В США существует термин whistleblower (можно перевести как «сигнальщик»). Так называют государственных служащих, информирующих общество о нарушениях и иногда преступлениях, которые совершают госструктуры или отдельные чиновники. «Сигнальщиками» многие американцы называют Эдварда Сноудена и Брэдли Мэннинга. В России тоже были и есть свои «Сигнальщики». Вероятно, первым из них стал ученый-химик Вил Мирзаянов.
В сентябре 1992 года он опубликовал в газете «Московские новости» статью «Отравленная политика». В статье говорилось о том, что Россия не соблюдает принятых ею международных обязательств по прекращению производства химического оружия. Мирзаянов писал: «В Государственном союзном НИИ органической химии и технологии (ГСНИИОХТ) было создано новое ОВ. По своему коварству («боевым характеристикам») оно значительно превзошло известный VX, поражение от него практически неизлечимо. Во всяком случае, люди, которые в свое время подверглись воздействию этого ОВ, так и остались нетрудоспособными инвалидами. Ну, а на основе нового ОВ было разработано и собственное бинарное оружие. И не только разработано, но и успешно завершено выпуском промышленной партии».
Профессор Мирзаянов, который долгое время работал в ГСНИИОХТ, был обвинен в разглашении государственной тайны и арестован. Уголовное дело в отношении ученого было закрыто лишь два года спустя «за отсутствием состава преступления».
Вил Мирзаянов согласился ответить на вопросы корреспондента Русской службы «Голоса Америки».
Алекс Григорьев: Почему вы пошли на этот шаг?
Вил Мирзаянов: Конечно, я это решил не за один день. До этого я два года поддерживал Бориса Ельцина, когда он боролся против советской власти. Я участвовал в демонстрациях в его поддержку. Естественно, последовал ответ со стороны КГБ: мой отдел расформировали, а меня уволили с работы за то, что я в 1991 году опубликовал в московской газете «Куранты» статью примерно такого же содержания. Но, в «Московских новостях» я опубликовал статью, потому что на мою предыдущую публикацию не последовало никакой реакции.
Что меня побудило это сделать? Россия вроде бы строила демократическое общество, но я с ужасом увидел, что военно-промышленная верхушка не изменила своей политики, что ведется обман мировой общественности. Полтора десятилетия Москва вела переговоры по заключению международной Конвенции о запрете химического оружия (Конвенция о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и его уничтожении была одобрена Генеральной Ассамблеей ООН в ноябре 1992 года – ГА). Но в конвенцию была заложена «мина» – запрещалось все старое химическое оружие, но не было упоминаний о новом оружии. А мы разработали совершенно новые поколения химического оружия, начали его производить, генералы и гражданские генералы получали за это Ленинские премии.
Когда приблизился момент подписания этой конвенции, я с ужасом обнаружил, что оказался в компании этих самых обманщиков. Я не мог себе этого позволить: каждый человек старается быть честным, честно работать и детей воспитывать честными. Я не смог смириться с этим и обратился к прессе, поскольку был категорически не согласен с тем, что Россия прибегает к обману.
А.Г.: После этого вас начали преследовать?
В.М.: Да, конечно. Хотя в моей статье не было разглашено никаких секретов. Там не было ни формул, ни технологических схем – я ничего не писал и не говорил об этом. В статье была просто констатация факта, что мы разработали новое поколение бинарного оружия и намерены скрывать его от мировой общественности. Через месяц после публикации меня арестовали. Все материалы следствия я поместил в своей книге «Вызов».
А.Г.: Коллеги и знакомые вас поддерживали?
В.М.: Коллеги отнеслись к моему поступку более чем сдержанно. Потому что страх довлеет над людьми. Правда, нашлись два человека, которые выступили в мою защиту. Один из них – Андрей Железняков. Он был очень сильно отравлен именно этим новым оружием, стал инвалидом и уже не работал. Железняков согласился дать интервью журналу «Новое время»: это было очень важное подтверждение моей правоты, потому что иначе военные могли заявить, что я все выдумал. Его – инвалида – не решились преследовать. К сожалению, он умер через год после этого.
А.Г.: Как реагировало российское руководство, когда вы вытащили сор из избы?
В.М.: Российское руководство, естественно, было против меня. Оно вело это дело в лучших традициях ЧК. За два дня до моего ареста Борис Ельцин провел совещание в КГБ. У него спросили: «Что делать с Мирзаяновым, который разбазаривает государственные секреты?». И Ельцин, по простоте своей, ответил: «Поступайте по закону». Они и поступили – но по чекистскому закону.
Дело в том, что за три года до моего ареста закон, который давал основания для моего ареста, был ликвидирован постановлением Верховного Совета СССР: все подзаконные акты, которые касались ограничения прав человека, должны были быть либо опубликованы, либо найдены недействительными. Но жизнь показала, что КГБ абсолютно не руководствуется законом. Мое дело было состряпано на основе этих подзаконных актов, которые никогда не были опубликованы.
А.Г.: Ныне Россия уничтожает химическое оружие. Можно ли сказать, что финал этой истории оказался счастливым для всех?
В.М.: У меня двойственные чувства. Я поддерживал эту конвенцию, несмотря на то, что не был согласен с ее текстом. Когда я переехал в Америку, я поддерживал ее ратификацию Конгрессом США. Многие сенаторы впоследствии мне прислали благодарственные письма. Несмотря на это, в списке запрещенных химических отравляющих веществ новые поколения российского химического оружия отсутствует. Поэтому у меня неполное удовлетворение от этого.
Я не говорю, что Россия тайно производит это оружие – у меня нет таких сведений. Но плох сам факт, что конвенция оказалась неполной, не соответствующей своему времени. Потому что не исключено, что будут разработаны еще более страшные виды химического оружия. Ведь оружие разрабатывают лаборатории и институты, а они, согласно конвенции, не подлежат контролю.
А.Г.: Как сложилась ваша жизнь?
В.М.: Меня дважды заключили в тюрьму, состоялся суд. А потом решением и.о. генерального прокурора РФ Алексея Илюшенко я был полностью оправдан за отсутствием оснований для моего преследования. Но, несмотря на это, моей семье и моей работе в России места не было. Поэтому, когда меня пригласили работать в США, я с радостью согласился. Я работал в Принстонском университете, потом в Рэдклиффском институте... Я создал новую семью, у меня двое сыновей. К счастью, после таких мытарств, моя жизнь устроилась… Я счастливый человек.
А.Г.: Как вы считаете, действия «сигнальщиков» объективно способствуют укреплению или ослаблению государства?
В.М.: Если взять конкретный случай Сноудена, то я полностью на его стороне. Потому что речь идет о тайной деятельности секретных органов, которые не отчитываются перед общественностью и которые практически невозможно контролировать. Поэтому такие люди, как Сноуден, нужны обществу. Без них многие вещи пошли бы не в том направлении.
По этой причине в США есть специальный закон о защите «сигнальщиков». Причем это широкое движение – дело не сводится к этому секретному подслушиванию, о котором рассказал Сноуден. Эти люди выносят на суд общественности многие нарушения, которые позволяют американцам жить соответственно с их правами, записанными в Конституции США.
В сентябре 1992 года он опубликовал в газете «Московские новости» статью «Отравленная политика». В статье говорилось о том, что Россия не соблюдает принятых ею международных обязательств по прекращению производства химического оружия. Мирзаянов писал: «В Государственном союзном НИИ органической химии и технологии (ГСНИИОХТ) было создано новое ОВ. По своему коварству («боевым характеристикам») оно значительно превзошло известный VX, поражение от него практически неизлечимо. Во всяком случае, люди, которые в свое время подверглись воздействию этого ОВ, так и остались нетрудоспособными инвалидами. Ну, а на основе нового ОВ было разработано и собственное бинарное оружие. И не только разработано, но и успешно завершено выпуском промышленной партии».
Профессор Мирзаянов, который долгое время работал в ГСНИИОХТ, был обвинен в разглашении государственной тайны и арестован. Уголовное дело в отношении ученого было закрыто лишь два года спустя «за отсутствием состава преступления».
Вил Мирзаянов согласился ответить на вопросы корреспондента Русской службы «Голоса Америки».
Алекс Григорьев: Почему вы пошли на этот шаг?
Вил Мирзаянов: Конечно, я это решил не за один день. До этого я два года поддерживал Бориса Ельцина, когда он боролся против советской власти. Я участвовал в демонстрациях в его поддержку. Естественно, последовал ответ со стороны КГБ: мой отдел расформировали, а меня уволили с работы за то, что я в 1991 году опубликовал в московской газете «Куранты» статью примерно такого же содержания. Но, в «Московских новостях» я опубликовал статью, потому что на мою предыдущую публикацию не последовало никакой реакции.
Что меня побудило это сделать? Россия вроде бы строила демократическое общество, но я с ужасом увидел, что военно-промышленная верхушка не изменила своей политики, что ведется обман мировой общественности. Полтора десятилетия Москва вела переговоры по заключению международной Конвенции о запрете химического оружия (Конвенция о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и его уничтожении была одобрена Генеральной Ассамблеей ООН в ноябре 1992 года – ГА). Но в конвенцию была заложена «мина» – запрещалось все старое химическое оружие, но не было упоминаний о новом оружии. А мы разработали совершенно новые поколения химического оружия, начали его производить, генералы и гражданские генералы получали за это Ленинские премии.
Когда приблизился момент подписания этой конвенции, я с ужасом обнаружил, что оказался в компании этих самых обманщиков. Я не мог себе этого позволить: каждый человек старается быть честным, честно работать и детей воспитывать честными. Я не смог смириться с этим и обратился к прессе, поскольку был категорически не согласен с тем, что Россия прибегает к обману.
А.Г.: После этого вас начали преследовать?
В.М.: Да, конечно. Хотя в моей статье не было разглашено никаких секретов. Там не было ни формул, ни технологических схем – я ничего не писал и не говорил об этом. В статье была просто констатация факта, что мы разработали новое поколение бинарного оружия и намерены скрывать его от мировой общественности. Через месяц после публикации меня арестовали. Все материалы следствия я поместил в своей книге «Вызов».
А.Г.: Коллеги и знакомые вас поддерживали?
В.М.: Коллеги отнеслись к моему поступку более чем сдержанно. Потому что страх довлеет над людьми. Правда, нашлись два человека, которые выступили в мою защиту. Один из них – Андрей Железняков. Он был очень сильно отравлен именно этим новым оружием, стал инвалидом и уже не работал. Железняков согласился дать интервью журналу «Новое время»: это было очень важное подтверждение моей правоты, потому что иначе военные могли заявить, что я все выдумал. Его – инвалида – не решились преследовать. К сожалению, он умер через год после этого.
А.Г.: Как реагировало российское руководство, когда вы вытащили сор из избы?
В.М.: Российское руководство, естественно, было против меня. Оно вело это дело в лучших традициях ЧК. За два дня до моего ареста Борис Ельцин провел совещание в КГБ. У него спросили: «Что делать с Мирзаяновым, который разбазаривает государственные секреты?». И Ельцин, по простоте своей, ответил: «Поступайте по закону». Они и поступили – но по чекистскому закону.
Дело в том, что за три года до моего ареста закон, который давал основания для моего ареста, был ликвидирован постановлением Верховного Совета СССР: все подзаконные акты, которые касались ограничения прав человека, должны были быть либо опубликованы, либо найдены недействительными. Но жизнь показала, что КГБ абсолютно не руководствуется законом. Мое дело было состряпано на основе этих подзаконных актов, которые никогда не были опубликованы.
А.Г.: Ныне Россия уничтожает химическое оружие. Можно ли сказать, что финал этой истории оказался счастливым для всех?
В.М.: У меня двойственные чувства. Я поддерживал эту конвенцию, несмотря на то, что не был согласен с ее текстом. Когда я переехал в Америку, я поддерживал ее ратификацию Конгрессом США. Многие сенаторы впоследствии мне прислали благодарственные письма. Несмотря на это, в списке запрещенных химических отравляющих веществ новые поколения российского химического оружия отсутствует. Поэтому у меня неполное удовлетворение от этого.
Я не говорю, что Россия тайно производит это оружие – у меня нет таких сведений. Но плох сам факт, что конвенция оказалась неполной, не соответствующей своему времени. Потому что не исключено, что будут разработаны еще более страшные виды химического оружия. Ведь оружие разрабатывают лаборатории и институты, а они, согласно конвенции, не подлежат контролю.
А.Г.: Как сложилась ваша жизнь?
В.М.: Меня дважды заключили в тюрьму, состоялся суд. А потом решением и.о. генерального прокурора РФ Алексея Илюшенко я был полностью оправдан за отсутствием оснований для моего преследования. Но, несмотря на это, моей семье и моей работе в России места не было. Поэтому, когда меня пригласили работать в США, я с радостью согласился. Я работал в Принстонском университете, потом в Рэдклиффском институте... Я создал новую семью, у меня двое сыновей. К счастью, после таких мытарств, моя жизнь устроилась… Я счастливый человек.
А.Г.: Как вы считаете, действия «сигнальщиков» объективно способствуют укреплению или ослаблению государства?
В.М.: Если взять конкретный случай Сноудена, то я полностью на его стороне. Потому что речь идет о тайной деятельности секретных органов, которые не отчитываются перед общественностью и которые практически невозможно контролировать. Поэтому такие люди, как Сноуден, нужны обществу. Без них многие вещи пошли бы не в том направлении.
По этой причине в США есть специальный закон о защите «сигнальщиков». Причем это широкое движение – дело не сводится к этому секретному подслушиванию, о котором рассказал Сноуден. Эти люди выносят на суд общественности многие нарушения, которые позволяют американцам жить соответственно с их правами, записанными в Конституции США.
