В Фонде борьбы с коррупцией (ФБК), основанном известным российским оппозиционным политиком Алексеем Навальным, в четверг прошли обыски, а счета Фонда были арестованы. Следственный комитет России сообщил, что это было сделано в рамках уголовного дела «о совершении финансовых операций с денежными средствами, заведомо приобретенными другими лицами преступным путем». Сначала российские следователи заявили о том, что ими получены «материалы о легализации денежных средств в размере порядка 1 млрд рублей, поступившие из МВД России», однако в последующих заявлениях СК РФ сумма снизилась до 75 млн рублей.
Обыскивавшие помещение Фонда в Москве следователи были в масках, однако позже государственное российское телевидение показало кадры с этими следователями, назвав их сотрудниками ФБК, «скрывающими лица от камер». Обыски также прошли в отделениях ФБК в российских регионах.
Сам Алексей Навальный находится сейчас под административным арестом после задержания 24 июля в связи с его призывами провести акцию протеста 27 июля против недопуска независимых кандидатов на выборы в Московскую городскую Думу. Во время заключения оппозиционер почувствовал себя плохо и был на короткое время госпитализирован, после чего продолжил отбывать арест. Его врач говорила о возможном химическом отравлении политика.
Кроме Навального, под арестом находятся еще несколько активистов ФБК. Любови Соболь – юристу Фонда борьбы с коррупцией – Московская и федеральная избирательные комиссии отказали в регистрации в качестве кандидата на выборах в Мосгордуму.
Русская служба «Голоса Америки» поговорила об усилившихся репрессиях против Фонда с одним из основных соратников Алексея Навального и координатором его общественной кампании в 2018 году, менеджером проектов ФБК Леонидом Волковым.
Данила Гальперович: Арест счетов фонда, обыски в его помещении, столь жесткие действия властей против ФБК в целом – насколько вы этого ожидали?
Леонид Волков: Это совершенно предсказуемая штука, и я ждал этого раньше. Сеть штабов (созданных в рамках попытки Навального участвовать в выборах президента России в 2018 году – Д.Г.) их очень напрягает, и ФБК их напрягает, и очень ожидалось, что они будут пытаться все это разломать. А как это разломать? Понятно, что при том, что это как бы работает «за идею», тем не менее – это люди, офисы, это организация. То есть, у меня примерно по всей структуре 150 сотрудников, а это – договоры, зарплаты, налоги, аренда помещений. Понятно, что не может организация, в которой 150 человек (неважно, ведет она антикоррупционные расследования или йогурты фасует), работать без расчетного счета, без договорных отношений, без юридического лица, и так далее. Было понятно, что это – неизбежно слабое место, и удара в него мы ждали, даже ко многому готовились. Кое-что из того, что мы готовили, сработало, то есть, не все они нам разломали. Почему этот удар нанесен сейчас? Я думаю, что раньше все-таки не было санкции первого лица. Сейчас эту санкцию получили под шумок «массовых беспорядков», то есть, пришли силовики и продали Путину идею: «Слушай, ты чего-то либеральничал, а вот эти люди тут Майдан устраивают. Давай уже, наконец, их по-крупному шуганем». И пошли реализовывать материалы, которые они, судя по всему, копили с 2016 года.
Д.Г.: Российские власти решили обвинить ФБК именно в том, в чем сам Фонд очень часто обвиняет российских чиновников – в попытке отмывания денег, полученных незаконным путем. Почему, как вы думаете?
Л.В.: Да, это очень забавно. Уже замечено, что когда надо кого-нибудь обвинить в убийстве, то спикером всегда выступает депутат Луговой, который обвинен в Великобритании в убийстве. У них все по такой логике, то есть, сейчас наше дело об «отмывании миллиарда» рассматривает Главное следственное управление Следственного комитета, где работали следователи, у которых дома находили миллиарды. Да, это реально – воры обвиняют в воровстве, насильники – в насилии, убийцы – в убийствах. Это называется в психологии «проекция».
Д.Г.: Усиление давления на ФБК – насколько это находится в общем тренде усиления репрессий? Мы уже видели показную жестокость при разгоне митингов, заведение уголовных дел и массовые обыски.
Л.В.: Власти, безусловно, приняли для себя решение – выйти на новый уровень репрессий в отношении общества. Это проявляется в отношениях к митингам, к выборам и к нам, соответственно, потому что мы, безусловно, являемся частью общества, его достойными представителями. И вот мы видим, что людей раньше на акциях просто разгоняли, а теперь остервенело бьют дубинками; на выборы раньше не пускали некоторых, а теперь не пускают всех. И такой же следующий шаг – эскалация в отношении нас, раньше с нами боролись административными делами, а теперь уголовными. Наверное, не из-за чего тут особенно как-то переживать. Судя по реакции коллег, с которыми я сегодня весь день на связи, все уже были морально готовы. Все-таки, эта ситуация происходила на наших глазах много лет и постепенно. Все морально готовы, никто не хнычет, все очень стойкие.
Д.Г.: Есть мнение, что сейчас ситуацию с зажимом протеста контролирует не столько Путин, сколько его силовое окружение, что спецслужбы начали доминировать в определении действий властей в отношении протестующих. Насколько вы с этим согласны?
Л.В.: Путин не усидел бы на своем месте 20 лет, если бы он не был по-своему достаточно талантлив в искусстве поддержания политического баланса: здесь у него силовики, а вот здесь системные либералы; здесь воры, а здесь – патриоты; здесь православные, а здесь – предприниматели. Он, в общем-то, в эту штуку умеет играть – не допускать усиления одних кланов вокруг себя, чтобы не становиться их заложником. Поэтому Путин всегда играл роль как бы инерционного балласта – как только одна из сторон слишком сильно разгонялась, он всегда осаживал. Но здесь, в этой истории мы видим все-таки, что перекос случился: там есть люди типа Патрушева или Бортникова, у них паранойя, они там и антисемиты, и сторонники теории заговора, то есть – они реально верят в то, что ЦРУ дает биткойны миллионами на развал России, и так далее. Я не думаю, что Путин в это верит, и даже если бы он верил, я не думаю, что он бы хотел, чтобы Патрушев и Бортников рулили страной и определяли повестку. Он удерживается на своем месте, благодаря балансу между Патрушевым и Медведевым, Сечиным и Чемезовым, и так далее. Он им всем нужен, как разводила и решала. И тем не менее, на этой волне протестов, видимо, Путин реально испугался. И этот маятник равновесия, баланса, качнулся в сторону этих безумных старцев, реальной андроповщины – конечно, не сталинщины, но андроповщины. Это по-своему хорошо: такая раскачка маятника, дисбаланс в системе такого уровня – это, безусловно, шаг к ее разрушению.
Д.Г.: А как это все реально скажется на событиях предстоящего месяца-двух, в частности, на самих выборах в Мосгордуму?
Л.В.: Я вижу победу в «умном голосовании» (тактика, предложенная Алексеем Навальным, призвавшим голосовать за любого популярного кандидата, кроме кандидатов от «Единой России» - Д.Г.). Мне кажется, что сейчас уровень злости москвичей на полицейщину такой, что реально мы готовы просто пойти и вынести «Единую Россию» к чертовой матери! И это будет довольно важным политическим итогом, то есть все-таки не будет ощущения, что все это закончилось ничем. Эта вся история закончится, наверное, победой сил добра.
Д.Г.: Но при таком уровне игнорирования требований оппозиции, который был продемонстрирован, высоким может быть и уровень фальсификаций, разве нет?
Л.В.: Ну, в Москве с 2011 года не фальсифицировали голоса при подсчете, потому что в Москве очень сильное наблюдательское движение, и потому что прошлые попытки фальсифицировать при подсчете в Москве вылились в известно что. Мы подготовимся очень сильно. У меня сейчас помимо всей операционной деятельности, связанной с этими обысками, главная задача – это подготовка наблюдения.
Д.Г.: Сколько у вас арестовано денег?
Л.В.: У нас на счету ФБК арестовано 28 миллионов рублей. Для нас это огромные деньги! Это почти половина годового бюджета. Они там скопились, потому что наши последние расследования о Сергуниной и Метельском очень хорошо «заходили», и мы получали рекордные донэйты. И у нас скопилась реально большая сумма. То, что она арестована –это для нас большая проблема. С другой стороны, в какой-то момент этот арест, наверное, будет снят. На других счетах суммарно мы потеряли, наверное, около 3 миллионов рублей. С этим можно жить.
