19 лет назад в СССР была произведена попытка государственного переворота. Группа высокопоставленных представителей российской власти, не согласных с политикой реформ Михаила Горбачева и осуждающая проект нового Союзного договора, сформировала Государственный Комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП СССР) и ввела чрезвычайное положение в отдельных районах СССР. Члены ГКЧП объявили, что управление страной переходит от президента Михаила Горбачева к вице-президенту СССР Геннадию Янаеву. В ГКЧП, среди прочих, также вошли премьер-министр СССР Валентин Павлов, министр обороны СССР Дмитрий Язов и председатель КГБ СССР Владимир Крючков.
Путч продолжался три дня. На стороне путчистов было несколько военных дивизий. Сопротивление путчистам возглавил президент РСФСР Борис Ельцин. Тысячи людей вышли на улицы в знак протеста.
Эти события тогда потрясли мир. 19 лет спустя корреспонденты «Голоса Америки» побеседовали с очевидцами тех событий, с экспертами и политиками. Мы спросили у них, как они оценивали происходящие события тогда и как они видят их через призму прошедших 19-ти лет.
Джек Мэтлок (Jack Matlock), американский дипломат. Занимал должность посла США в СССР до начала августа 1991 года
«19 августа 1991 года я находился именно там, где вы меня застали сегодня – на ферме моей жены в Теннеси. Мы уехали из Москвы 11 августа. Я сидел прямо в той же комнате, где я сижу сейчас. Когда я узнал о попытке переворота, я не был очень удивлен. Когда я еще был послом, меня предупреждали, что определенные люди хотят свергнуть Горбачева. Мне даже предоставили имена этих людей – Крючков, глава КГБ; Павлов, премьер-министр; Язов, министр обороны. И мы пытались предупредить Горбачева, не называя имена этих людей. Но мне кажется, он не понял этого предупреждения. Однако меня очень удивило то, что эти люди все же реально попытались претворить в жизнь свои планы.
С самого начала мне казалось, что из этого ничего не получится. И я об этом сразу сказал по американскому телевидению вечером 19 августа 1991 года. Потому что если эти люди настаивали на своем, в СССР могла бы произойти гражданская война. И я не думаю, что они были готовы к гражданской войне.
Это было очень важное событие. Оно стало катализатором распада СССР. Горбачев собирался создать такой урезанный Союз, состоящий из 7 или 8 республик. Попытка отстранить его от власти и сохранить старый Союз не увенчалась успехом. Но это также не позволило Горбачеву продолжать управлять страной. Если бы путча не было, в этом Союзе, вероятно, не было бы трех Балтийских республик, не было бы Грузии. Но Украина бы осталась, во всяком случае, сначала. Центральная Азия осталась бы, как и Беларусь, и Армения, и так далее. Так что эта попытка переворота была, наверное, самым важным толчком для распада СССР».
Джеймз Коллинз (James Collins), американский дипломат. В дни августовского путча выполнял обязанности посла США в СССР после того, как Джек Мэтлок покинул СССР в начале августа 1991 года
«Я был в те дни исполняющим обязанности посла США в американском посольстве в Москве. Предыдущий посол Джек Мэтлок уехал из Москвы в начале августа. Я узнал о путче рано утром, когда было три минуты восьмого. Один их моих подчиненных по имени Дэд Салазар позвонил мне и сказал: «Вы слышали новость?» Моя первая реакция была: «О, господи….» Я должен сказать, что этого никто не ожидал. Эту акцию никто не предвидел. Для нас это был настоящий шок.
Путч был объявлен в 7 утра в новостях. Но в это время не было никаких передвижений военных, военные дивизии вошли в Москву несколькими часами позже. Все это было очень странно. Как будто происходил переворот, но никто к нему не был готов. Мы в посольстве не поверили. И мы понимали, что никто не знает, чем все это закончится. И мы по собственной инициативе, еще до того, как в Вашингтоне начали принимать важные решения, решили, что не будем иметь дела с группой, которая объявила себя во главе страны, – если только, конечно, не нужно будет защищать американских граждан. В самом начале путча, я помню, нас попросили прийти в министерство иностранных дел. Но мы просто не пошли. Мы считали, что это была незаконная акция, противоречащая конституции и законам СССР. Мы не хотели предпринимать никаких мер, пока не услышим заявление легитимного президента СССР.
Путч – это была революция в трех частях. Из-за него прекратила существовать империя, которая до этого существовала 400-500 лет. Был создан ряд новых государств. То есть изменилась карта Евразии. Произошли грандиозные политические перемены – пришла к концу коммунистическая система. Идеология была дискредитирована, стало ясно, что она не способна больше управлять империей. Завершился также эксперимент с коммунистической экономической системой. Стала видна несостоятельность идеи о том, что государство может существовать без частной собственности и без рыночной экономики. И это позже оказало сильное влияние на все страны бывшего Советского Союза».
Константин Затулин, первый заместитель председателя комитета Госдумы по делам СНГ и связям с соотечественниками, член парламентской фракции «Единой России». В Августе 1991 года – председатель ассоциации молодых руководителей предприятий СССР и член биржевого комитета Московской товарной биржи
«Я хорошо помню не только начало путча 19 августа 1991-го года, но и воскресный день накануне. Мы тогда с друзьями отдыхали в санатории в Сочи, в моем родном городе. И тогда, в воскресенье, Виталий Игнатенко, впоследствии руководитель агентства ИТАР-ТАСС, а в ту пору пресс-секретарь Михаила Горбачева, пригласил нас на 19 августа к себе на вечеринку по случаю своего отъезда. Разумеется, все согласились, но на следующий вечер, когда путч был уже в разгаре, к Игнатенко как представителю команды отставленного президента пришли только два человека – одним из них был я. Тогда, сидя у Виталия в номере и смотря по телевизору за пресс-конференцией ГКЧП, я не мог сдержать слов возмущения. Помню, во мне все протестовало, что кто-то за нас вот таким образом пытается решать нашу собственную судьбу и судьбу нашей страны. На следующий день 20-го августа я улетел в Москву, чтобы быть вместе с теми, кто поддерживал “Белый дом” и Бориса Ельцина.
Сейчас, по прошествии стольких лет, я понимаю мотивы, которые двигали организаторами ГКЧП. Эти люди действительно хотели спасти Советский Союз от развала, но делали это абсолютно дремучим образом, абсолютно не понимая действительной ситуации, которая складывалась к этому времени в нашей стране. И даже ту благую цель, которую путчисты поставили перед собой, они тут же скомпрометировали. К тому же, и сам Михаил Горбачев, похоже, просто подставил этих людей. К сожалению, все мы, борясь с ГКЧП, сами того не желая, прикончили и Советский Союз. И самым главным в этом процессе был Борис Ельцин. И сейчас я думаю, что если бы на месте Горбачева оказался такой человек, как Ельцин, если бы два этих лидера поменялись бы местами, то путч ГКЧП удался бы».
Александр Проханов, писатель, главный редактор газеты «Завтра»
«Я, по сути, был внутри ГКЧП, я ждал путча. Если не со дня на день, то с недели на неделю. 19-го августа я был у себя на даче, ко мне прибежал взволнованный и радостный сосед и сказал, что наша взяла, что танки вошли в Москву. Я сел в автомобиль и через три часа был в моей редакции – тогда это была газета “День”, где я занимался политикой и поддержкой ГКЧП. Кстати, нашу газету Александр Яковлев называл “лабораторией путча”, а меня – “идеологом путча”.
В тот первый день – 19-го августа у меня была эйфория, я думал, что это долгожданная “твердая рука”, которая покончит с национальной смутой. Но вскоре, когда войска вышли из Москвы, возникло ощущение такой трагической пустоты. Я понял, что ГКЧП не сработало. И только спустя многие годы ко мне пришло прозрение, что ГКЧП и не должно было сработать, что ГКЧП было завершением такой четырехлетней спецоперации под названием “горбачевская перестройка”. И цель этой спецоперации – разрушение СССР. А задача ГКЧП была в том, чтобы за несколько дней создать условия для передачи полномочий от федерального центра к региональным властям.
За эти годы моя оценка тех событий и их последствий не изменилась. Я вижу, что страна лежит на боку. У страны нет никакого потенциала развития. Наш стратегический противник Соединенные Штаты разгромил нас в третьей мировой войне, после чего наш противник оккупированную страну уничтожил».
Георгий Сатаров, президент фонда «Информатика для демократии» («Индем»)
«Утром 19-го августа ко мне в комнату вошла моя старшая дочь Юля, у которой как раз был день рождения, и произнесла: “Папа, у нас переворот!” Я бросился к телевизору и увидел лебедей и прочее… И первое, о чем я тогда подумал: “Ох, и ничего себе День рожденьице!”
Это забавная история, но примерно за неделю или две до путча комитет по безопасности Верховного Совета РСФСР попросил нас сделать прогноз подобного силового развития событий в стране. И наш прогноз состоял в следующем: шансы на успех такого переворота очень малы. Мы, аналитики, писали, что поскольку люди на другой политической стороне тоже неглупые и отдают себе отчет, что будет дальше, вряд ли они за такое дело возьмутся. Мы ошиблись ровно наполовину: путч был, но он закончился крахом. Лично я уже 19-го августа был уверен, что у гэкачепистов ничего не получится и, собственно говоря, об этом в тот же день я говорил в интервью “Эху Москвы”.
Изменилось за два десятилетия многое. Тогда мы все были романтиками и жили романтическими ожиданиями. Теперь романтизм давно развеян. Но это, что касается эмоций. Однако говорить, что победа над тем путчем ничего не дала, нельзя категорически по одной простой причине. Путч стал уроком для очень многих.
Представьте себе приход к власти в России спецслужб без опыта ГКЧП. Я думаю, что нынешний политический режим в нашей стране был бы гораздо более жестким. Опыт августовского военного переворота показал, что у людей могут возникать опасное для путчистов чувство собственного достоинства и стремление к организованному протесту. Может, именно поэтому стилистика нынешнего режима учитывает и неудачный опыт того переворота. Я считаю, что повторение такого путча в современной России уже невозможно».
Арчи Браун (Archie Brown), почетный профессор Оксфордского университета, историк, автор книг «Фактор Горбачева» и «Взлет и падение коммунизма»
«… Я сразу же воспринял случившееся как переворот, направленный против Горбачева. Что люди, желавшие повернуть время вспять, решили использовать благоприятный момент. И поначалу мне показалось, что они могут в этом преуспеть – по крайней мере, временно. И что все положительные изменения – с точки зрения качества жизни, демократизации, внешней политики – все, сделанное Горбачевым, – может быть перечеркнуто.
А сегодня? Трагедия в том, что и сегодня – спустя почти два десятилетия – как в России, так и в некоторых других постсоветских государствах, с точки зрения демократии, движение явно идет вспять. В наши дни на постсоветском пространстве царят менее демократические порядки, чем в последние годы существования СССР. Тогда шли эволюционные изменения, связанные с подготовкой к подписанию нового Союзного договора – процесс, который мог сохранить союз, в составе которого могли бы остаться некоторые республики, но уже на добровольной основе. И это, вероятно, было бы лучше, чем то, что произошло потом. Путч ускорил распад Советского Союза – и все дело тут в том, что это был уже изменившийся Советский Союз. Он уже не был коммунистическим государством. Речь шла не о коммунизме, а о том, есть ли возможность сохранить единство, причем так, чтобы оно основывалось на согласии? Но путч перечеркнул такую возможность. И потому я считаю его событием, в высшей степени достойным сожаления».
Грегори Гурофф (Gregory Guroff), президент Фонда международного искусства и образования (Foundation for International Arts & Education). Во время путча он занимал пост координатора по американо-советской инициативе по обмену при поддержке Президента США и главы совета по отношениям с СССР при Государственном информационном агентстве США (USIA)
«Когда я услышал об образовании ГКЧП, моей первой реакцией был шок. Я был не одинок. Те из нас, кто многие годы занимался Советским Союзом, не могли ожидать ничего подобного. На протяжении некоторого времени мы просто не имели представления, что реально происходит в Москве. Но всем было очевидно, что исчезает шанс на улучшение наших отношений с СССР.
Потом мы увидели Геннадия Янаева с трясущимися руками. Я был знаком с Янаевым – он ранее работал в президиуме Союза Советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами. У меня сложилась впечатление, что он очень пьющий человек, а не серьезный игрок. Когда было объявлено, что Янаев стоит во главе ГКЧП, то вся эта история начала восприниматься, как комическая опера – несмотря на то, что в ГКЧП входили высокие советские начальники, командовавшие КГБ, вооруженными силами… Чуть позже стало понятным, что ГКЧП вообще никто не поддерживает.
История с ГКЧП повлияла на многое. Горбачева начали считать человеком, разрушившим империю, а Ельцина – олицетворением хаоса. Поэтому, на мой взгляд, было не случайным появление Владимира Путина, который декларирует, что Россия должна играть большую роль на мировой арене. Традиционно государственные лидеры использовали внешнюю политику для того, чтобы решать какие-то внутренние вопросы. Поэтому Путин и его команда частично заимствовали риторику, которую использовал ГКЧП – о необходимости единства народа против внешних угроз, о необходимости укрепления России, и т.д.»
Читайте также другие материалы в рубрике Анализ и перспективы
