МОСКВА —
Анатолий Кучерена, адвокат и член Общественной палаты России, стал своеобразным посредником между бывшим контрактором Агентства по национальной безопасности США Эдвардом Сноуденом, находящимся в транзитной зоне аэропорта Шереметьево, и внешним миром. В интервью Русской службе Голоса Америки Кучерена рассказал о проблемах своего подопечного.
Данила Гальперович: Первый вопрос: где сейчас находится Эдвард Сноуден, и каково его морально-психологическое состояние?
Анатолий Кучерена: На сегодняшний день Эдвард находится в транзитной зоне аэропорта Шереметьево. Что касается его психологического состояния, то, конечно, когда человек находится в ожидании, для него очень важно, чтобы его вопрос как можно скорее был решен. Но, к сожалению, те процедуры, которые существуют сегодня в рамках действующего российского законодательства, пока не позволяют нам быстро разрешить этот вопрос. Он подал прошение на предоставление ему временного убежища на территории Российской Федерации в соответствии с нашим законодательством, эта процедура была оформлена 16 июля, потому что после подачи им заявления есть определенные действия, которые должны были совершить сотрудники Федеральной миграционной службы России.
Тот факт, что он так долго находится в транзитной зоне, связан с тем, что, когда он там оказался, не зная русского языка, не зная нашего законодательства, он не понимал, что ему делать. Он обращался с заявлениями во многие государства мира, чтобы ему предоставили убежище, но это не сыграло никакой роли, потому что по законодательству он должен подать это заявление именно в стране пребывания. И когда он меня попросил, чтобы я его консультировал, чтобы я был его адвокатом, то я разъяснил ему все нормы нашего законодательства, что нужно сделать, и только тогда он написал это заявление. Была и вторая проблема: по нашему законодательству, он должен был лично подать это заявление, поскольку после подачи заявления заполняется соответствующая анкета, там сотрудник ФМС должен задать ему вопросы, а он должен на них ответить. В этом тоже была серьезная проблема, и я ее тоже решал. Поскольку он из транзитной зоны выйти не может, то я обращался в ФМС, чтобы они дали сотрудника, чтобы он прибыл в транзитную зону и лично принял бы это заявление, оформил бы соответствующие документы.
Сейчас такие документы оформлены, они находятся на изучении в Федеральной миграционной службе, и я надеюсь, очень надеюсь, что в ближайшее время будет принято положительное решение. Там два этапа: после подачи прошения и его регистрации ФМС берет какое-то время на изучение этого прошения, в случае дополнительных вопросов они могут их ему задать, и первый этап – это выдача справки о том, что он подал такое прошение, а второй этап – это рассмотрение его прошения по существу, оно длится до трех месяцев. Я с ним встречался 24 июля, мы обсуждали все эти вопросы, пока справку ему еще не выдали, мы ждем ее, надеемся, что в ближайшее время он ее получит.
Д.Г.: После того, как Сноуден получит возможность передвигаться по территории России, что он сделает прежде всего?
А.К.: Этот вопрос крайне актуален для него, и мы с вами понимаем, что это вопрос его личной безопасности. У него, безусловно, есть тревога, поскольку в последнее время американское правительство очень активизировалось в части всяких политических заявлений о том, что Россия его должна выдать, немедленно передать американскому правительству. Для меня как для адвоката это важно в части того, что ему действительно надо предоставить убежище. Когда он отвечал на вопросы сотрудника Федеральной миграционной службы, почему он решил попросить убежища в России, он сказал о том, что боится за свою жизнь и здоровье, и, что если российская сторона передаст его американскому правительству, то его ожидают возможные пытки и смертная казнь. И в обоснование этого он приводит политические заявления, которые практически каждый день делает Госдепартамент США.
Д.Г.: А какие формы обеспечения его безопасности предполагаются? Это уединенная квартира, личная охрана, телохранители?
А.К.: В его положении – это любые формы охраны, которые сохранят его безопасность, жизнь и здоровье. Потому что угрозы со стороны американского правительства он воспринимает реально.
Д.Г.: Вы что-то знаете о его возможных контактах с российскими спецслужбами? За время своего пребывания в Шереметьево он встречался с кем-то из их представителей, или как-то общался?
А.К.: У меня такой информации нет, мой проход к нему обеспечивает администрация аэропорта Шереметьево, сам он мне тоже об этом ничего не говорил. Домыслов может быть много, но я его адвокат, поэтому моя задача заключается в том, чтобы оказать ему квалифицированную юридическую помощь. В данном случае я бы не хотел заниматься высокой политикой. Меня тоже этот вопрос беспокоит, поскольку он реально переживает за свою судьбу. Та ситуация на сегодняшний день, в которой он оказался – она патовая, и в любом случае вопрос нужно решать. Никаких оснований выдавать его американскому правительству у России нет. Получается, что американское правительство принуждает Россию совершить нарушение прав человека, что, на мой взгляд, абсолютно недопустимо.
Д.Г.: А если заглядывать чуть дальше, что Сноуден собирается делать в России? Вы разговаривали с ним о его будущем?
А.К.: Ну, прежде всего, ему надо будет адаптироваться, он ведь находится фактически под домашним арестом. И в том, что он оказался в этой нейтральной зоне аэропорта Шереметьево, есть и вина американского правительства: они аннулировали его паспорт, и тем самым сделали так, что он оттуда никуда не может улететь. Так что, кроме его прошения о предоставлении ему убежища другого выхода не существовало. О его перспективе мы с ним тоже говорили. Он считает, что надо дождаться момента, когда будет решен вопрос в ФМС, а дальше он, конечно, намерен устраиваться на работу, ему надо где-то снимать жилье, проходить процесс адаптации. Он не знает русского языка, он не знает нашего законодательства. Я ему, правда, подарил букварь русского языка, и он уже кое-какие слова выучил. Вчера, когда я с ним встречался, он уже так свободно говорит «привет», «пока», «я тебе позвоню». То есть он уже изучает язык, но на это уйдет какое-то время. И, конечно же, ему надо где-то искать работу, потому что ему надо на что-то жить. Пока сейчас какие-то деньги у него есть, из тех сбережений, которые у него есть, но, вероятно, дальше ему нужно как-то думать уже и по поводу трудоустройства.
Д.Г.: Вы сказали, что у него есть деньги. Это – некая наличность, которую он с собой привез, или он по-прежнему может пользоваться картами, банковской системой?
А.К.: Я этим вопросом не интересовался, поскольку это такой вопрос, личный, что ли. Я у него спросил: «Есть деньги?» Пока, на сегодняшний день, он сказал – есть. Он оттуда выйти не может, он ничего не может купить, поэтому я вчера поехал и купил ему несколько рубашек, брюки, обувь какую-то, потому что он все время приходит ко мне на встречу в одной и той же рубашке и джинсах. Я его спросил: «А нет другой одежды?» Он говорит: «Конечно, нет». Ему нужна какая-то сменная одежда. Я ему подарил книги, он был безмерно счастлив, когда я ему подарил «Преступление и наказание» Достоевского, рассказы Чехова, Карамзина, историю Москвы. И он, когда я дарил ему букварь во время нашей второй встречи, сказал, что это – первый подарок на территории России, который он получил.
Д.Г.: А к вам спецслужбы обращаются? Вы действуете по их поручению, или, может, они на вас давят?
А.К.: Нет, на меня никто не оказывает никакого давления, я же оказываю ему юридическую помощь, и я, честно говоря, не представляю, за что можно на меня оказывать давление. В части того, что я помогаю человеку разобраться в нашем законодательстве? Мне кажется, это абсурд. Нет, я работаю только с Федеральной миграционной службой России.
Д.Г.: Вы официально являетесь сейчас адвокатом Эдварда Сноудена? Вы заключали с ним какой-то письменный договор, дал ли он вам какую-то доверенность на ведение своих дел?
А.К.: Я это делаю абсолютно на общественных началах, он мне не платит никаких денег за это, я и не буду брать с него никаких денег. Ну, во-первых, есть его письменное ко мне обращение. А, во-вторых, если бы я представлял его интересы в уголовном деле, то тогда мне был бы необходим ордер для того, чтобы я мог осуществлять такую защиту. Я сейчас речь идет о том, что я его консультирую по поводу понимания им нашего миграционного законодательства.
Данила Гальперович: Первый вопрос: где сейчас находится Эдвард Сноуден, и каково его морально-психологическое состояние?
Анатолий Кучерена: На сегодняшний день Эдвард находится в транзитной зоне аэропорта Шереметьево. Что касается его психологического состояния, то, конечно, когда человек находится в ожидании, для него очень важно, чтобы его вопрос как можно скорее был решен. Но, к сожалению, те процедуры, которые существуют сегодня в рамках действующего российского законодательства, пока не позволяют нам быстро разрешить этот вопрос. Он подал прошение на предоставление ему временного убежища на территории Российской Федерации в соответствии с нашим законодательством, эта процедура была оформлена 16 июля, потому что после подачи им заявления есть определенные действия, которые должны были совершить сотрудники Федеральной миграционной службы России.
Тот факт, что он так долго находится в транзитной зоне, связан с тем, что, когда он там оказался, не зная русского языка, не зная нашего законодательства, он не понимал, что ему делать. Он обращался с заявлениями во многие государства мира, чтобы ему предоставили убежище, но это не сыграло никакой роли, потому что по законодательству он должен подать это заявление именно в стране пребывания. И когда он меня попросил, чтобы я его консультировал, чтобы я был его адвокатом, то я разъяснил ему все нормы нашего законодательства, что нужно сделать, и только тогда он написал это заявление. Была и вторая проблема: по нашему законодательству, он должен был лично подать это заявление, поскольку после подачи заявления заполняется соответствующая анкета, там сотрудник ФМС должен задать ему вопросы, а он должен на них ответить. В этом тоже была серьезная проблема, и я ее тоже решал. Поскольку он из транзитной зоны выйти не может, то я обращался в ФМС, чтобы они дали сотрудника, чтобы он прибыл в транзитную зону и лично принял бы это заявление, оформил бы соответствующие документы.
Сейчас такие документы оформлены, они находятся на изучении в Федеральной миграционной службе, и я надеюсь, очень надеюсь, что в ближайшее время будет принято положительное решение. Там два этапа: после подачи прошения и его регистрации ФМС берет какое-то время на изучение этого прошения, в случае дополнительных вопросов они могут их ему задать, и первый этап – это выдача справки о том, что он подал такое прошение, а второй этап – это рассмотрение его прошения по существу, оно длится до трех месяцев. Я с ним встречался 24 июля, мы обсуждали все эти вопросы, пока справку ему еще не выдали, мы ждем ее, надеемся, что в ближайшее время он ее получит.
Д.Г.: После того, как Сноуден получит возможность передвигаться по территории России, что он сделает прежде всего?
А.К.: Этот вопрос крайне актуален для него, и мы с вами понимаем, что это вопрос его личной безопасности. У него, безусловно, есть тревога, поскольку в последнее время американское правительство очень активизировалось в части всяких политических заявлений о том, что Россия его должна выдать, немедленно передать американскому правительству. Для меня как для адвоката это важно в части того, что ему действительно надо предоставить убежище. Когда он отвечал на вопросы сотрудника Федеральной миграционной службы, почему он решил попросить убежища в России, он сказал о том, что боится за свою жизнь и здоровье, и, что если российская сторона передаст его американскому правительству, то его ожидают возможные пытки и смертная казнь. И в обоснование этого он приводит политические заявления, которые практически каждый день делает Госдепартамент США.
Д.Г.: А какие формы обеспечения его безопасности предполагаются? Это уединенная квартира, личная охрана, телохранители?
А.К.: В его положении – это любые формы охраны, которые сохранят его безопасность, жизнь и здоровье. Потому что угрозы со стороны американского правительства он воспринимает реально.
Д.Г.: Вы что-то знаете о его возможных контактах с российскими спецслужбами? За время своего пребывания в Шереметьево он встречался с кем-то из их представителей, или как-то общался?
А.К.: У меня такой информации нет, мой проход к нему обеспечивает администрация аэропорта Шереметьево, сам он мне тоже об этом ничего не говорил. Домыслов может быть много, но я его адвокат, поэтому моя задача заключается в том, чтобы оказать ему квалифицированную юридическую помощь. В данном случае я бы не хотел заниматься высокой политикой. Меня тоже этот вопрос беспокоит, поскольку он реально переживает за свою судьбу. Та ситуация на сегодняшний день, в которой он оказался – она патовая, и в любом случае вопрос нужно решать. Никаких оснований выдавать его американскому правительству у России нет. Получается, что американское правительство принуждает Россию совершить нарушение прав человека, что, на мой взгляд, абсолютно недопустимо.
Д.Г.: А если заглядывать чуть дальше, что Сноуден собирается делать в России? Вы разговаривали с ним о его будущем?
А.К.: Ну, прежде всего, ему надо будет адаптироваться, он ведь находится фактически под домашним арестом. И в том, что он оказался в этой нейтральной зоне аэропорта Шереметьево, есть и вина американского правительства: они аннулировали его паспорт, и тем самым сделали так, что он оттуда никуда не может улететь. Так что, кроме его прошения о предоставлении ему убежища другого выхода не существовало. О его перспективе мы с ним тоже говорили. Он считает, что надо дождаться момента, когда будет решен вопрос в ФМС, а дальше он, конечно, намерен устраиваться на работу, ему надо где-то снимать жилье, проходить процесс адаптации. Он не знает русского языка, он не знает нашего законодательства. Я ему, правда, подарил букварь русского языка, и он уже кое-какие слова выучил. Вчера, когда я с ним встречался, он уже так свободно говорит «привет», «пока», «я тебе позвоню». То есть он уже изучает язык, но на это уйдет какое-то время. И, конечно же, ему надо где-то искать работу, потому что ему надо на что-то жить. Пока сейчас какие-то деньги у него есть, из тех сбережений, которые у него есть, но, вероятно, дальше ему нужно как-то думать уже и по поводу трудоустройства.
Д.Г.: Вы сказали, что у него есть деньги. Это – некая наличность, которую он с собой привез, или он по-прежнему может пользоваться картами, банковской системой?
А.К.: Я этим вопросом не интересовался, поскольку это такой вопрос, личный, что ли. Я у него спросил: «Есть деньги?» Пока, на сегодняшний день, он сказал – есть. Он оттуда выйти не может, он ничего не может купить, поэтому я вчера поехал и купил ему несколько рубашек, брюки, обувь какую-то, потому что он все время приходит ко мне на встречу в одной и той же рубашке и джинсах. Я его спросил: «А нет другой одежды?» Он говорит: «Конечно, нет». Ему нужна какая-то сменная одежда. Я ему подарил книги, он был безмерно счастлив, когда я ему подарил «Преступление и наказание» Достоевского, рассказы Чехова, Карамзина, историю Москвы. И он, когда я дарил ему букварь во время нашей второй встречи, сказал, что это – первый подарок на территории России, который он получил.
Д.Г.: А к вам спецслужбы обращаются? Вы действуете по их поручению, или, может, они на вас давят?
А.К.: Нет, на меня никто не оказывает никакого давления, я же оказываю ему юридическую помощь, и я, честно говоря, не представляю, за что можно на меня оказывать давление. В части того, что я помогаю человеку разобраться в нашем законодательстве? Мне кажется, это абсурд. Нет, я работаю только с Федеральной миграционной службой России.
Д.Г.: Вы официально являетесь сейчас адвокатом Эдварда Сноудена? Вы заключали с ним какой-то письменный договор, дал ли он вам какую-то доверенность на ведение своих дел?
А.К.: Я это делаю абсолютно на общественных началах, он мне не платит никаких денег за это, я и не буду брать с него никаких денег. Ну, во-первых, есть его письменное ко мне обращение. А, во-вторых, если бы я представлял его интересы в уголовном деле, то тогда мне был бы необходим ордер для того, чтобы я мог осуществлять такую защиту. Я сейчас речь идет о том, что я его консультирую по поводу понимания им нашего миграционного законодательства.
