие может быть совершено. Нужно добиться того, чтобы правозащитники, юристы и журналисты могли работать без давления и запугивания. Я встречаюсь с представителями этого региона и правозащитниками на постоянной основе. Мы пытаемся им помогать, но они также нуждаются и в помощи государства. Проблемы в этом регионе остаются очень серьезными.
Д.Г.: Каково ваше мнение о произошедшем в этом году посмертном признании юриста Сергея Магнитского, умершего в тюрьме до суда в 2009 году, виновным по прошествии трех с лишним лет после его смерти?
Н.М.: Я думаю, что посмертное разбирательство заключает в себе большую проблему. Существует практика ЕСПЧ в этом вопросе, касающаяся не России, а других стран. Но есть и решение Конституционного суда России, говорящее, что посмертное разбирательство возможно только с целью реабилитации, а не обвинения. То есть здесь есть еще и проблема исполнения российскими властями решений своего же Конституционного суда. Дело Магнитского очень показательно в этом смысле, но и в другом, о котором я уже говорил – в смысле медицинской помощи и плохих условий заключения. На предстоящей сессии ПАСЕ в январе дело Сергея Магнитского станет предметом отдельного доклада, но некоторые его аспекты мы отразили и в своем докладе.
Нилс Муйжниекс – латыш, но родился он в Соединенных Штатах и переехал в Латвию лишь в начале 1990-х годов. После выхода доклада комиссар Совета Европы по правам человека дал интервью Русской службе «Голоса Америки».
Данила Гальперович: Каковы, по-вашему, главные проблемы российской судебной системы?
Нилс Муйжниекс: Я считаю одной из ее основных проблем крайне обвинительный уклон. Очень невелик процент оправдательных приговоров, если вы обвинены в чем-то, то арестовывают вас почти автоматически, а если вас арестовали, то можно быть почти уверенным в том, что арест будет продлен. Это связано с целым набором факторов: с историческим наследием советского времени, с желанием укрепить независимость и беспристрастность судей от влияния отдельных личностей, со слабым положением адвокатов, с тем, насколько широкую власть имеет обвинение… Поэтому борьба с этим явлением будет главным вызовом для того, кто будет реформировать российскую судебную систему.
Есть и другие проблемы, такие как правоприменительная практика, необходимость эффективных расследований нарушений прав человека на Северном Кавказе, очень плохие условия содержания в предварительном заключении, а также доступность медицинской помощи. Они возникали в громких делах в России, о которых мы знаем. Но картина все же противоречивая, так как в некоторых областях есть прогресс – например, принятие закона о компенсациях, улучшения, связанные с длительностью заключения, с арестами несовершеннолетних, с инвестициями в современные технологии, а также с лучшим знанием практики Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). Но вызовы по-прежнему серьезны, и еще многое предстоит сделать в реформе судебной системы в России.
Д.Г.: Многие наблюдатели отмечают, что российская судебная система подвержена сильному влиянию со стороны правоохранительных органов и спецслужб. Что вы можете сказать об этом?
Н.М.: Мне кажется, в докладе мы ясно отметили несколько случаев, где присутствовало слишком сильное влияние прокуратуры на судей и полицию. Что же касается спецслужб, то наибольшее их влияние чувствуется в делах об экстрадиции, в частности, в Узбекистан и Таджикистан. В нескольких делах, рассмотренных ЕСПЧ, суд призвал Россию прекратить такую выдачу, но люди просто исчезали. Ясно, что такие исчезновения происходили не просто так, а с участием спецслужб. Никакие двухсторонние соглашения, заключенные Россией со странами, не являющимися членами Совета Европы, не могут подрывать исполнение обязательств России, связанных с Европейской конвенцией прав человека. И те, кто может столкнуться с ненадлежащим обращением или пытками в странах Центральной Азии, должны быть защищены от этого. В этих делах роль спецслужб видна отчетливо.
Д.Г.: Государственная Дума России приняла закон, объединяющий Верховный и Высший арбитражный суды страны в один. Как вы к этому относитесь?
Н.М.: Это все пока неясно. Высший арбитражный суд очень хорошо работал, и Европейский суд по правам человека отмечал, что в арбитражном суде надзор и правоприменительная практика осуществлялись согласно практике ЕСПЧ. Так что я надеюсь, что прогресс, который был достигнут в арбитражном суде, может быть укреплен и развит в новой, объединенной структуре. Более того, я надеюсь, что наш доклад, учитывая эти изменения, опубликован как раз вовремя, чтобы сделать дискуссию, которая сейчас идет в России о реформе судебной системы, более полной и помочь российским властям провести эту реформу с давно назревшими изменениями, о которых мы написали.
Д.Г.: Следите ли вы за так называемым «Болотным делом», которое многие, в том числе председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева, считают сейчас наиболее важным в России?
Н.М.: Да, это дело важное, и мы за ним следим. Хотя я по своему мандату не занимаюсь конкретными или индивидуальными случаями, я думаю, многие проблемы, о существовании которых мы говорим в докладе, проявились в «Болотном деле». Прежде всего – излишний упор на применение предварительного заключения, что я вообще считаю общероссийской проблемой. Плохие условия заключения, затруднения в получении медицинской помощи – все это там есть. Я не могу сказать что-либо по поводу того, насколько судья в этом деле подвергается давлению, но мы постоянно говорим о том, что судьи должны быть защищены от давления не только извне – со стороны депутатов, исполнительной власти, СМИ, – но и изнутри, от излишней власти, данной председателю суда. Мы следим за этим делом с беспокойством, и я надеюсь, что наш доклад будет полезен для устранения недостатков этого судебного процесса.
Д.Г.: Северный Кавказ иногда называют «черной дырой» в смысле прав человека. Может ли судебная реформа в этом регионе помочь в этой проблеме?
Н.М.: Да, Северный Кавказ остается для нас зоной особого беспокойства. Я еще не был на Северном Кавказе, но все сообщения, которые я получаю оттуда, свидетельствуют, что те проблемы, которые были отмечены моими предшественниками на посту комиссара Совета Европы по правам человека, остаются серьезными – безнаказанность правоохранительных структур, исчезновения и внесудебные казни, страх, мешающий людям сообщать о массовых нарушениях прав человека. Тут еще многое нужно сделать – не только в регионе, но и на федеральном уровне, в частности, Следственным комитетом, чтобы разорвать этот круг безнаказанности и показать, что правосудие может быть совершено. Нужно добиться того, чтобы правозащитники, юристы и журналисты могли работать без давления и запугивания. Я встречаюсь с представителями этого региона и правозащитниками на постоянной основе. Мы пытаемся им помогать, но они также нуждаются и в помощи государства. Проблемы в этом регионе остаются очень серьезными.
Д.Г.: Каково ваше мнение о произошедшем в этом году посмертном признании юриста Сергея Магнитского, умершего в тюрьме до суда в 2009 году, виновным по прошествии трех с лишним лет после его смерти?
Н.М.: Я думаю, что посмертное разбирательство заключает в себе большую проблему. Существует практика ЕСПЧ в этом вопросе, касающаяся не России, а других стран. Но есть и решение Конституционного суда России, говорящее, что посмертное разбирательство возможно только с целью реабилитации, а не обвинения. То есть здесь есть еще и проблема исполнения российскими властями решений своего же Конституционного суда. Дело Магнитского очень показательно в этом смысле, но и в другом, о котором я уже говорил – в смысле медицинской помощи и плохих условий заключения. На предстоящей сессии ПАСЕ в январе дело Сергея Магнитского станет предметом отдельного доклада, но некоторые его аспекты мы отразили и в своем докладе.
