В фестивальном каталоге фильм «Кроткая» (A Gentle Creature) назван «трагикомическим карнавалом». На 55-м киносмотре, проходящем в эти дни в Линкольн-центре, новую игровую ленту режиссера Сергея Лозницы представила на суд зрителей редакция американского теоретического журнала по киноискусству Film Comment. Мировая премьера этой картины прошла в мае на кинофестивале в Канне.
Действие происходит в наше время в российской провинции. Безымянная главная героиня отправляется на поиски мужа, который заключен в тюрьму, после того, как ей вернулась отправленная ему посылка. Она попадает в различные переделки, в том числе и инфернальные, общаясь с колоритными персонажами властных структур и социального дна.
Живущий в Германии украинский режиссер Сергей Лозница известен игровыми картинами «Счастье мое» и «В тумане» и многими документальными лентами, получившими мировое признание. Он не смог приехать на презентацию «Кроткой» в Нью-Йорк, поскольку заканчивает монтаж своей новой документальной картины.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» позвонил Сергею Лознице в Берлин.
Олег Сулькин: В мире известны по меньшей мере две экранизации повести Достоевского «Кроткая» – советская, начала 60-х с Ией Саввиной и Андреем Поповым, и французская, Робера Брессона, 1969 года. Первая была буквальной, вторая – по мотивам, действие перенесено в тогдашнюю Францию. В вашей картине, по-моему, трудно найти даже отголоски повести Достоевского, кроме того, что вашу главную героиню можно считать кроткой. К ней подходит характеристика из повести: «она хоть и кроткая, но гордая». И подзаголовок повести также подходит к вашему фильму – «фантастический рассказ». И все-таки не могу не спросить: зачем вам эта очень условная привязка к Федору Михайловичу?
Сергей Лозница: Я к Федору Михайловичу не привязывался, я от него оттолкнулся.
О.С.: Вы от него хорошо оттолкнулись.
С.Л.: Да-да. Федор Михайлович остался со своим, а я со своим (смеется). Писал я сценарий совсем о другом. У меня героиня должна была в финале совершить поступок, впрочем, несколько иной, чем в рассказе (у Достоевского героиня выбрасывается из окна. – О.С.). Но не получилось. Я начал писать эту сюжетную линию, но достаточно быстро понял, что такой поступок, акт насилия, для моей героини невозможен. Она из другого мира, немножко «идиот», в терминологии Достоевского. Все окружающие героиню персонажи хотят так или иначе затащить ее в свой мир, в болото, но она сопротивляется.Она – контрапункт фильма.
О.С.: Ваша героиня все-таки часть этого мира, она одержима желанием найти своего мужа и поэтому соглашается на всякие страшноватые авантюры. Эта сильная мотивация оправдывает ее бесстрашие, разве нет?
С.Л.: В героине есть нечто, что отличает ее от других. Когда мы снимали сцену, когда пьяная компания играет «в бутылочку», я хотел снять эту сцену жестче, чтобы к героине применили в той или иной степени насилие. Но мой оператор, Олег Муту, после нескольких дублей, видимо, почувствовал, что то-то не так, что нарушается органика, и сказал: «Сергей, нет. Они не должны к ней прикасаться». Мы сняли 12 дублей, и только один, где не было насилия, оказался органичным для фильма. Что-то в ней, в ее глазах, ее стати, ее поведении должно хранить от злой воли других, от проявлений насилия. В нашей «кроткой» есть внутреннее достоинство.
О.С.: Василина Маковцева идеально, по-моему, подошла на эту роль. Как вы ее нашли?
С.Л.: Такое лицо, как у нее, я увидел в толпе митингующих на Дворцовой площади в Ленинграде, когда отсматривал хронику августовского путча 1991 года для своего фильма «Событие». Потом я вспомнил, что видел это лицо в театре Николая Коляды в Екатеринбурге. Василина оказалась прекраснейшей актрисой. Она родом из города Туруханск Красноярского края, ее родители по сей день там живут.
О.С.: Большинство остальных лиц в фильме – на грани гротеска. В отдельных эпизодах попахивает Босхом. Лица очень утрированные. По какому принципу вы их подбирали?
С.Л.: Большая часть массовки и актеры второго плана – жители города Даугавпилса в Латвии, где мы снимали. В фильме сто актеров, из них 27 профессиональных. Есть актер из Румынии Валериу Андриуцэ, который играл у Кристиана Мунджиу в фильме «За холмами». Вадим Дубовский окончил консерваторию в Киеве, сейчас живет в Чикаго, гоняет фуры. Прекрасно поет песни советского репертуара. Я услышал его голос по радио «Свобода», в передаче Мити Волчека, и сразу же захотел работать с ним. Обязательно приглашу его в свою новую картину. Или, допустим, Роза Хайруллина (она играет мать солдата, пропавшего без вести в одной из «горячих точек». – О.С.), прекрасная актриса МХАТа. Лия Ахеджакова, Борис Каморзин, Сергей Кошонин, похожий на бывшего президента Украины Януковича. Что касается непрофессионалов, то я старался отбирать тех, кто либо сидел в тюрьме, либо охранял сидящих. В Даугавпилсе находится построенная еще во времена российской империи тюрьма «Белый лебедь». Эта тюрьма – один из эпицентров городской жизни. Градообразующее предприятие, я бы сказал. В моем фильме снимались и бывшие заключенные, и сотрудники этой тюрьмы. Люди, которые провели какое-то время за решеткой. Оказались прекрасными актерами, очень дисциплинированными. Работать с ними было одно удовольствие.
О.С.: Впечатляет и здание тюрьмы, и ее порядки, быт. Где бы это снимали?
С.Л.: В Даугавпилсе две тюрьмы. Одна, старая, расположена в бывшем бастионе. Вторая, построена в середине 19-го века в стиле романтического замка. Это, конечно, по суровости не «Черный дельфин» (исправительная колония особого режима для пожизненно осужденных в городе Соль-Илецк Оренбургской области. – О.С.), все-таки Латвия – член Европейского союза, и условия содержания заключенных должны соответствовать европейским нормам, но тоже не сахар.
О.С.: Очень выразительны подробности досмотра передач заключенным. Вы сами этот процесс наблюдали когда-нибудь?
С.Л.: У меня были очень хорошие консультанты. А в этом эпизоде проверяет вещи и продукты, прокалывает бруски мыла, протыкает тюбик зубной пасты, разламывает сигареты и прочее реальный офицер тюремной служб, которого мы пригласили сняться в фильме. Это крайне унизительная процедура. Наблюдать ее очень тяжело.
О.С.: Я бы сказал, откровенное издевательство.
С.Л.: Когда тюремщикам вожжа под хвост попадает, когда они мстят за что-то заключенному или его родным, они могут сделать все что угодно. Власть как произвол, как грубая сила, которую можно применить, а можно нет. Это проявляется и на самом высшем уровне, и на уровне маленького человека у окошка в комнате приема передач, который может по своей прихоти, по своему настроению злоупотребить данной ему властью.
О.С.: Читаю в рецензиях на фильм: да, реалистический, житейский, бытовой ряд убедителен и точен, но зачем понадобился режиссеру фантасмагорический сон героини, где происходит какой-то странный банкет с речами и тостами. Вот отрезать бы эту длинную сцену, и фильм стал бы замечательный. Что вы на это отвечаете?
С.Л.: Я на это ничего не говорю. Я не понимаю, о чем был бы фильм, если бы я отрезал эту сцену. При том, что мы скрупулезно создавали иллюзию реальности, фильм остается игровым, а элементы гротеска в нем довольно заметны, иногда я их педалирую, и, как вы заметили, мы выбираем лица, которые просятся на полотно. Для меня сцена заседания-банкета очень важна. Она меняет тему картины, помогает закончить повествование, у которого, по сути, нет конца. Я ставлю точку, и сон героини мне помогает это сделать. Мы говорим не только о судьбе «кроткой», то есть еще одного униженного системой человека, мы говорим о самой власти, ее природе, ее деяниях.
О.С.: И о судьбе России, наверное? Появляющаяся почти гоголевская птица-тройка, но с «мигалкой», –какие еще нужны аллюзии?
С.Л.: Будем считать это шуткой. Если уж я решил пошутить, покуражиться, почему я должен себя ограничивать? Изба с колоннами, напоминающая Собор Василия Блаженного, везде стиль а ля рюс, сплошная гжель вокруг. Забулдыга читает стихи капитана Лебядкина про «не ропчущего» таракана из «Бесов» Достоевского. Речь генерала – это же речь Иудушки Головлева. И, конечно же, песня Вертинского, ну как же иначе.
О.С.: Вы готовитесь к съемкам нового игрового фильма? Я читал, что он будет про Донбасс?
С.Л.: Не совсем про Донбасс. Меня не интересует сугубо конкретная ситуация в конкретном месте. Меня интересуют причины распада общественных институций. Общество, которое жило худо-бедно по каким-то правилам, вдруг погружается в кошмар. Я написал сценарий игрового фильма про Бабий Яр. Уходит одна власть, приходит другая власть. Что происходит с обществом? Распад, подготовленный предыдущей властью, приводит к катастрофе.
О.С.: Когда вы будете снимать про Бабий Яр?
С.Л.: Очень надеюсь, что через год-полтора.
О.С.: Фильм, который вы монтируете, о чем он?
С.Л.: (смеется). А вы все хотите знать. Я продолжаю свои архивные изыскания. Это фильм об исторических событиях, всем нам очень знакомых. Это пока все.
О.С.: Интригуете по полной...
С.Л.: А еще я закончил только что документальный фильм, который назвал «День победы». Он почти готов. Мы его снимали в Берлине в этом году.
О.С.: Вы чередуете игровые фильмы и документальные. Почему?
С.Л.: Когда я заканчиваю игровой фильм, то нередко возникает пауза, которую я хочу заполнить. Не стоять на месте, не ездить по фестивалям, а делать документальное кино. Очень много интересных, невозделанных тем. Когда я углубляюсь в архивы, то ловлю себя на том, что и это хочу, и то хочу. Архивы потрясающие. Мы об очень многом не знаем.
О.С.: Вы живете в Германии и снимаете кино о России. Вам эта дистанция помогает?
С.Л.: О какой дистанции вы говорите? Деление на «я, который рассматривает» и на «объект, который рассматривается» в корне неверно. Квантовая механика положила этому конец. Не существует отдельно эксперимента и наблюдающего за этим экспериментом. Результат эксперимента зависит от того, кто наблюдает. Мои фильмы в одинаковой степени характеризуют то, о чем сделан фильм, и того, кто его сделал, то есть меня самого.
