«оккупационный режим»
«зверства в захваченных районах Харьковской области»
«людей убивают, пытают, бросают в тюрьмы, сводят счёты, расправляются»
«бьют по больницам и школам»
«одновременно самым жёстким образом был усилен режим репрессий в отношении своих собственных граждан»
«превратили в пушечное мясо»
Если прочитать эти слова вне контекста, то сомнений не возникнет: конечно же, речь идет о России. Это именно те формулировки, с точностью до слова, которые мы слышим в заявлениях мировых политиков, в сообщениях медиа по всему миру. Однако — сюрприз! — на самом деле это слова, сказанные в адрес Украины. Их автор — Владимир Путин, который в своем обращении 21 сентября (в Международный день мира) заявил о частичной мобилизации в России.
Перед нами — уже хорошо изученный за полгода войны прием отзеркаливания: использования в отношении противника точно таких же формулировок, которые использует он. Цель такого приема — создать ощущение перевернутой реальности, потери координат. Типичный прием газлайтинга — формы психологического насилия, главная задача которого — заставить человека сомневаться в адекватности своего восприятия окружающей действительности.
Однако разница между предлагаемой на словах реальностью и тем, что действительно происходит, становится для адресатов этих выступлений все ощутимее — тем сложнее им оставаться в мире Upside Down без попыток выбраться из него.
Путин раз за разом использует одни и те же формулировки и приемы: его речь 21 сентября хоть и в два раза короче той, что была произнесена 24 февраля, но практически полностью ее повторяет.
Главный месседж — в происходящем виноват Запад, который якобы не оставил выбора России и вынудил ее начать «специальную военную операцию».
В речи от 24 февраля Запад и НАТО появляются сразу — буквально в первые 30 секунд выступления. Однако 21 сентября Путин упоминает Запад позже — в первой части обращения он делает упор на ситуацию с Донбассом и вспоминает «госпереворот 2014 года». Таким образом, Путин апеллирует к событиям, которые для его аудитории уже нерелевантны, словно включает вещание образца восьмилетней давности.
Интересно также и то, что 24 февраля Путин упоминал «неонацистов» всего три раза; обращение же 21 сентября буквально напичкано этим словом: 14 упоминаний за почти 15 минут, то есть в среднем слово «неонацист» он произносит каждую минуту.
Таким образом, с одной стороны, мы видим упор на «кровожадных неонацистов», которые «измываются над людьми», а с другой — акцент на не менее «кровожадном Западе», который, по словам Путина, «перешел всякую грань» и не разрешает Киеву договариваться о мире. Если из первой речи Путина было ясно, что Запад создал опасную ситуацию в Украине, а сами украинские граждане оказались жертвами режима, то его сентябрьское выступление смещает акценты: и Запад, и «неонацисты» предстают в нем как едва ли не равные по своей опасности и разрушительности силы.
Для чего это делается? Вероятно, тут срабатывает еще один прием — «всего и побольше». Зрителя как бы заваливают нарративами, которые часто противоречат друг другу. Эту особенность не раз отмечала аналитик Jamestown Foundation Ксения Кириллова, рассказывавшая о ней в эфирах «Голоса Америки». По ее словам, использование такого приема позволяет предоставить «ассортимент» пропагандистских месседжей, из которых он может выбрать что-нибудь на свой вкус.
Еще одно отличие сентябрьской речи от февральской — угрозы миру, которыми Путин приправляет свое выступление: «А те, кто пытается шантажировать нас ядерным оружием, должны знать, что роза ветров может развернуться и в их сторону».
Путин апеллирует к таким понятиям, как территориальная целостность России — и тут опять в ход идет отзеркаливание, ведь это Россию мир считает ответственной именно за нарушение территориальной целостности Украины. Говоря о защите Родины, которую якобы хотят расчленить, Путин не подкрепляет свои слова ни одним примером, и это не удивительно — ни один западный политик не высказывался публично о желании «расчленить Россию».
В качестве аргументов для объявления мобилизации Путин использует все те же мотивы: защита от «нацистов» и Запада, историческая миссия, «особая роль» России.
Однако такая мотивация в сентябре 2022 вряд ли кажется россиянам убедительной. Как нельзя более уместно тут звучат недавние слова Аллы Пугачевой об иллюзорности целей этой войны. Ведь конкретных, не абстрактных задач, понятных обывателю, Кремль так и не сформулировал.
«Верю в вашу поддержку» — так заканчивал Путин речь 24 февраля.
«Верю в вашу поддержку» — произносит он те же слова 21 сентября.
Однако реакция тех, кому предлагается верить и служить, тогда и сейчас — очень разная. Подтверждение тому — мгновенно, в считанные часы после обращения Путина раскупленные авиабилеты. Пользователи соцсетей вспомнили по этому поводу невероятно злободневный «Вредный совет» Григория Остера:
Если вы решили твердо
Самолет угнать на Запад,
Но не можете придумать,
Чем пилотов напугать,
Почитайте им отрывки
Из сегодняшней газеты, –
И они в страну любую
Вместе с вами улетят.
