МОСКВА – Анастасия Зотова в понедельник 16 января узнала плохую новость: по словам представителей Федеральной службы исполнения наказаний Минюста России (ФСИН), которая курирует российские места заключения, ее мужу Ильдару Дадину не будет позволено встретиться с ней как минимум до мая этого года.
Ильдар Дадин – российский оппозиционер и участник многочисленных мирных акций протеста против политики президента России Владимира Путина – был приговорен в декабре 2015 года к 3 годам заключения по уголовному делу за «неоднократное нарушение правил проведения публичного мероприятия». Несмотря на то, что в России конституционно закреплено право граждан на мирные демонстрации, в уголовном кодексе страны есть статья, наказывающая реальным сроком лишения свободы за «нарушение правил» при проведении протестных акций. Многие российские юристы в ходе включения Государственной Думой этой статьи в уголовный кодекс России в 2014 году называли ее очевидно противоречащей конституции.
Позже срок заключения Ильдару Дадину был уменьшен до 2 с половиной лет, но меньше чем через год после приговора вспыхнул скандал: в ноябре 2016 года он пожаловался на пытки в колонии №7 в Карелии, где он отбывал срок лишения свободы. ФСИН отрицала факты, о которых оппозиционер сообщил в письме жене, а позже объявила о переводе Дадина в другое место заключения «из соображений его безопасности».
После этого Ильдара Дадина более месяца перевозили по этапу, не сообщая родственникам о его местонахождении. В конце концов, 8 января, после вмешательства общественности, ФСИН объявила, куда Дадина этапировали, и дала ему возможность поговорить с женой.
Теперь же Анастасия Зотова борется за право увидеться со своим мужем, но российские чиновники пока не идут на то, чтобы дать им такую возможность. Об этом, а также о жалобах на пытки в российских колониях Анастасия Зотова рассказала в интервью Русской службе «Голоса Америки».
Данила Гальперович: Когда вы узнали о том, что вам не будет разрешено увидеться с Ильдаром?
Анастасия Зотова: Последовательность событий такова: 8 января Ильдар позвонил и сказал, что он в колонии Алтайского края. 10 января я позвонила, поговорила с начальником этой колонии и спросила – можно ли мне приехать на свидание с Ильдаром. Он сказал, что длительные свидания не положены, потому что Ильдар в ПКТ (помещение камерного типа – Д.Г.). Я попросила длительное свидание заменить на краткосрочное, и он сказал: «Да, можно, приезжайте». Мы договорились с сестрой Ильдара, купили билеты на 17 января. А на выходных мне приходит письмо от алтайской ФСИН, что «никаких свиданий не положено до мая». Ильдар на строгих условиях содержания. Ему положено два длительных свидания в год и два краткосрочных. Получается, что четыре свидания в год. На длительные свидания его вывести не могут, потому что он в ПКТ, а теперь получается, что они отказывают мне даже длительное свидание заменить на краткосрочное. Они сокращают в два раза количество законом положенных ему свиданий законом. Ну как же так... А мы билеты брали самые дешевые, их теперь даже обменять нельзя. Я позвонила в понедельник с утра Максименко (Валерий Максименко, заместитель директора ФСИН России – Д.Г.), позвонила всем, кому только можно. Правозащитник Лев Пономарев рядом со мной сидел, позвонил Михаилу Федотову (глава Совета по правам человека при президенте России – Д.Г.). Понятно, что от ФСИН можно подлость ожидать, но это за гранью, когда сначала говорят – да, мы вас пустим, а потом – нет, мы вас не пустим.
Д.Г.: Что вам известно об условиях содержании вашего мужа? Когда вы с ним последний раз разговаривали? Что он рассказывал?
А.З.: Первый и последний раз в этом году мы с ним разговаривали 8 января и вряд ли будем в ближайшее время еще разговаривать. Потому что телефонные звонки ему тоже запрещают, видеопереговоры – запрещают, все запрещают. У нас был телефонный разговор – 7 минут. Он рассказал, как его этапировали. Еще раз рассказал, что было в Карелии. На прошлой неделе в четверг к нему ходил адвокат Алексей Липцер. Говорит, что содержат нормально, никаких претензий нет. Помещение камерного типа, есть один сокамерник. Они в нормальных отношениях. Кормят, не бьют. Со слов Ильдара, «встречают как VIP-персону, сдувают пылинки».
Д.Г.: «Международная амнистия» признала Ильдара Дадина узником совести, «Мемориал» – политическим заключенным. Что внутри страны и за границей делается для того, чтобы он был освобожден?
А.З.: Когда был приговор, мы подали апелляцию, ему скинули полгода. Потом подали кассацию, причем кассацию подавала Татьяна Москалькова (уполномоченный по правам человека в России – Д.Г.), она ее подписала. Но кассация ничего не отменила. Потом была подана жалоба в Верховный суд, но Верховный суд ее даже не стал рассматривать. И вот сейчас подана жалоба в Конституционный суд. Заседание Конституционного суда состоится 24 января. Правда, Ильдара туда не повезут. Об этом Конституционный суд нам уже сообщил. Секретари сказали, что «мы Ильдару приглашение направили, но никто специально обеспечивать его приезд не будет, и видеосвязи тоже не будет».
Д.Г.: Я знаю, что вы ведете общественную деятельность по преданию гласности случаев жестокого обращения с заключенными. Кроме сведений о том, что вашего мужа пытали, какая еще информация к вам поступила?
А.З.: Я недавно считала имена заключенных, которые сейчас находятся в колониях Карелии и пожаловались на пытки. У меня всего записано 60 имен. У нас есть и заключенные, которые сейчас находятся, например, в других колониях – в Твери или в Липецкой области, которые раньше сидели в Карелии и были оттуда этапированы. Кроме того, есть люди, которые сейчас уже освободились, но они тоже звонят и говорят, что готовы свидетельствовать о том, что происходит в Карелии, потому что там ад.
Д.Г.: Есть ли жалобы из колоний в других регионах России?
А.З.: Еще присылают жалобы из Кемеровской области, ужасные жалобы, и из Свердловской области. Из Свердловской области сообщения еще хуже, чем из Карелии: если в Карелии жалуются на подвешивание «на шпагат», то из Свердловской области – описания изнасилований. Когда читаешь, волосы на голове дыбом встают.
Д.Г.: Что вы предпринимаете в ответ на такие письма?
А.З.: Мы собираем деньги фандрайзингом и каждому карельскому заключенному пытаемся направлять адвокатов, чтобы эти заключенные рассказывали адвокатам, что с ними происходило. Дальше адвокат пишет заявление о преступлении, на это заявление о преступлении нам приходит отказ (в возбуждении уголовного дела – Д.Г.). Дальше будем эти отказы обжаловать в судебном порядке. Еще, например, хорошо бы было писать письма заключенным, пережившим пытки – собрали людей, начали писать письма. Первый раз люди написали 70 писем, в прошедшее воскресенье – 107, сейчас я еще три напишу – будет 110. Что будет еще приходить в голову, то и будем делать.
Д.Г.: А вы будете привлекать к этому Европейский суд по правам человека?
А.З.: Конечно, по всем людям, которые жалуются на пытки, в первую очередь, по тем, которые сейчас находятся в Карелии, будут писаться жалобы в ЕСПЧ – не мной, а специалистами, юристами, которые знают, как это писать, и уже выигрывали дела в ЕСПЧ. Я бы, если честно, хотела, чтобы те люди, которые раньше были в Карелии, тоже написали эти жалобы. Потому что в Карелии сейчас сидят, я уже сказала, 60 человек, адвокаты успели дойти человек до 20 из них. Еще человек 20 – бывшие зеки, которые со свободы звонят. Плюс еще человек 5 – это те, которые из других тюрем звонят и говорят, что они в Карелии сидели. Я думаю, что если мы объединим всех, то получится 100 человек, которые пережили пытки, которые рассказывают примерно одно и то же, включая мелкие детали, например, «меня тоже били зеленым резиновым молотком».
Д.Г.: Но есть ли у вас какие-то прямые доказательства пыток, кроме заявлений заключенных?
А.З.: У нас фактически точных доказательств избиений нет. Потому что они же не идиоты: они выключают видеорегистраторы, когда человека избивают. Есть дыры в видеозаписях. Но эти дыры – это косвенное доказательство того, что пытки были. А прямого, зарегистрированного на камеру, как бьют этого зека – такого нет. ФСИНовцы говорят, что мы никого не били, зеки говорят – нас били. Поэтому, мне кажется, очень важно именно число этих заключенных и то, что эти заключенные из разных регионов – из Мурманска, из Петрозаводска, из Петербурга, из Ингушетии, из Чечни, из Дагестана, из Кабардино-Балкарии. Они просто физически не могли друг с другом познакомиться. А сейчас, например, люди, которые сидят, они сидят в штрафном изоляторе в одиночках. Они сговориться не могли, и они называют такие детали, которые невозможно придумать. Или это коллективная галлюцинация на 100 человек, или прямое доказательство того, что все эти люди говорят правду, потому что придумать это совместно без общения никак не возможно.
Д.Г.: Какого результата вы добиваетесь?
А.З.: Идеально было бы, конечно, всех сотрудников ФСИН, которые там, в Карелии, есть, уволить и нанять новых. Но так, конечно, не получится. Хотелось, чтобы кого-то уволили и наказали. Возможно, тогда все эти избиения прекратятся. Например, в колонии ИК-1, где был наш адвокат недавно, там сказали ребята, которые сидят, что все ФСИНовцы очень боятся проверок. Они сейчас бить перестали. Я очень надеюсь, что они и дальше будут бояться проверок и бить перестанут. Но нужно, чтобы закрепить этот результат, реальное судебное расследование, реально наказать тех людей, которые били, чтобы больше не били. Я не вижу другого варианта.
Д.Г.: Вы не опасаетесь, что ваша общественная деятельность отразится на положении мужа?
А.З.: Когда я звонила и спрашивала по поводу свидания с Ильдаром, они так грубо разговаривали – «вот ваш Ильдар все врет, он такой обманщик». У меня складывается впечатление, что они реально хотят сейчас завести дело на него за ложный донос. И тогда он через полгода не выйдет, а будет сидеть дальше, и это очень плохо.
