«Российская история» (The Story of Russia), где слово «story» использовано в значении «рассказ, повествование, нарратив» – это название новой книги британского историка и писателя Орландо Файджеса (Orlando Figes), известного своими исследованиями многих значимых периодов жизни России.
Автор книг «Танец Наташи» (Natasha’s Dance) о культурных основах российского сознания и «Народная трагедия» (People’s Tragedy) о революции и гражданской войне в России в начале ХХ века, Файджес анализирует в своей новой книге имперское сознание российской власти как основу для той войны, которую Кремль развязал против Украины.
В интервью Русской службе «Голоса Америки» Орландо Файджес говорит о том, что он исследовал в своей новой работе, а также о необходимости для западных демократий не допустить победы Путина в его нападении на Украину.
Данила Гальперович: Вы в своей книге пишете, что война России против Украины тесно связана с имперским прошлым России. Насколько это прошлое действительно стало прошлым? Остается ли Россия империей?
Орландо Файджес: Да, как я пишу в своей книге, Россия развивалась как империя, прирастая колониями, и у нее есть эта тенденция – пытаться расширять границы и заполнять пространство, которое она завоевывает. Это проходит через всю российскую историю, и я думаю, это справедливо и сейчас, поскольку прочтение Путиным российской истории – очевидно имперское. Он основывает свои исторические взгляды на историографии XIX века, в соответствии с которой Украина – это не страна, не государство, а некая территория на окраине «великой России», «Малороссия».
Ну, мы помним – «Великая Русь, Малая и Белая», как бы иерархичная триединая нация, как считает Путин, и эта точка зрения уходит далеко в российскую историю. Что еще важнее – Путин видит Россию наследницей СССР, а СССР, в свою очередь, как наследника имперской России. И именно имперская самоидентификация является для России проблемой. Она была империей очень долго, не сумела превратиться в национальное государство, и, по-видимому, не может сделать переход к форме современной страны, живущей в мире со своими соседями. Под руководством Путина эта имперская идея делает новый поворот, потому что он подводит под нее основу некоей «цивилизационной империи», которую он подхватил у Карла Шмидта и других. Он явно считает, что Россия является имперской цивилизацией и должна контролировать то, что он называет «русским миром».
Д.Г.: Но утверждения о том, что Россия просто не может не быть великой державой, вслед за Путиным повторял и Дмитрий Медведев во время своего президентства. Как вы думаете, этот имперский «пунктик» - он только лично у Путина, или им заражены многие в российской власти?
О.Ф.: Ну, слова Медведева нужно рассматривать с учетом того, что его высказывания – это не нечто независимое от Путина, который им всегда управлял. Кстати, именно время конца 2000-х – начала 2010-х является периодом, когда взгляд Кремля на историю совершил поворот к более государственническим, националистическим и имперским воззрениям. Тогда снова заговорили о том, что «великороссы» возвышаются над остальными славянскими нациями, а у России – «особая судьба». Славянофильские идеи, которые начали появляться в путинском арсенале в 2000-х, по-настоящему начали проявляться позже, и похоже, что он практически копировал их из книг Данилевского и других славянофилов. И он, наряду с этой «особой судьбой» и так далее, определил для себя это славянофильство как именно антизападничество. Как раз в 2007–2009 годах Путин и Медведев начали подчеркивать свое славянофильско-антизападное видение мира.
Вообще, имперские взгляды – это традиционная вещь, но это не что-то непременное в российской истории. Мы видим, как Путин проклинает Ленина за то, что тот дал республикам право на самоопределение вплоть до отделения, и для Путина в этом состоит проблема 1991 года. Он явно считает, что республикам нельзя было позволить отделяться, и уж точно нельзя было допускать, чтобы они выходили из Союза со всей своей территорией. И Путин, а еще и Солженицын, и другие русские националисты считали, что Украине, например, должны были позволить покинуть СССР как минимум без так называемой «Новороссии». Но вообще для имперцев типа Путина идея «великой России» без Украины не существует. Без Украины Россия будет незначительным региональным государством, и только с Украиной, с доступом к Черному морю она останется «великой империей» на евразийском континенте.
Д.Г.: Тем не менее, мы помним и сотни тысяч в Москве на митингах в поддержку демократии, и достаточно соревновательные выборы в 1990-х, и даже поддержку Борисом Ельциным независимости стран Балтии. Не дает ли все это основания усомниться в извечной имперскости российского общества?
О.Ф.: Политика ельцинских лет, демократическая и во многих отношениях стремившаяся к децентрализации, не обязательно проводилась по результатам каких-то плебисцитов или парламентских решений, даже в тех случаях, когда это касалось политики в отношении соседних государств. Реально значимые подвижки в политике в 1990-х были подвижками внутрироссийскими. Но даже Ельциным чеченская проблема была использована политически для того, чтобы мобилизовать общество на поддержку власти в ходе этой конкретной войны, направленной на подавление Чечни. Так что я не вижу резкого противоречия между государственной политикой при Ельцине и в первые годы Путина.
Если же мы переходим на темы расширения НАТО, «цветных революций» в Украине и Грузии, то да, идеология путинской власти заметно отличается от ельцинской. Если бы Ельцин продолжал политику 1990-х, то он, возможно, даже нашел бы в ситуации с Украиной модель поведения для России – если та является проевропейской, почему бы и России тоже не стать проевропейской? При Путине же идеология Кремля совсем другая, а войны на Украине и в Грузии явно являются частью более широкого геополитического конфликта с Западом, в который Ельцин никогда бы не втянулся.
Я думаю, что в принципе, наверное, большинство россиян продолжают считать, как сейчас говорит и Путин, Украину с Беларусью, а может быть, и страны Балтии, по сути, сферой влияния России. Они думают, что Россия должна иметь какое-то право голоса в отношении этих стран. Но несмотря на то, что у российской публики где-то на заднем фоне присутствовали эти имперские замашки и поползновения, ее нельзя винить в том, что она сформировала агрессивную и экспансионистскую политику – нет, это плод деятельности именно путинского режима.
Д.Г.: Вы начинаете свою книгу со сцены открытия в Москве памятника князю Владимиру, крестившему Киевскую Русь, а заканчиваете рассказом о выставках «Россия – моя история», вдохновленных церковниками РПЦ. По-вашему, церковь при путинском режиме является направляющей идеологической силой, или она просто обслуживает Кремль, следуя в его фарватере?
О.Ф.: Русская Православная Церковь сыграла решающую роль в нынешних шагах внешней политики Путина. Я имею в виду эту идею «русского мира», которую он излагал, идею о том, что Россия действительно является лидером цивилизации, включающей Украину и Беларусь. Эта идея была основой кампании Русской православной церкви в 1990-х годах по возвращению себе контроля над «церковной диаспорой» и православными общинами, которые были разделены распадом Советского Союза. И Путин взялся за это. Поскольку он говорил и о религиозных основах воссоздания как бы православной империи, церковь играла в этом растущую роль. Патриарх Кирилл теперь, по существу, один из главных идеологов войны в Украине, и его проповеди громко поддерживают участие в этой кампании как в своего рода «священной войне».
Д.Г.: Есть ли для России способы излечиться от имперскости?
О.Ф.: Именно для этого я написал эту книгу – чтобы попытаться объяснить идеи, движущие русской историей, прежде всего то, как русские видят свою собственную историю. И если мы не поймем этого, если мы не поймем, почему Украина так важна для российской идентичности, если мы не поймем, почему русские восприимчивы к антизападной пропаганде, почему они испытывают сильную обиду на Запад, почему они склонны скорее доверять Путину, нежели не верить ему, если мы не поймем исторические корни всего этого, мы не продвинемся вперед. Если говорить о будущем России, то, возможно, лучший путь к демократии в ней — это регионализация политики: большая региональная автономия, местные парламенты, и так далее. Но проблема в том, что тогда образуется большая центробежная сила, которая может привести к распаду Российской Федерации. Это противоречие между централизмом и регионализмом всегда было фундаментальным фактором российской истории.
Д.Г.: Сейчас некоторые авторы, пытаясь разобраться в том, почему Путин начал войну в Украине, во многом обвиняют Запад: он-де не так говорил с Москвой, делал провоцирующие шаги, и так далее. Как вы считаете, действительно ли Запад разделяет с Путиным ответственность за эту войну?
О.Ф. Путин сам отвечает за свое поведение, и нападать на суверенную страну с применением вооруженных сил – это ведь совсем из ряда вон, разве нет? Так что не на кого возлагать вину за вторжение, кроме как на Путина и на тех, кто выполнил его решение. Безусловно, Запад, в частности НАТО, могли бы лучше обойтись с Россией в плане расширения Альянса и в плане понимания точки зрения России, чтобы найти какой-то компромисс, который обеспечил бы и безопасность бывших республик СССР. Были некоторые ошибки, но ими невозможно извинить или обосновать путинскую агрессию. Этот предмет нужно отделить от нынешней ситуации, и на данный момент не имеет смысла говорить, что в случившемся виноват Запад.
Д.Г.: Вы живете в Европе, в Италии, где еще сравнительно недавно власти были настроены к Кремлю довольно дружественно – правда, сейчас эта позиция изменилась. Насколько едина, по-вашему, Европа в поддержке Украины, и насколько ее хватит?
О.Ф.: Я очень боюсь, что по мере того, как стоимость жизни будет увеличиваться, а Россия, возможно, еще больше сократит поставки газа в Европу, решимость западного общества продолжать поддерживать Украину ослабнет. Правительства в этих странах могут стать нестабильными, и мы, возможно, увидим приход к власти крайне правых – в Италии это может произойти в сентябре. Не понятно, как этого избежать и в других странах Европы, если люди действительно будут в отчаянии из-за холода и инфляции, подскочившей до 15–20 процентов. Россия все это стратегически планировала, я вообще считаю, что это – давно спланированная выходцами из КГБ война.
Экономическое и финансовое давление так же важно для России в ее стремлении выиграть эту войну, как и медленная, перемалывающая оккупация ею восточной и южной Украины. Они, вероятно, так и будут продолжать там уничтожение городов и убийства людей. Это, в конце концов, как я опасаюсь, может привести к тому, что в результате ослабевающей решимости Запада на Украину будет оказано давление, чтобы она начала переговоры с Россией и обменяла мир на территории. Я надеюсь, что до этого не дойдет.
Я думаю, что Украина сейчас ведет войну, отстаивая западную демократию, и если России будет позволено выйти из этой войны с какой бы то ни было победой, то это будет катастрофический прецедент. Это подорвет наши общества, не говоря уже о том, что это предаст украинцев, которым мы дали много обещаний. Так что сейчас самое время для Европы и Америки попросту подкрепить слова делами и продолжить поддерживать борьбу Украины по крайней мере до того момента, когда украинское руководство смогло бы начать переговоры с Россией с позиции силы.
