Недавние взрывы в московском метро – по-прежнему в заголовках новостей. Поток комментариев не истощается. Как сообщила газета «Коммерсант», следователи опознали, по крайней мере, одну из предполагаемых исполнительниц теракта. Высказаны и предположения о возможных его организаторах. Вместе с тем аналитики вновь возвращаются к социальным и политическим условиям, уродливым порождением которых становится терроризм. Стремясь представить читателю максимально многомерную картину происходящего, Русская служба «Голоса Америки» обратилась за комментарием к эксперту, известному своими исследованиями структуры российского общества, – известному московскому социологу, профессору Высшей школы экономики Овсею Ирмовичу Шкаратану.
Алексей Пименов: Овсей Ирмович, как бы вы охарактеризовали причины случившегося?
Овсей Шкаратан: Те люди, которые отвечали за госбезопасность , и те, что командовали милицией, – весь верхний слой – в свое время участвовали в событиях в Беслане, а еще раньше – в событиях, связанных с трагедией на Дубровке… А уж если говорить о подобных событиях на Кавказе, то я уж и не знаю, на какие десятки тут идет счет... И никто этих людей не трогает – пока что они лишь получают награды. Получают новые чины. Остаются при всех своих регалиях и продолжают укреплять свои позиции. Никаких изменений в составе милиции – после всей болтовни о реформе. Тот же министр – после всех преступлений, совершенных офицерами милиции. И то, что произошло теперь, произошло именно на этом фоне.
А.П.: Какую роль вы отводите в данном случае специфически кавказским факторам?
О.Ш.: Никто, по существу, не разбирался с политическими делами на Кавказе – подчеркиваю, не с уголовными, а с политическими. Никто не разбирался с нарушениями прав граждан – а ведь на Кавказе живут граждане России, а не какого-то другого государства. Поэтому едва ли можно было ожидать, что у бандитов, у террористов не будет пополнения. Те имена террористов, которые еще несколько лет назад были у нас на слуху, исчезли из списка. Их просто нет в живых. На смену им пришли совершенно новые люди. Кстати, у многих из них были незаконно убиты родственники. Ситуация сложная – и власть справляется с ней лишь одним способом: усиливая репрессии.
Опять делают вид, что не заметили того, что в Москву террористы всегда приезжали на автобусах или на машинах, а не поездами или самолетами. Опять это прозевали… Опять никакой разведки, никаких внедренных агентов… Опять – изумление.
А.П.: Можно ли было предвидеть подобное развитие событий?
О.Ш.: Давайте разберемся: что произошло? Трагически погибли люди. Но за это время были и были и падающие самолеты, и иные происшествия, приводившие к человеческим жертвам, порой не меньшим и даже большим. С точки зрения количества погибших, происшедшее на этот раз – не исключительный случай. Повторяю, речь идет о другом: что же все-таки произошло?
А.П.: И как бы вы ответили на этот вопрос?
О.Ш.: А вот как. И журналисты, и серьезные политологи предупреждали: Будановы начнут командовать в самой России. А если так, то придут сюда и террористы. Люди, выращенные чеченской войной как преступники – они пришли теперь в Россию. И вот снова погибли люди. Разные люди. Кстати, в том числе и мусульмане.
А.П.: Случайное переплетение судеб… Но ведь в метро и не могло быть иначе…
О.Ш.: Обратите внимание: в метро у нас давно не ездят не только богатые люди, но даже зажиточная часть среднего класса. Москва – это вам не Вашингтон. Здесь люди, хоть сколько-нибудь обеспеченные, в метро не рвутся. Слишком уж там много маятниковых мигрантов и вообще людей, сидеть рядом с которыми не всегда уютно. Поэтому удар пришелся по очень простым людям. Говорят, что это – рядом с Лубянкой… Это не Лубянка, это – около Лубянки. Намек на Лубянку… И вероятность того, что в поезде могли ехать офицеры Лубянки, очень мала. Ну, может быть, один-два: машина сломалась… Или какой-нибудь младший лейтенант… Повторяю: удар пришелся по простым людям.
А.П.: Давайте вернемся к общей ситуации в стране.
О.Ш.: Среди руководства нет людей, по-настоящему независимых. Я сужу по тем руководителям, которые лучше мне известны профессионально – по более близким мне сферам деятельности – скажем, по экономическому управлению страной. Это в основном люди случайные... Но они лояльны – либо они входят в «Единую Россию», либо просто одобряют все, что происходит.
А.П.: Как социолог, как бы вы охарактеризовали социальную природу современной российской элиты?
О.Ш.: Тут, я полагаю, сомнений нет. У нас вырос достаточно толстый слой чиновничества. Плюс то, что я бы назвал сырьевой буржуазией. Или компрадорской буржуазией, если воспользоваться старым термином.
А.П.: Почему компрадорской?
О.Ш.: Посреднической. Все эти люди целиком и полностью заинтересованы в сохранении сырьевой направленности российской экономики.
А.П.: К чему это, на ваш взгляд, может привести?
О.Ш.: На мой взгляд, тут возникает такой вопрос: а если в будущем придет другое, демократическое правительство, то сумеет ли оно вывести Россию из состояния сырьевой зависимости и контроля групп компрадоров над экономикой и политикой? Я бы ответил: нет, не сможет.
А.П.: Почему?
О.Ш.: Потому, что нет тех социальных сил, которые были бы способны его поддержать и создать большинство. У нас – открытая граница, и люди, которые могли бы стать инициаторами перемен, просто уезжают. Например, продолжают уезжать ученые. За последний год уехало тысяч шестьсот… Причем уезжает элита – настоящие ученые… Высокие профессионалы, которые могут чувствовать себя уверенно.
А.П.: Раз уж разговор зашел об ученых, позвольте задать вам такой вопрос. Руководство страны призывает уехавших ученых вернуться. В то же время раздаются и другие призывы: не возвращаться. С одним из них выступили недавно Юрий Рыжов и Эрнст Черный. Ваше мнение?
О.Ш.: Могу сказать лишь одно: среди социологов и экономистов – которых я просто лучше знаю – становится все больше тех, кто уезжает после окончания лучшего вуза страны – Высшей школы экономики. Они уезжают, хотя их образование не столь уж востребовано на Западе. А что касается учеников Российской экономической школы, славящейся во всем мире своей сверхвысокой подготовкой, то из них уезжает около трети. Речь идет о том, уезжать или не уезжать. И, на мой взгляд, особых признаков возвращения пока нет. Да, кое-кто возвращается. Но меня интересует, как они пойдут на риск небезопасного существования? Те из них, кого я знаю, очень обеспокоены, прежде всего, судьбой своих детей. Хотя бы из-за состояния, так сказать, улицы, где очень трудно уберечь ребенка… Общение не то, среда в школе не та – по крайней мере, может так оказаться. Вдобавок, образование – я имею в виду хорошее образование – у нас очень дорогое.
А.П.: Вы охарактеризовали сложившуюся в стране элиту…
О.Ш.: На смену инженерам, которые чуть было не составили значительную массу в период ликвидации советской власти, пришли люди, получившие плохое советское гуманитарное образование. Ну что такое юрист, окончивший юридический факультет в советское время? Это же полуобразование. Другое дело, что индивидуально каждый мог доучиваться. Но это уже достаточно сложный процесс… А экономическое образование? Люди, когда-то специализировавшиеся по политэкономии социализма, руководят Центробанком и министерством финансов. И готовят государственно значимые решения. Когда-то были среди них и люди с инженерным образованием: скажем, министр экономики Ясин. Но теперь таких людей в руководстве не осталось. Не считая их идеальными – поскольку они несли с собой идеи неолиберализма, чуждые России, я должен отметить, что эти люди говорили все же на другом языке. Конечно, образование не решает всех проблем, когда речь идет об одном человеке – можно иметь незаконченное среднее и стать выдающимся ученым, но мы-то ведь говорим о социальном слое. Объединяющем бюрократию с теми, кто торгует нефтью и газом…
А.П.: Каковы ваши прогнозы?
О.Ш.: На мой взгляд, сегодня необходимо то, что называют авторитаризмом развития. То, что было когда-то в Южной Корее, а, в общем-то, было и в Японии. Он мог бы вытащить страну из той ситуации, в которой она сейчас находится. Какие-то остатки интеллектуальных ресурсов есть, да и новое поколение растет. Еще одно немаловажное обстоятельство: в спокойную Россию могут вернуться и люди из-за границы. Можно и пригласить специалистов. И денег на это хватило бы – если бы они не уходили на гламурную жизнь буржуазии.
А.П.: А просвещенные лидеры? После ваших слов об образовании…
О.Ш.: Такие люди в стране есть. Есть ли у них возможность выдвинуться на первый план – это зависит от того, насколько возрастут сейчас протестные настроения. Я имею виду отнюдь не нашего знаменитого шахматиста… Демонстрации, идущие в стране,– наподобие калининградской, – полустихийные. Они не имеют отношения к тому, что сегодня называют оппозицией. Это именно то, что называется протестными настроениями. Они идут снизу: с финансовой точки зрения, за ними стоит малый бизнес. А с точки зрения человеческой массы – средние слои. Я не говорю, что они непременно охватят большинство населения. И что при голосовании это большинство может поддержать какого-то нового блестящего лидера. Но протест есть протест. Тут арифметическое большинство не главное – это мы знаем из истории. Разве Ельцин и те, кто шел за ним, составляли арифметическое большинство? В девяносто первом за Белый дом выступило не более двадцати тысяч человек. Но соотношение социальных сил определяется не арифметикой.
Читайте также:
Вспышка терроризма в России: версии и решения
В Женеве прошел очередной раунд переговоров по безопасности и стабильности на Кавказе
Колокол надежды в Нью-Йорке пробил в память о жертвах терактов в России
