На крупнейшем в Северной Америке ежегодном фестивале документального кино HotDocs, завершившемся 8 мая в Торонто, демонстрировался короткометражный фильм «Выход» (Haulout). Его сняли на Чукотке сестра и брат Евгения и Максим Арбугаевы.
На экране – сибирский биолог Максим Чакилев. Уже много лет он ведет наблюдение за жизнью моржей, которые избрали этот пустынный берег холодного и сурового Чукотского моря для своего ежегодного лежбища. Живет он в ветхой охотничьей избушке по несколько месяцев, столько теснятся на пляже тысячи моржей – массивных и величественных обитателей Арктики с характерными огромными бивнями.
«Выход» – так Евгения Арбугаева, признанный фотограф, чьи работы публикуют «Нью-Йоркер», «Тайм» и «Нэшнл Джиографик», предпочитает переводить английское название своего дебютного фильма Haulout. Ее брат Максим Арбугаев, в прошлом профессиональный игрок в хоккей, выпускник московского ВГИК, ставший режиссером-документалистом.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» побеседовал по сервису Zoom с Евгенией и Максимом Арбугаевыми. Евгения находится в Лондоне, Максим – в Москве.
Олег Сулькин: Евгения, как вы оказались в Лондоне?
Евгения Арбугаева: Так получилось. Жизнь меня сюда занесла шесть лет назад. Фотография – мое основное занятие. Снимаю для разных журналов. Также работаю над личными проектам. Этот фильм – мой дебют, для меня это был необычный эксперимент.
О.С.: На основании личного опыта скажите, в чем главное отличие фотографии от кино?
Е.А.: Над фотографией работаешь в одиночестве. А кино — это всегда коллаборация. Мне было интересно работать в команде с братом, с монтажером и звукорежиссерами. Фотография и кино – абсолютное разные вещи. Я сейчас возвращаюсь к фотографии. Фотография может жить фрагментарно как изображение – в журнале, в галерее, на выставках. Кино — это нарратив, который ты контролируешь на сто процентов. В этом его красота.
О.С.: Вы снимали фильм совместно с братом. Выражаясь детским языком, кто в работе был главнее?
Е.А.: У нас сложилось равносильное сотворчество. Мы с Максимом часто вместе работаем. Он меня поддерживает в моих проектах. Мы часто вместе путешествуем. Наши родители – страстные путешественники.
О.С.: Интересно. Расскажите о вашей семье.
Максим Арбугаев: Наш отец родом из Ангарска. Он в свое время переехал в Якутию учиться. Там он познакомился с мамой. Они вместе уехали работать по распределению в Тикси. Тогда, в 80-е, их манила романтика Севера. Там, в Тикси, они работали в школе учителями, папа – учителем биологии и замдиректора школы, а мама – учителем русского языка и литературы. В 85-м году родилась Женя, а в 91-м родился я. Годом позже мы всей семьей переехали в Якутск. Наш отец любит природу, охоту, рыбалку, занимался туризмом. С детства он брал нас с собой.
Е.А.: Отец – энтузиаст восстановления ездового собаководства, он зарегистрировал породу якутской лайки. В Якутске у него питомник. В 2013 году на собачьих упряжках мы вместе с отцом прошли арктическим маршрутом на Новосибирские острова полторы тысячи километров. Мы еще туда вернемся позже. Я – делать фотосъемку для «Нэшнл джиографик», и Максим снимать вместе с известным швейцарским документалистом Кристианом Фраем документальный фильм «Генезис 2.0» о научных поисках ученых-биологов. Речь в фильме идет о научных экспериментах по клонированию шерстистых мамонтов, останки которых найдены в районе Новосибирских островов.
О.С.: Да, я помню, это очень сильная картина, и вы, Максим получили на фестивале Санденс 2018 года специальную награду жюри за операторскую работу. Я тогда взял интервью у Кристиана Фрая. Он говорил, что встретился с вами, Максим, благодаря Евгении, и что именно ее фотографии подвигли его на знакомство с вами. «Максим – молодой, талантливый, энергичный человек», так Фрай о вас говорил в том интервью. А как вы, Максим, оказались в Москве?
М.А.: Я стал профессиональным хоккеистом, в Москве начал играть за «Крылья Советов» и другие клубы. Мы жили вместе, Женя училась в Международном университете, а я играл в хоккей. Потом она уехала в Нью-Йорк учиться в Международный центр фотографии (ICP). Прожила в Нью-Йорке почти пять лет. Я тоже пару лет прожил в Нью-Йорке, учился также в Гонконге. А затем в Москве закончил ВГИК, где моим мастером был Сергей Мирошниченко.
О.С.: Ваш фильм – сдержанный крик боли, еще один сигнал тревоги о надвигающейся климатической катастрофе. Как вы вышли на эту тему?
Е.А.: На протяжении нескольких лет мы приезжали в поселок Энурмино на Чукотке. В 2018 году я делала фотопроект о жизни и культуре чукчей, их охотничьих промыслах. Однажды охотники показали нам пустынный пляж со странным темным песком и неприятным тяжелым запахом. На нем было очень много костей. Это место лежбища моржей, объяснили охотники. Посередине стояла маленькая избушка. Туда уже десять лет каждую осень для наблюдения за моржами приезжает ученый-биолог Максим Чакилев. Мы с братом были заинтригованы увиденным и приехали туда, в гости к Чакилеву во время очередного «выхода» моржей, когда на этом пляже собирается порядка ста тысяч животных. Красота этих животных и, одновременно, ужас их мучений из-за изменений климата настолько потрясли нас с Максимом, что мы решили показать эту историю средствами кино. Затем наступила пандемия, все замерло, и у нас появилось много времени обдумать этот проект. Мы договорились с Чакилевым, что в следующий приезд проведем с ним весь полевой сезон с конца августа по ноябрь.
О.С.: Ваш фильм не претендует на глобальную картину. Но зритель узнает, что это место на краю земли – самое большое в мире лежбище моржей. Это так?
М.А.: Да. Огромный размер лежбища связан с глобальным потеплением. Во время миграции моржи обычно отдыхают на льдинах, но из-за отсутствия льда летом в Чукотском море они вынуждены выходить на берег. Мне не забыть начала этого выхода, когда меня рано утром разбудили странные звуки. Я приоткрыл дверь и увидел тысячи моржей. Им явно не хватало места, многие гибли в давке.
О.С.: Вам не было страшно? Вас окружали тысячи огромных животных с устрашающими бивнями.
Е.А.: Моржи пугливы и обычно безобидны. Единственная опасность – это когда самка защищает детеныша. Она может быть в этот момент очень агрессивна.
О.С.: Когда я смотрел фильм, то меня не покидало ощущение какого-то чуда. Какие же удивительные создания эти моржи!
Е.А.: Вообще, моржи для народов Севера – важная часть культуры и мифологии, с ними связано множество легенд, они обеспечивают жизнь людям. Их массивность и сила обманчивы, они очень уязвимы. Пока они не входят в Красную Книгу, но если тенденция потепления продолжится с тем же темпом, эти животные начнут исчезать с лица земли как вид.
О.С.: Какой сегодня размер популяции моржей?
Е.А.: Всего насчитывают около сто тридцать тысяч тихоокеанских моржей. Из них примерно сто тысяч выходят на лежбище, изучаемом Максимом Чакилевым. Нас поразило, что такой уникальный феномен изучает только один человек, самоотверженно, из года в год.
О.С.: Вызывает некоторое недоумение избушка на курьих ножках, в которой биолог ютится. Можно, наверное, было построить современную лабораторию-станцию.
Е.А, : С одной стороны, конечно, хотелось бы, чтобы у Максима были комфортные условия работы. А с другой – это самый неинвазивный способ наблюдения, с минимальным вторжением в жизнь животных и окружающую среду.
О.С.: Максим, как вы готовились к съемкам? Что представляло собой наибольшую сложность?
М.А.: За год до съемки мы провели там с Евгенией две недели. Я делал предварительную съемку, как бы тренировался. В голове уже была схема, как это снимать. Часто мы использовали длиннофокусные объективы, чтобы не беспокоить моржей. А чтобы показать в одном кадре сверху огромный масштаб лежбища, использовали дрон.
Е.А.: Для меня самое тяжелое испытание – видеть моржат, ставших сиротами. Их матери погибли в давке, и малыши тоже обречены. Эти кадры трудно смотреть. Но нам хотелось сделать честное кино об изменении климата, без красивостей многих фильмов о природе, Информация об этом доступна, но важны эмоции, которые действуют на зрителя подчас сильнее, чем факты.
