Система Путина вступила в новую фазу. «Все растеряны. Ликования нет даже в путинском лагере. Одно за другим звучат заявления о том, что после выборов социальный контракт должен быть перезаключен», – сказала в телефонном интервью корреспонденту Русской службы «Голоса Америки» профессор Высшей школы экономики Ирина Волкова. «Перепуг в путинском лагере страшный», – убежден проживающий в США российский историк Александр Янов. «Дальнейшее, – полагает Янов, – будет зависеть от того, поддастся ли Путин паническому настроению своего окружения».
Откуда же паника? По мнению Янова – «Путин практически делегитимизирован в глазах западных лидеров. В верхах опасаются, что над ним будут смеяться в Большой восьмерке, в Большой двадцатке, в БРИКе. Иными словами – что будет нанесен ряд жесточайших ударов по самолюбию».
Спор о реакции системы на новую ситуацию идет, таким образом, не только среди экспертов.
Кнут и пряник
Итак, возможные действия? «Путин может ослабить вожжи, – считает историк. – Назначить новые выборы в парламент. Пообещать, что в восемнадцатом году он избираться больше не будет. Осуществить все медведевские полуреформы. Начать выборы губернаторов. Иными словами – разрядить обстановку, расколов оппозицию. Но Марковы напуганы – и, конечно, побуждают лидера занять твердую позицию. Такое уже было – скажем, при Александре Третьем. Вступив на престол, он намеревался продолжать политику отца – царя-освободителя. Но консерваторы переубедили его – дескать, если отступать и дальше, то отступление никогда не закончится. Дать им палец – они захотят ладонь. Дать ладонь – захотят всю руку…»
Поэтому, продолжает Янов, возможен и другой вариант: «Попытаться приглушить протесты, арестовать зачинщиков, закрыть “Эхо Москвы” и “Новую Газету”. Или просто поменять редакторов. Но это означало бы загнать проблему в подполье. И тогда в оппозиции на первый план выйдут радикалы. Может начаться стрельба, и к репутации Путина это ничего не добавит».
Никакого выбора между умиротворением или жесткими мерами властям делать не приходится, считает профессор московской Высшей школы экономики Овсей Шкаратан: происходит и то, и другое одновременно. «Репрессии уже начались, – констатирует социолог. – Идет целый цикл фильмов – о том, что деятели оппозиции – агенты США, если не прямые, то – агенты влияния. Хотя это – отнюдь не проамериканские, а просто нормальные люди. Идет жесткая проверка Лебедева, который из-за этого не в состоянии финансировать “Новую газету”. Сорвано и его жилищное строительство в Москве. Идет перетряхивание документов в его банке. Произошли изменения в составе руководства “Эха Москвы”: из его состава выведен Ясин, вынужден уйти был Венедиктов. Что это – проявления демократии?»
«Одновременно, – продолжает Шкаратан, – принимаются и меры по улучшению политического климата. Но изменение системы регистрации партий и допуск в качестве заднескамеечников представителей несистемной оппозиции на заседание парламента будут сочетаться с жестким зажимом всего, что представляется опасным. А у страха глаза велики: завтра может показаться опасным любой человек, который скажет, что с чем-то не согласен».
Кто против?
Те, что уже заявили о своем несогласии с системой, стали сегодня предметом пристального внимания – и не только в России. «Быть может, это последняя победа - и для Путина, и для путинизма», – так на страницах «Вашингтон Пост» характеризует только что состоявшиеся в России выборы экс-госсекретарь США Кондолиза Райс. Многие представители новых средних слоев, констатирует Райс, учились на Западе и даже успели поработать в зарубежных фирмах – юридических, консалтинговых и иных. «Путин, – считает бывшая глава внешнеполитического ведомства, – … по-видимому, не понял, что эта успешная группа населения потребует уважения к себе». Вывод Кондолизы Райс: будущее России зависит от действий подымающегося среднего класса, интегрированного в мировые процессы и недовольного коррупцией, пронизывающей политику Кремля.
«Это – вовсе не средний класс, – возражает Овсей Шкаратан. – Скорее – новые профессиональные группы. Более обеспеченные, связанные с новыми видами деятельности: банковские и иные финансовые работники, сотрудники СМИ, работники информационно-технологического сектора экономики. Вот только по социально-политическим характеристикам они пока не сформировались: эти группы не предложили ни одного объединяющего социального лозунга (кстати, в отличие от Явлинского, у которого совершенно четко сказано в программе: «семейный дом» для каждого человека в России). Долой Чурова, долой Путина? Ну и что – лидера-то у них нет. А стать страной, ориентированной на парламентскую республику, Россия в один день не сможет. Значит, будет какой-то переход. Какой? Неизвестно. Главное – у них разные интересы: у либерально мыслящих профессионалов, у коммунистов, у националистов. Поэтому объединения и не получается».
Зачем закручиваются гайки
Так есть ли у властей основания для опасений? Природу страха упрощать не приходится. К примеру: почему, как отметил в недавнем интервью «Голосу Америки» московский политолог Виктор Милитарев, в верхах было принято решение о необходимости победы Путина в первом туре? «Чтобы не создалось впечатление, что он теряет власть, – считает американский журналист и писатель Дэвид Саттер, – ведь верность окружения, при всей его зависимости от лидера, не гарантирована. Аппарат может сменить хозяина. А при сегодняшней коррупции, когда каждый думает лишь о себе, у высшего чиновничества немного причин непременно сохранять верность именно Путину».
Не слишком утешает и закон больших чисел. Да, продвинутая молодежь составляет лишь небольшой процент российского населения. «Однако, – вспоминает Дэвид Саттер, – в далеком девяносто первом большинство населения высказалось за сохранение СССР, однако вскоре он распался – в результате действий нескольких тысяч человек».
Не забудем и о роли столиц в российской политике, подчеркивает Александр Янов. При явном недоборе голосов в Москве и Петербурге Путин, по словам аналитика, явно превращается в президента малых городов и деревень. Что же дальше? «Ждать шесть лет никто не готов», – убежден директор московского Института национальной стратегии Станислав Белковский.
Есть, однако, и неизрасходованные ресурсы у путинской системы. «Комментаторы, говорящие о слабости действующего российского режима, о его испуге и кризисе в результате протестов несистемной оппозиции, глубоко заблуждаются, – сказала в интервью корреспонденту Русской службы «Голоса Америки» историк и публицист из Бостона Ирина Павлова. – Они заблуждаются еще больше, когда отпускают этому режиму год-два, а то и всего шесть месяцев существования. Такая оценка только дезориентировала участников протестного движения, создав у них чувство легкой победы и придав движению карнавальный, расслабленный характер. Объективно протесты сыграли на руку власти: никто теперь не может сказать, что победа далась ей без борьбы, что не было критики, что власть не стремилась провести честные выборы».
К выборам дело, однако, не сводится. «Мы имеем дело с неосталинистской диктатурой, использующей современные методы, – считает Павлова. – Ее главный инструмент – не массовые, а точечные репрессии, уже идущие в рамках борьбы с экстремизмом и неугодными предпринимателями. Прошедшие выборы ознаменовали конец фазы становления режима и оформления неосталинского механизма власти. Да, Путин – не Сталин, но механизм властвования тот же самый: неформальное Политбюро, не предусмотренное Конституцией, Администрация президента, действующая по правилам Секретариата ЦК, спуская секретные указания Госдуме, Совету Федерации, Центризбиркому, ФСБ, Генпрокуратуре и всем другим ведомствам, а также губернаторам».
«Наступает следующий этап в развитии режима – путинская модернизация, – полагает историк. – Она будет проводиться в новой исторической обстановке, но по сталинским лекалам. И они уже обозначены как в предвыборных статьях Путина, так и в действиях его аппарата. Это – укрепление и расширение границ унитарного государства, развитие военной промышленности, закрепощение народа и воспитание его в духе служения власти и великодержавия. Многие участники нынешнего протестного движения так или иначе окажутся втянутыми в пространство власти: не только государственники-охранители, но также либералы, националисты и левые. Горькая ирония российской истории состоит в том, что даже спустя двадцать лет после августа 1991 года так и не вызрело «пространство», не зависимое от власти, так и не появилось структур, которые могли бы открыто конкурировать с нею и противостоять ей. В России все, как и раньше, оказывается замкнутым на Власть».
