Парад планет, или еще раз о Гамбургском счете
«Эрзац подменяет искусство, – так украинский кинокритик Катерина Слипченко охарактеризовала итоги только что завершившегося кинофестиваля в Канне. – Этот процесс идет во всех областях культуры, однако до последнего времени Каннский фестиваль довольно удачно ему противостоял: даже при слабых программах победитель все-таки выбирался достойный. Не знаю, что тому виной – совпадение обстоятельств или парад планет – но на этот раз замена искусства подделкой состоялась».
Есть старая академическая байка: однажды, в давно прошедшие времена, президент АН СССР Мстислав Келдыш распределял финансирование между научными учреждениями. Примостился в хвосте длинной очереди и директор Института мировой литературы. Как гласит предание, Келдыш сказал ему: «Вы получите любые деньги, если сможете доказать, что Достоевский писал лучше Писемского». Увы! Начальнику от литературы эта задача оказалась не по силам. Что не замедлило сказаться и на дотациях его подчиненным…
Что же касается «планетарной» аналогии, то она как нельзя более кстати: ведь и виновник разыгравшегося на всесветном кинофоруме скандала – живой классик Ларс фон Триер, так неожиданно выказавший симпатию к фюреру третьего рейха, – привез в Канн «Меланхолию» – картину о том, как на планету Земля надвигается небесное тело более крупных размеров. В конце концов – поглощающее колыбель рода человеческого.
Были, правда, и светлые моменты. Вот некоторые из них: в конкурсе короткометражных фильмом победителем стал «Кросс» украинки Марины Вроды (что, по словам Катерины Слипченко, чрезвычайно важно для Украины, где, по выражению известного кинорежиссера, снять фильм – все равно, что осуществить партизанскую вылазку). Приз жюри «Особый взгляд» получил фильм москвича Андрея Звягинцева «Елена» (что, по мнению российского критика Диляры Тасбулатовой, еще раз продемонстрировало влияние Андрея Тарковского на современный кинематограф). «Кстати, – продолжает Диляра, – Ларс фон Триер часто признавался, что смотрел «Зеркало» больше двадцати раз…»
… Фон Триер приглашен на Московский кинофестиваль – уже после каннского скандала. Провокация удалась? Или провокация и искусство вообще идут рука об руку – сливаясь в нераздельное целое? С «фон-триеровского эпизода» и начался наш разговор с Дилярой Тасбулатовой, только что вернувшейся из Канна. Точнее – с его (эпизода) культурологического измерения.
Фон Триер, или О равнодушии
Алексей Пименов: Итак, фон Триер приглашен на Международный московский кинофестиваль. Иными словами, каннский скандал пережит. Но мне все-таки хочется вернуться к нему и спросить: а что, собственно, произошло?
Диляра Тасбулатова: Если описывать бытовым языком, то это была безобразная провокация: он действительно сказал, что сочувствует Гитлеру. Дословно. Он почувствовал, что его фильм не получит главное золото Канна и хотел таким образом привлечь к себе внимание. Повторяю, это – на бытовом языке…
А.П.: А на небытовом?
Д.Т.: А на небытовом – тут проявилось нечто более глубинное. Я бы сказала – равнодушие интеллектуалов к чужим бедам и страданиям. Когда-то – Гамсун, Хайдеггер, теперь вот фон Триер… Многие интеллектуалы, пишущие книги или снимающие кино, не чувствуют, как это ни странно, чужой боли. Повторяю – как то ни странно. А ведь при этом его фильм «Меланхолия» – выдающаяся картина, попадающая прямо в нерв эпохи. Выдающаяся картина. И в то же время – такая глупость про Гитлера! Оказывается, можно быть чувствительным и безразличным одновременно.
А.П.: Какая последовала реакция?
Д.Т.: Ужасная. Российские критики начали кричать, что, дескать, эти сволочи хотят затравить Ларса фон Триера, что он ничего особенного не сделал. Отчасти это справедливо: он просто нахулиганил – на самом деле Гитлер ему совершенно безразличен. Тем более, что сам фон Триер – наполовину еврей. Еврейские организации очень возмущены. Каннский фестиваль повел себя двусмысленно: режиссер был объявлен персоной нон грата, но его картина не была исключена из конкурса. И исполнительница главной роли – выдающаяся американская актриса Кирстен Данст все-таки получила золото Канн – как лучшая актриса фестиваля. В общем, Канн тоже был растерян. И – расколот.
А.П.: А если говорить о последствиях для фестиваля в целом?
Д.Т.: Они налицо. В отсутствие реального лидера конкурс потерял свою остроту.
«Древо жизни», или Эзотерика для масс
А.П.: Перейдем от эпизода к главной сюжетной линии. Чем этот фестиваль отличался от предыдущих?
Д.Т.: Прежде всего – своим низким уровнем. Уровень программы был очень низкий – хотя в фестивале и участвовали культовые фигуры мирового кинематографа – Альмодовар, Аки Каурисмяки, да и Ларс фон Триер… Повторяю, картина, которую он представил на этот раз, была почти выдающейся. Но остальные «гении места» достойного уровня не продемонстрировали. Не исключено, что кризис поразил кинематограф в целом.
А.П.: Теперь, пожалуйста, несколько слов о победителе.
Д.Т.: Как известно, это американский режиссер Теренс Малик. В общем, это дутая фигура. У него были неплохие ранние картины. Затем была «Тонкая красная линия» – переломная картина, неизвестно почему ставшая культовой. И вот Теренс Малик докатился до дешевой эзотерики – примерно на уровне Пауло Коэльо. Таково искусство, востребованное сегодня: в отсутствии… не знаю, Бога, что ли. Эдакий псевдопантеизм с эзотерическими и неоязыческими мотивами. Гуманистический пафос. И все возвышенно до тошноты.
А.П.: А о чем фильм?
Д.Т.: Речь там идет о том, что мальчика убили на войне, и родители его страдают. Но… Теренс Малик начинает с нуля.
А.П.:?
Д.Т.: Докатывается до создания Вселенной средствами киноискусства. Мессидж фильма: сколько усилий было нужно, чтобы родился человек! Возникла Вселенная, бегали динозавры, дрались между собой амебы – и вот рождается человек. И погибает!
А.П.: Но разве…
Д.Т.: Так ведь все дело в том, как это сделать! В фильме Малика это выглядит так, словно ты играешь в компьютерную игру. Вычищенное изображение – все сделано на компьютере. В кадре все время крутится дерево, снятое снизу – прямо как у Бондарчука в «Войне и мире». Похоже на рекламу Сбербанка. Там тоже огромное дерево, за секунду охватывающее весь мир.
А.П.: Это – реакция зрителя. А с чем можно сравнить этот фильм?
Д.Т.: В литературе – с Пауло Коэльо.
А.П.: А в кино?
Д.Т.: А в кинематографе я, к счастью, аналогов не вижу. Кроме – возможно – поэтического кино семидесятых. Там тоже кружилась камера, рассыпались по белому снегу красные яблоки… Но мессидж советского поэтического кино семидесятых был все-таки другой…
А.П.: Какой?
Д.Т.: Искренне гуманистический. Он не замахивался на мироздание. Никому – ни Лотяну, ни Юрию Ильенкову – не пришло бы в голову докатиться до динозавров. А главное – до этих амбиций, едва ли не дантовских. А ведь Теренс Малик – вовсе не Данте.
А.П.: Я хочу уточнить: речь идет об искренности…
Д.Т.: Речь идет о ложных посылах. Человек может говорить искренне, но производить впечатление неискренности. Есть люди, действующие на нервы своей возвышенностью. Люди, восклицающие: «О, небо!», «О, звезды!» – скажем, в компании веселых пьющих людей. Так и тут: Теренс Малик хочет меня растрогать – а мне смешно. И не только мне. Его многозначительность ничем не оправдана!
А.П.: Хотелось бы контрпример…
Д.Т.: Вот, скажем, у Бергмана многозначительность оправдана. Потому что за ней – онтология: через взаимоотношения мужчины и женщины он говорит о Боге. Как ему когда-то (с горечью) сказал Анджей Вайда: «Понимаешь, Ингмар, у меня – гусар и барышня, а у тебя – Мужчина и Женщина (с большой буквы!)». И через них он выходит на трансценденцию. А не через то, что мчится динозавр, потом Вселенная начинает медленно крутиться, а потом рождается человек. Ха-ха-ха…
А.П.: Мелкая философия на глубоких местах?
Д.Т.: Да, именно так.
А.П.: Вопрос, которого не избежать: чем же тогда объясняется успех?
Д.Т.: Тут можно провести такую аналогию: если нет подлинного религиозного чувства, а душа требует – ведь любой душе необходим выход в бесконечность – тогда рождаются секты. Так и в искусстве: появляются лжепророки – многозначительные, серьезные, с видом мудрецов говорящие о пустяках. Теренс Малик – явление именно такого порядка. Увы, жажда духовности удовлетворяется и такими способами.
А.П.: Я понимаю. Но почему жюри приняло именно такое решение? О чем, на ваш взгляд, это свидетельствует?
Д.Т.: О ложных идолах. И о дурном вкусе Роберта Де Ниро – председателя жюри.
А.П.: Вернемся еще раз в прошлое и сравним нынешний фестиваль с предыдущими: какие тенденции вырисовываются?
Д.Т.: Вот самый яркий пример. В прошлом году «Золотую пальмовую ветвь» получил выдающийся фильм тайского режиссера Вирасетакуна «Дядюшка Бунми, который помнит свои прошлые жизни». Его открыл экс-президент Каннского фестиваля Жиль Жакоб. Гениальный фильм. Наполненный… я бы сказала, буддийским духом…
Буддийским дискурсом. Одухотворенный, ироничный. А кроме того – открывающий новые горизонты и перспективы кинематографического языка. Таков был и Жиль Жакоб – он, можно сказать, в одиночку раздвинул эти горизонты… Как он расширил географию фестиваля! Тогда постоянно находили талантливых режиссеров – то румын, то корейцев… Повторяю, география фестиваля постоянно расширялась. И еще: он никогда не считался с мировым истэблишментом. И вот я сравниваю «Дядюшку Бунми» и сегодняшнего победителя – «Древо жизни» Теренса Малика. Это действительно два подхода к духовным традициям и к языку кино. К нашей духовной ситуации на заре третьего тысячелетия. Вирасетакун делает это иронично – и вместе с тем сочувственно.
Погружаясь в традицию – и в то же время умея взглянуть на нее со стороны. А Малик делает это шаблонно. Поэт – и зануда-профессор.
