На 22-м Открытом российском фестивале «Кинотавр», проходящем в городе Сочи, состоялась премьера документального полнометражного фильма «Родина или смерть» режиссера Виталия Манского. Это лиричный и одновременно очень жесткий взгляд на жизнь современной Кубы. Один из лидеров новой русской документалистики Виталий Манский встретился с простыми кубинцами самых разных профессий – теми, кого называют солью земли. Более 50 лет назад революция победила на Острове Свободы под лозунгом «Родина или смерть». Сегодня социализм окончательно сломил какие-либо надежды людей на улучшение их жалкого существования.
Виталий Манский родился в 1963 году в Львове. В 1990 году окончил операторский факультет ВГИКа. Режиссер и продюсер. Художественный руководитель студии «ВЕРТОВ. Реальное кино». Лауреат более 50 фестивальных наград. Президент фестиваля «Артдокфест».
С Виталием Манским встретился корреспондент Русской службы «Голоса Америки» Олег Сулькин.
Олег Сулькин: Почему в вашем творчестве возникла Куба?
Виталий Манский: Нет на планете другой точки, где так очевиден коренной слом жизни. Для документалиста попасть в такое пространство в такой момент – особое везение. В 2009 году мы с Геной (Геннадий Костров, продюсер фильма – О.С.) отправились туда в первый раз в ознакомительную поездку. Готовясь к ней, я посмотрел фильмы «Клуб Буэна Виста», «Бальсерос», почитал литературу, но все равно не возникало четкого представления о стране. За две недели мы объехали всю Кубу, побывали в разных городах и поселках. Заезжали в самые неожиданные уголки, беседовали с людьми.
О.С.: Вы держали в голове как классический образец фильм Михаила Калатозова и Сергея Урусевского «Я – Куба!»?
В.М.: Мне нравится эта картина. Она безумно поэтична и очень красива, правда, несколько стереотипна. Но надо понимать условия, в которых она снималась. Чисто художественное произведение, далекое от реальности. Так же я рассматриваю, например, фильм «Чапаев».
О.С.: Ваш фильм открывается кадрами зажигательного танца. Его исполняют совсем юные девушки. Потом можно догадаться, что это малолетние проститутки, обслуживающие иностранных туристов. Но вы не касаетесь впрямую этой острейшей проблемы. Почему?
В.М.: Мне показалось, что опосредованно, отраженно мы сможем показать проблему с большим драматизмом, чем прямой детализацией быта «жриц любви». В кадре мама одной из них говорит о промысле без стыда и надрыва. Видно, что она давно смирилась с обстоятельствами и только сетует, что дочь приносит крохи, на которые трудно прожить.
О.С.: В следующем эпизоде вы демонстрируете шокирующие кадры варварской эксгумации человеческих останков. Родственникам выдают кости усопших, причем их ломают, чтобы они уместились в крохотных коробках, которые гробами и не назовешь. Я не очень понял, почему это делается.
В.М.: После революции не только не строилось жилье, но и не строились кладбища. Хватает могил, чтобы человек лежал в ней не более двух лет. Потом приглашают родственников, которые должны забрать останки. Предоставляются склады, где можно их оставить за символическую плату.
О.С.: Как вы познакомились с музыкальным ансамблем и танцевальной труппой, которые стали вашими главными героями?
В.М.: Сезар, один из русскоязычных кубинцев, которого мы в Гаване наняли для помощи съемочной группе, настойчиво твердил: у меня есть дядя, у него ансамбль. Мы отмахивались: ну, дядя, ну, ансамбль. А потом меня пробило: это то, что нам нужно!
О.С.: С первого кадра бросается в глаза ужасающее материальное положение населения Кубы. Облупленные, разрушающиеся здания, нищий, убогий быт, тотальное запустение и острейший дефицит всего и вся. Тем, кто жил при советском социализме, очень многое знакомо до боли. Вам важен контекст, выходящий за рамки чисто кубинских реалий?
В.М.: Как людям, самим не до конца выбравшимся из прошлого, которое нас все нагоняет и нагоняет, не рефлексировать по этому поводу, находясь на Кубе, невозможно. И на бытовом уровне, и на художественном.
О.С.: Вы не пытались для себя ответить на вопрос, почему кубинцы, доведенные до столь отчаянного состояния, до сих пор не сделали контрреволюцию?
В.М.: Если коротко – это фактор Фиделя. Его физическое существование на этом свете является серьезным психологическим тормозом для всяких попыток изменить статус-кво. Как гласит молва, когда в одном из районов начались волнения, Фидель вышел в народ с горсткой охранников и лично остановил восстание. Мы не искали контактов с оппозицией, нас этот аспект не интересовал. Напротив, мы хотели запечатлеть позицию.
О.С.: Ваши собеседники очень естественны в кадре, совершенно не зажаты. Они откровенно говорят о проблемах, явно не опасаясь последствий для себя. Как вам удалось их разговорить? Может быть, вы им заплатили?
В.М.: Нет-нет. Со мной во ВГИКе – а это было советское время – учился парень, который делал классные фотопортреты. Я обратил внимание, что на фотоаппарате он черной тушью замазал слово Nikon. Я спросил: зачем? А затем, сказал он, когда человек видит слово Nikon, у него другой взгляд. По этой же логике, если платишь человеку за съемку, это уже совсем другой человек. Товарно-денежные отношения в этом отношении для меня неприемлемы. Когда в фильме «Девственность» я заплатил одной героине за съемку, то открыто сказал об этом в фильме и даже назвал сумму.
О.С.: Несколько кубинцев упоминают о родственниках в Америке. Они не боятся?
В.М.: Как ни странно, страха у них нет. Может быть, потому что нет ни одной семьи, у которой не было бы родственников в США. Для авиарейсов в Америку построен специальный аэропорт, существование которого если и не скрывается, но и не афишируется. Этот аэропорт – отдельная прекрасная документальная картина, которую, увы, не снять.
О.С.: Вам кубинские власти не вставляли палки в колеса, когда разобрались, какое кино снимаете?
В.М.: Нам снимать разрешили, но я знаю, какое огромное число заявок они отклоняют. Мы находились в очень дискомфортном положении, понимая, что любой наш жест может вызвать недовольство властей, и нас тут же лишат рабочей визы. О чем говорить, если даже такой комплиментарный фильм, как «Клуб Буэна Виста» кубинские власти считают компонентом антикубинской американской кампании. Мы подали заявку на съемку в школе. Нам сказали: вы можете снять только линейку и урок. На фабрике можно было снять только политинформацию.
О.С.: Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы показать весь маразм системы идеологической индоктринации. Интересно, а осталось ли на Кубе дружелюбие в отношении русских, или вы теперь такие же злейшие враги-капиталисты, как американцы?
В.М.: К русским на человеческом уровне отношение осталось хорошим. Но не к России – стране, «изменившей» социализму, «предавшей» кубинских друзей. Очень негативно относятся к Горбачеву. В кубинских СМИ больше позитивной информации из, положим, Дании, Франции, Голландии и других западноевропейских стран, чем из России, откуда в основном сообщают о катастрофах и прочих неприятностях. Мораль: и чего они добились, предав социализм?! Раньше-то картинка была только благостной.
О.С.: В финале вы намеренно чередуете планы людей и бродячих собак. Собаки жалкие, тощие, грязные. Мысль ясна – у кубинцев собачья жизнь.
В.М.: Вы считаете, это слишком педалировано? Может быть, я чуть-чуть пережал.
О.С.: Вы спасли ситуацию следующим, самым уже финальным эпизодом с кубинцем, бегущим трусцой по океанской набережной. Его в конце чуть не сбивает с ног мощная волна, перехлестнувшая через парапет. Очевидная метафора: когда-нибудь и кубинский социализм так же смоет волна народного гнева.
В.М.: Мне показалось важным по-новому осмыслить революционный лозунг «Родина или смерть».
О культурных событиях в США и России читайте в рубрике «Культура»