Российский политический класс возвращается с каникул. Времени на раскачку – всего ничего. Ясности – и того меньше. В свое время Шерлок Холмс определял социальный облик подозреваемого по пеплу от выкуренного табака. У сегодняшних политологов методы тоньше. Однако и им не так уж редко приходится проверять свои гипотезы по немногим видимым деталям.
Кстати, о гипотезах. «Исторически и социально наша победа уже предрешена. … Очевидно, что поддержка ПЖиВ (Партии жуликов и воров – А.П.) и их дуче сосредоточена в сельской и полусельской местности, а максимальных значений достигает в азиатских и мусульманских республиках», – так оценивает ситуацию Александр Осовцов. Подчеркивая: «…За них – в основном малообразованные люди и носители патриархальной, в том числе азиатской, культуры. А за нас – образованные европейцы… За нас – … сам прогресс».
Не все, однако, настроены так оптимистично. «Рапортовать, что наше дело правое, и что победа будет за нами – вполне российская привычка, – констатирует журналист и правозащитник Александр Подрабинек. – Правда, воз и ныне там. Но социологически это верно. Уровень поддержки правительства коррелирует с образовательным и имущественным уровнем избирателей».
Теперь – о деталях, подтверждающих (или не подтверждающих?) гипотезы.
Известные журналисты и литераторы отказываются почтить своим присутствием церемонию вручения премий (вручает – премьер-министр Путин). Дмитрий Муратов, Дмитрий Быков, Сергей Пархоменко, Борис Акунин… Владимир Познер!
Демарш? Нестыковка в расписании? «У… приглашенных была возможность высказаться и наладить диалог с председателем правительства, – сетует пресс-секретарь главы правительства Дмитрий Песков. – Они сослались на занятость. Ранее многие из них говорили, что хотят довести свои соображения до власти. Жаль, что они не воспользовались возможностью».
Ах, эта неопределенность… «Это – не свидетельство серьезного сдвига в общественно-политической ситуации, – считает Александр Подрабинек. – Но, вместе с тем, указание на то, что в обществе изменилось мнение о том, что прилично, а что – неприлично. На прошлые встречи с Путиным – и в 2009-м, и в 2010-м – тоже приходили не все, кто был приглашен. Некоторые люди считали это для себя неприемлемым, а господина Путина – нерукопожатным. Но сегодня к их числу прибавились и люди вполне истеблишментарные. Хотя бы потому, что начали раздумывать – куда дует ветер, и как объяснять свое присутствие? Что если, скажем, Познеру скажут: “Ты же выступал на митинге (правда, виртуально: ролик крутили на митинге оппозиции), а потом – идешь к господину Путину? Не вяжется как-то…”».
Вот представления о приличиях и демонстрируют свою изменчивость. «Путин устарел, и его популярность стремительно падает, – так объясняет этот эпизод московский кинокритик Диляра Тасбулатова. – Еще два года назад, при всем негативном отношении к Путину, мало кто осмелился бы не явиться в Кремль. Афронт казался бы неуместным: ведь премия-то – не Путина, а страны. Но он довел до того, что людям неприятно, что именно он эту страну олицетворяет. Даже Познер, артикулирующий идеологические постулаты Кремля на проправительственном канале, отказался прийти. Что за этим стоит? Не знаю. Либо расчет на то, что власть сменится, и Познер, как опытный политикан, нюхом чувствует перемены, либо, как ни странно, он решил-таки поступить мужественно. Хотя я-то уверена, что ничего не изменится, и что прав Андрей Илларионов: Путин пойдет на все, чтобы удержаться у власти. Вплоть до террора…».
Насколько вероятен силовой вариант? «Он возможен, – полагает Александр Подрабинек, – но на первое место я бы его не поставил. Андрей Илларионов считает, что в недрах Кремля готовятся… соответствующие мероприятия. Думаю, что это и имеет место. Достаточно вспомнить, как осенью прошлого года начальник генерального штаба российских вооруженных сил заявлял о том, что армия укомплектовывается снайперами, могущими вести прицельный огонь по демонстрантам. Но думаю, что в сегодняшней ситуации этот вариант – не самый вероятный. Не думаю, что сегодня они способны на какие-то серьезные шаги».
Об этих-то возможных шагах и о степени их вероятности корреспондент Русской службы «Голоса Америки» побеседовал с руководителем Фонда эффективной политики Глебом Павловским.
«Оппозиция ошибается не реже, чем тандем»
Алексей Пименов: Глеб Олегович, давайте начнем с детали. Эта неявка на церемонию в Кремль – симптом, характеризующий изменение общественного мнения, или...
Глеб Павловский: В незначительной степени – симптом. А наполовину – гедонизм нашей творческой элиты, которая еще большой частью не вернулась из дальних странствий. Поэтому трудно извлекать из всего этого глубокомысленные заключения.
И потом, знаете, было бы странно, если бы руководители оргкомитета митингов одновременно ходили бы на мероприятия к Путину и тут же – на митингах – требовали, чтобы он ушел. Но… меня скорее занимает, как они находят изящные поводы не оказаться в Москве. Впрочем, это нетрудно – для тех, кто и так не в Москве.
А.П.: Александр Осовцов считает победу оппозиции «исторически и социально предрешенной». Ваш комментарий?
Г.П.: Я крайне не люблю пустой похвальбы в политике. Предрешенных побед нет вообще. Их просто нет в природе: можно потерять даже самые лучшие позиции – перед глазами пример самого Владимира Путина. Пример тандема, который еще год назад располагал безальтернативными позициями в стране. Да и пример «Единой России». И все это было подорвано – в силу целого ряда ошибок. И, по-моему, оппозиция совершает ошибок не меньше чем тандем.
А.П.: Например?
Г.П.: Например, очень странно не замечать, что Москва – не просто центр общественного движения сегодня, но и его поле. Что оппозиционное движение – это московское движение. Это даже не движение других региональных столиц России. Одно это обстоятельство делает судьбу оппозиции крайне опасной и проблематичной. Думаю, что над этим следовало бы подумать тем, кто планирует общественные инициативы. А не о том, что Путина уже нет в Белом доме, и что, как говорится, Кремль осталось только подмести, чтобы его занять.
Постмодернистский средний класс
А.П.: В ходе нашего прошлого интервью вы сказали, что минувшие годы – годы правления Путина, а затем и тандема – в России сформировался и господствующий класс, и серьезный средний класс. Как бы вы охарактеризовали роль последнего и его политические интересы?
Г.П.: Наш средний класс точно склеен из разных элементов. В него входят, с одной стороны, чиновничество и бюджетники, т.е. люди, зависящие от власти и от государства, а с другой – молодые люди с совершенно другими вкусами и потребностями. Они-то и вышли на Болотную площадь и на проспект Сахарова, чтобы заявить о своей идентичности, о том, что им не нравится все вокруг. Но ведь то, что им не нравится, – это совсем не обязательно политическая система. Там – в среднем классе – и работники аппарата ФСБ, и работники охранных предприятий… Кого там только нет! Из этого среднего класса сегодня выделяются самые разные – реальные – группы. Некоторые из них – совершенно современные, я бы даже сказал – постсовременные. Они и живут-то, строго говоря, и в России, и вне России одновременно. Они живут в социальных сетях, они живут между странами… Ну, а другие – это чиновники. И те, и те – средний класс, у них сравнимые доходы. Но совершенно разные траектории. И сегодня власть не должна мешать этим разным группам, разным средам развиваться так, как им хочется. Нельзя вмешиваться, нельзя лезть руками. Управляемая демократия, к которой, я, прямо скажем, приложил руку, должна остановиться. Ей не дадут лезть руками в жизнь новых сред. А если это произойдет, будет конфликт.
«Силовая судорога возможна»
А.П.: В этой связи, вопрос: Андрей Илларионов говорит о вероятности силового решения. ГКЧП-2…
Г.П.: Андрей склонен к черно-белым картинкам, и это можно понять: в нашей истории их предостаточно. Но здесь более сложная ситуация. Во-первых, ГКЧП вообще не причем. ГКЧП, фактически, не применил никакой силы, оставшись в памяти как бессильная инициатива. Есть ли потенциал силового вторжения в нынешний кризис? Конечно, есть. Но этот потенциал размыт, а главное, им не управляет сегодняшняя власть. Если она откроет дорогу, условно говоря, третьей силе, то, скорее всего, сама будет сметена этой силой. По меньшей мере, подпадет под ее контроль. Другой момент: оппозиционным движением охвачены преимущественно русские земли, а не национальные республики в составе РФ. Что же, Путин будет опираться на нерусские земли против русских? Это невозможная вещь. Есть несколько, я бы сказал, крайне озлобленных групп. Есть они и в аппарате, и в верхах аппарата, где-то поблизости от Путина и Медведева. О них можно судить – как по вторичным половым признакам – по шуму в Интернете, по блогам охранительного направления. Там они смакуют картины того, как они будут расправляться с сетевыми хомячками, сколько им нужно патронов. Но это люди с проблемами, с изломанным внутренним миром. Поэтому, повторяю, силовая судорога возможна. Но – лишь в том случае, если возникнет двоевластие, если возникнет риск неуправляемости. Но ведь известно, что хаос может быть создан искусственно. Этого я исключить не могу.
А.П.: Иными словами…
Г.П.: … силовой судороге будет предшествовать симуляция безвластия, симуляция распада социальной инфраструктуры. Теоретически можно представить себе, что кто-нибудь отключит отопление где-нибудь на Севере. Хотя мне трудно вообразить губернаторов, исполняющих такие указания.
А.П.: Какой сценарий кажется вам наиболее вероятным?
Г.П.: Пока все идет по сценарию умножения действующих сил и групп. Их все больше, но ни одна из них не может контролировать ситуацию. Даже в среде организаторов митингов некоторые группы с подозрением смотрят друг на друга и часто не могут договориться. Некоторые пытаются притереться к общественному движению. Страна просыпается, но это пробуждение идет медленно и противоречиво.
А.П.: В чем же противоречия?
Г.П.: В том, к примеру, что партию «Единая Россия» превратили в козла отпущения. Обвинив ее во всех бедах. Хотя, в сущности, обвинить ее в пороках системы можно настолько же, насколько можно обвинять в ней систему телефонов-вертушек, по которой передаются указания. Сегодня «Единая Россия» блокирована: с одной стороны, ее ненавидит население, с другой стороны, от нее отмежевался Путин. И заметьте, она молчит, нет даже голосов самозащиты…
А.П.: Путин станет президентом в марте?
Г.П.: Я не вижу обстоятельств, которые могли бы ему помешать. Вот, в чем парадокс: у Путина очень широкие, эшелонированные ресурсы поддержки. И, в то же время, путинская система, которая опиралась когда-то на эти ресурсы, сегодня не может их мобилизовать. Не умеет! Она привыкла заниматься фиктивной деятельностью. Сегодня стремиться выиграть выборы в один тур – значит, закрыть глаза на недовольство избирателя. Система в разболтанном состоянии. Она должна фальсифицировать собственную легитимность, а это очень опасная игра. Но Путин – с однотуровой кампанией – идет ва-банк. Он отказался от более спокойного варианта: выпустить пар, накормить общественное мнение яростной поддержкой самых разных кандидатов, которых достаточно, и которые, конечно бы, возбудили общественное негодование… А потом, во втором туре – спокойно, чисто, прозрачно положить на обе лопатки любого из тех, кто вышел бы во второй тур. Но он не хочет политически маневрировать. Он – и в этом его проблема – внутренне великолепен для себя. Он верит в свою незаменимость и, как ни странно, именно ошибки прошедшего года укрепили его веру в нее. Сегодня Путин нагромождает искусственные задачи, решать которые его система не умеет. Система Путина требует международной легитимности, ведь вся наша экономика построена на определенной системе кредитования. А потому – не поддается изоляции…
