Эксклюзивное интервью «Голосу Америки»
ВАШИНГТОН —
Профессор Университета Джорджа Вашингтона, исследователь Кавказа и процессов исламской радикализации молодежи Жан-Франсуа Рателле в интервью Русской службе «Голоса Америки» высказал свое мнение о взрывах в Бостоне в дагестанском контексте.
Фатима Тлисова: Шесть месяцев, проведенные Тамерланом Царнаевым в России в 2012 году эксперты и представители следствия называют ключевыми в понимании процесса радикализации двух братьев, приведшего к трагической развязке в Бостоне. Вы жили в Дагестане именно в среде молодежи, принятой называть салафитской. Вы видите признаки возможных связей бостонских братьев с кавказским подпольем?
Жан-Франсуа Рателле: Из того, что известно на данный момент, очень трудно заключить, что два молодых чеченца, выросших в Америке, могут быть связаны с чеченским сепаратистским движением или с так называемым «кавказским эмиратом». Вероятнее всего, они – доморощенные террористы, нет пока доказательств того, что их радикализм имеет кавказские корни.
Ф.Т.: На чем основаны ваши выводы?
Ж-Фр. Р.: Социальная жизнь братьев, то, что мы о ней знаем, свидетельствует, что практически вся их общественная жизнь происходила на восточном побережье США – они выросли здесь, ходили здесь в школу. Есть признаки того, что процесс их радикализации был больше связан с американским аспектом, чем мотивирован положением на Северном Кавказе.
Ф.Т.: Вы допускаете, что пребывание Тамерлана Царнаева в Дагестане могло внести свою лепту в процесс радикализации братьев?
Ж-Фр. Р.: Мы все еще знаем очень мало о его пребывании в России. Мы не знаем, поехал ли Тамерлан для прохождения специальной подготовки или просто посетить Родину. Но, конечно, то, что он увидел своими глазами то, что происходит в Дагестане, Чечне и регионе в целом – могло значительно повлиять на его взгляды. Кроме того, у американской стороны пока нет данных о том, вступал ли он в контакт с какой-либо группой на российском Кавказе. Из тех данных, которые сейчас известны, его радикализация имеет признаки онлайн вербовки и следует доступному в интернете руководству для новых боевиков сети «Аль-Кайда». Только следствие может установить, какие именно сайты посещали братья, но даже эта информация будет субъективной, потому что каждый, кто интересуется исламом иногда посещает исламистские сайты, поэтому не стоит делать скоропостижные выводы о роли конкретных исламских вебсайтов в процессе радикализации братьев. Тем не менее, анализ онлайн предпочтений старшего брата содержит определенные элементы, указывающие на то, что он был близок к радикальным идеям.
Ф.Т.: Во время своего пребывания в Дагестане вы изучали различные тактики и типы взрывных устройств, которые используются там исламистами для совершения терактов. Вы видите какое-то схожие тенденции в тактике и средствах?
Ж-Фр. Р.: С точки зрения выбора цели – в Бостоне мы имеем «мягкую цель», легко доступную для молодых людей, хорошо знакомых с этим районом и с городом вообще, бомба сделана с минимальными затратами из общедоступных материалов. В отличие от бостонского стиля, в Дагестане исламское подполье остается более ориентированным на военные цели, у них в распоряжении есть военная взрывчатка. Я бы не стал торопиться с выводами о схожести дагестанского типа и бостонского. Фактически, мы видим тактику, подобную бостонской гораздо чаще в Ираке и Афганистане. Так же как и тип взрывного устройства, которое братья, как полагает следствие, изготовили и привели в действие в Бостоне, более характерен для Ближнего Востока. Подробный инструктаж по изготовлению таких бомб стиля «Аль-Кайда» опубликован в открытом доступе на множестве вебсайтов джихадистов
.
Другой, на мой взгляд, интересный аспект в том, что Доку Умаров – лидер джихада на Кавказе – публично отрицает любые связи с бостонскими братьями.
Ф.Т.: Можно ли провести параллель между тем, как восприняли вас в среде салафитов в Дагестане и тем, как возможно восприняли там Тамерлана Царнаева, на основе того, что вы оба приехали с Запада и представляли интерес для разных кругов? Если такая параллель возможна, то не могли бы поделиться своим опытом и анализом того, в какую среду потенциально мог попасть Царнаев-старший, и какое влияние на него могла оказать эта среда?
Ж-Фр. Р.: Параллель будет очень хрупкой, потому что меня восприняли как совершенно чужого западного человека с легендарной кавказской гостеприимностью. Молодые радикальные мусульмане пытались рассказать мне о своей культуре, о религии, очень редко кто-либо упоминал идеи салафизма и глобального джихада. Они были гораздо больше заинтересованы говорить со мной о «чистом исламе», о восприятии ислама внутри дагестанского общества. Я стал свидетелем процесса радикализации молодых людей в моем окружении, но я ни разу не столкнулся с проблемой вовлеченности моих знакомых радикалов в акты насилия.
Для молодых людей типа Тамерлана Царнаева, мне кажется, поездка в Дагестан очень интересна, как попытка прикоснуться к своим корням и изучить более «чистую» форму ислама. Сейчас еще недостаточно информации, чтобы говорить о том, был ли он в тренировочном лагере боевиков. Мы знаем, что подобные лагеря являются приоритетной целью спецслужб, и доступ в них осложнен, в том числе, из-за частых контртеррористических операций. В этом смысле, ситуация в Дагестане существенно отличается от Пакистана и Афганистана.
Ф.Т.: Место жительства родных Царнаевых в Дагестане стало общеизвестным, благодаря вниманию прессы. Вы хорошо знаете Махачкалу, можете ли вы определить, если в этом районе есть мечети, популярные среди молодых салафитов, которые Тамерлан, возможно, посещал?
Ж-Фр. Р.: Идентифицировать «салафитскую мечеть» не так просто, они ведь не пишут так на своей вывеске – это было бы в условиях Дагестана опасно. Вместе с тем, я посетил несколько мечетей в Махачкале, где проповедовался более чистый, иными словами – более радикальный ислам. Для кого-то, кто стремится приобщиться к такой «чистой» форме ислама, на мой взгляд, Махачкала именно то место, которое может считаться точкой доступа к подобной идеологии.
Ф.Т.: Религиозный мотив, как следует из опубликованных показаний Джохара Царнаева, был главным двигателем, подтолкнувшим братьев к теракту. На ваш взляд, их мотивы были как-то связаны с их корнями – с ситуацией на Кавказе, или антиамериканизм все-таки был преобладающим звеном?
Ж-Фр. Р.: На мой взгляд, все-таки очевидна ведущая роль старшего брата, ответственного за процесс радикализации обоих. Он выглядит гораздо менее интегрированным в американское общество на фоне младшего брата. Мне кажется, можно уже говорить о том, что старший брат втянул или подтолкнул младшего брата к террористическим действиям. Для меня, как исследователя эти двое представляют пример траектории и схем вербовки террористами молодых людей в Северной Америке и Восточной Европе, той самой, которую использовала «Аль-Кайда» для вербовки исполнителей теракта 11 сентября 2001 года в США. Их традиционная цель – новое поколение эмигрантов, стремящееся изучить свои исламские корни, подхватывающие радикальные идеи в мечетях как здесь, так и в Дагестане. Младший Царнаев в этот стереотип укладывается с трудом – он как раз представлял тот тип эмигрантов нового поколения, которые удачно адаптировались в обществе и подавали надежды на успешное будущее. Поэтому я думаю, что он просто следовал по пятам старшего брата.
Ф.Т.: В России и в США теракт в Бостоне и причастность к нему братьев Царнаевых вызвала бурю дискуссий и спекуляций. Многие говорят о «неотвеченных вопросах» и «черных дырах» в этой истории. Есть что-либо, что лично вам кажется странным?
Ж-Фр. Р.: Самая важная «черная дыра» – это отсутствие объективной информации о том времени, которое Тамерлан провел в России. Мы не получили данных о том, вступал ли он в контакт с экстремистами в Чечне или Дагестане, был ли он допущен в тренировочный лагерь? Я не исключаю, что подобная информация всплывет на каком-то этапе из российских источников. Но мне кажется очень интересным тот факт, что российское правительство, обладая информацией о том, что Тамерлан направлялся на Кавказ для проникновения в тренировочный лагерь – о чем они предупредили ранее американское ФБР – позволило ему беспрепятственно проникнуть на Кавказ и оставаться там так долго.
Фатима Тлисова: Шесть месяцев, проведенные Тамерланом Царнаевым в России в 2012 году эксперты и представители следствия называют ключевыми в понимании процесса радикализации двух братьев, приведшего к трагической развязке в Бостоне. Вы жили в Дагестане именно в среде молодежи, принятой называть салафитской. Вы видите признаки возможных связей бостонских братьев с кавказским подпольем?
Жан-Франсуа Рателле: Из того, что известно на данный момент, очень трудно заключить, что два молодых чеченца, выросших в Америке, могут быть связаны с чеченским сепаратистским движением или с так называемым «кавказским эмиратом». Вероятнее всего, они – доморощенные террористы, нет пока доказательств того, что их радикализм имеет кавказские корни.
Ф.Т.: На чем основаны ваши выводы?
Ж-Фр. Р.: Социальная жизнь братьев, то, что мы о ней знаем, свидетельствует, что практически вся их общественная жизнь происходила на восточном побережье США – они выросли здесь, ходили здесь в школу. Есть признаки того, что процесс их радикализации был больше связан с американским аспектом, чем мотивирован положением на Северном Кавказе.
Ф.Т.: Вы допускаете, что пребывание Тамерлана Царнаева в Дагестане могло внести свою лепту в процесс радикализации братьев?
Ж-Фр. Р.: Мы все еще знаем очень мало о его пребывании в России. Мы не знаем, поехал ли Тамерлан для прохождения специальной подготовки или просто посетить Родину. Но, конечно, то, что он увидел своими глазами то, что происходит в Дагестане, Чечне и регионе в целом – могло значительно повлиять на его взгляды. Кроме того, у американской стороны пока нет данных о том, вступал ли он в контакт с какой-либо группой на российском Кавказе. Из тех данных, которые сейчас известны, его радикализация имеет признаки онлайн вербовки и следует доступному в интернете руководству для новых боевиков сети «Аль-Кайда». Только следствие может установить, какие именно сайты посещали братья, но даже эта информация будет субъективной, потому что каждый, кто интересуется исламом иногда посещает исламистские сайты, поэтому не стоит делать скоропостижные выводы о роли конкретных исламских вебсайтов в процессе радикализации братьев. Тем не менее, анализ онлайн предпочтений старшего брата содержит определенные элементы, указывающие на то, что он был близок к радикальным идеям.
Ф.Т.: Во время своего пребывания в Дагестане вы изучали различные тактики и типы взрывных устройств, которые используются там исламистами для совершения терактов. Вы видите какое-то схожие тенденции в тактике и средствах?
Ж-Фр. Р.: С точки зрения выбора цели – в Бостоне мы имеем «мягкую цель», легко доступную для молодых людей, хорошо знакомых с этим районом и с городом вообще, бомба сделана с минимальными затратами из общедоступных материалов. В отличие от бостонского стиля, в Дагестане исламское подполье остается более ориентированным на военные цели, у них в распоряжении есть военная взрывчатка. Я бы не стал торопиться с выводами о схожести дагестанского типа и бостонского. Фактически, мы видим тактику, подобную бостонской гораздо чаще в Ираке и Афганистане. Так же как и тип взрывного устройства, которое братья, как полагает следствие, изготовили и привели в действие в Бостоне, более характерен для Ближнего Востока. Подробный инструктаж по изготовлению таких бомб стиля «Аль-Кайда» опубликован в открытом доступе на множестве вебсайтов джихадистов
Тип взрывного устройства, которое братья, как полагает следствие, изготовили и привели в действие в Бостоне, более характерен для Ближнего Востока. Подробный инструктаж по изготовлению таких бомб стиля «Аль-Кайда» опубликован в открытом доступе на множестве вебсайтов джихадистовЖан-Франсуа Рателле, профессор Университета Джорджа Вашингтона, исследователь Кавказа и процессов исламской радикализации молодежи
Другой, на мой взгляд, интересный аспект в том, что Доку Умаров – лидер джихада на Кавказе – публично отрицает любые связи с бостонскими братьями.
Ф.Т.: Можно ли провести параллель между тем, как восприняли вас в среде салафитов в Дагестане и тем, как возможно восприняли там Тамерлана Царнаева, на основе того, что вы оба приехали с Запада и представляли интерес для разных кругов? Если такая параллель возможна, то не могли бы поделиться своим опытом и анализом того, в какую среду потенциально мог попасть Царнаев-старший, и какое влияние на него могла оказать эта среда?
Ж-Фр. Р.: Параллель будет очень хрупкой, потому что меня восприняли как совершенно чужого западного человека с легендарной кавказской гостеприимностью. Молодые радикальные мусульмане пытались рассказать мне о своей культуре, о религии, очень редко кто-либо упоминал идеи салафизма и глобального джихада. Они были гораздо больше заинтересованы говорить со мной о «чистом исламе», о восприятии ислама внутри дагестанского общества. Я стал свидетелем процесса радикализации молодых людей в моем окружении, но я ни разу не столкнулся с проблемой вовлеченности моих знакомых радикалов в акты насилия.
Для молодых людей типа Тамерлана Царнаева, мне кажется, поездка в Дагестан очень интересна, как попытка прикоснуться к своим корням и изучить более «чистую» форму ислама. Сейчас еще недостаточно информации, чтобы говорить о том, был ли он в тренировочном лагере боевиков. Мы знаем, что подобные лагеря являются приоритетной целью спецслужб, и доступ в них осложнен, в том числе, из-за частых контртеррористических операций. В этом смысле, ситуация в Дагестане существенно отличается от Пакистана и Афганистана.
Ф.Т.: Место жительства родных Царнаевых в Дагестане стало общеизвестным, благодаря вниманию прессы. Вы хорошо знаете Махачкалу, можете ли вы определить, если в этом районе есть мечети, популярные среди молодых салафитов, которые Тамерлан, возможно, посещал?
Ж-Фр. Р.: Идентифицировать «салафитскую мечеть» не так просто, они ведь не пишут так на своей вывеске – это было бы в условиях Дагестана опасно. Вместе с тем, я посетил несколько мечетей в Махачкале, где проповедовался более чистый, иными словами – более радикальный ислам. Для кого-то, кто стремится приобщиться к такой «чистой» форме ислама, на мой взгляд, Махачкала именно то место, которое может считаться точкой доступа к подобной идеологии.
Ф.Т.: Религиозный мотив, как следует из опубликованных показаний Джохара Царнаева, был главным двигателем, подтолкнувшим братьев к теракту. На ваш взляд, их мотивы были как-то связаны с их корнями – с ситуацией на Кавказе, или антиамериканизм все-таки был преобладающим звеном?
Можно уже говорить о том, что старший брат втянул или подтолкнул младшего брата к террористическим действиям. Для меня, как исследователя эти двое представляют пример траектории и схем вербовки террористами молодых людей в Северной Америке и Восточной Европе, той самой, которую использовала «Аль-Кайда» для вербовки исполнителей теракта 11 сентября 2001 года в США. Их традиционная цель – новое поколение эмигрантов, стремящееся изучить свои исламские корни, подхватывающие радикальные идеи в мечетях как здесь, так и в Дагестане.Жан-Франсуа Рателле, профессор Университета Джорджа Вашингтона, исследователь Кавказа и процессов исламской радикализации молодежи
Ф.Т.: В России и в США теракт в Бостоне и причастность к нему братьев Царнаевых вызвала бурю дискуссий и спекуляций. Многие говорят о «неотвеченных вопросах» и «черных дырах» в этой истории. Есть что-либо, что лично вам кажется странным?
Ж-Фр. Р.: Самая важная «черная дыра» – это отсутствие объективной информации о том времени, которое Тамерлан провел в России. Мы не получили данных о том, вступал ли он в контакт с экстремистами в Чечне или Дагестане, был ли он допущен в тренировочный лагерь? Я не исключаю, что подобная информация всплывет на каком-то этапе из российских источников. Но мне кажется очень интересным тот факт, что российское правительство, обладая информацией о том, что Тамерлан направлялся на Кавказ для проникновения в тренировочный лагерь – о чем они предупредили ранее американское ФБР – позволило ему беспрепятственно проникнуть на Кавказ и оставаться там так долго.