Шесть дней не пускали адвокатов в тюремную больницу к российскому политзаключенному Владимиру Кара-Мурзе. Кара-Мурза отбывает 25-летний тюремный срок по обвинению в государственной измене, распространении клеветы о российской армии и сотрудничестве с нежелательной организацией.
Тем временем, сооснователь «Новой Газеты» Дмитрий Муратов призвал западных лидеров обменивать российских политических заключенных на сторонников «Русского мира».
Мы поговорили с Татьяной Янкелевич, дочерью Елены Боннэр, в прошлом – директором Сахаровской программы Дэвис-центра при Гарвардском университете, о том, что могут сделать западные страны для освобождения российских политзаключенных, в частности – Владимира Кара-Мурзы.
«Голос Америки»: Адвокатов не пускали к Владимиру Кара-Мурзе шесть дней. Это распространенная практика – в тюрьмы часто не допускают адвокатов, особенно к политическим заключенным. Зачем это властям и руководству тюрем?
Татьяна Янкелевич: Я не сомневаюсь, что это происходит для устрашения населения и особенно тех, кто находится в оппозиции к политике режима Путина. За эти шесть дней я пережила очень тяжелые минуты сомнений в том, жив ли Владимир, и, конечно, испытала большое облегчение, когда получила известие, что он жив. Но это совершенно не снимает тревоги за его жизнь и его здоровье, которое уже очень сильно подорвано. Еще в мою бытность директором Сахаровской программы в Гарвардском университете я организовывала Сахаровские семинары, многие из которых были посвящены проблемам сегодняшнего состояния прав человека в России. На них неоднократно отмечалось наличие в России пыточных лагерей. Сейчас пыточной стала вся пенитенциарная система России. Закрепленные права и правила лагерной администрации подвергать заключенных совершенно людоедским средневековым мучениям и подвергать их лишению самых фундаментальных прав – повсеместны и, безусловно, больше всего направлены на людей, находящихся в оппозиции к режиму Путина.
Г.А.: У Алексея Навального тоже были случаи, когда адвокатов не допускали к нему в колонию, и на протяжении дней и недель было непонятно, что с ним происходит. В итоге Навальный умер в заключении. Может ли недопущение адвокатов быть своего рода намеком для семьи и сторонников Владимира Кара-Мурзы?
Т.Я.: Это не просто намек, это прямая угроза. Полинейропатия, которой страдает Володя Кара-Мурза, перечислена в списке заболеваний, при которых человек не может быть подвергнут лишению свободы. Это список общепринятый в России. И тем не менее, он был подвергнут содержанию под стражей с момента ареста и содержанию в пыточных условиях лагеря. Я думаю, что это не просто намек, это еще такое издевательское напоминание об абсолютно полном произволе, который может осуществлять лагерная администрация.
Г.А.: В те дни, что адвокатов не пускали к Владимиру Кара-Мурзе, вы общались с его женой Евгенией и адвокатом Вадимом Прохоровым? Как они себя чувствовали?
Т.Я.: Я начну с себя. Если я не могла спать ночами, пока не стало известно, что Володя жив и что к нему допустили адвоката, могу себе представить, в каком состоянии была его жена – его соратник, его единомышленник, самый верный и самый преданный ему человек. И если я не сплю, то каково жене!!!?
Были годы в моей жизни, когда я не знала, живы ли моя мать и Андрей Дмитриевич. И сейчас я почти каждый день это вспоминаю и думаю о Жене: о том, как ей тяжело и какое невероятное мужество и стойкость необходимы, чтобы продолжать давать интервью сдержанно, толково, достойно и заботиться о детях, оберегать их эмоциональное здоровье. Мне очень трудно представить себе, как ей это удается. И я всем сердцем с ней. Вадим Прохоров – очень серьезный, основательный адвокат, высокий профессионал, всегда старается не впадать в панику, держать в голове все возможности и конструктивно мыслить, или то, что здесь в Америке называют positive thinking.
Я также общаюсь с Марианой Кацаровой, специальным докладчиком ООН по правам человека в России. Я слежу за судьбой Володи с очень большой тревогой. И за последнюю неделю я несколько раз была в контакте с Евгенией и с Вадимом, а также с Марианой. Мариана готовит специальное заявление - она надеется, что ООН примет и выпустит заявление о серьезной обеспокоенности судьбой, здоровьем и жизнью Кара-Мурзы. Но, как справедливо заметила Женя Кара-Мурза, к сожалению, дальше выражения обеспокоенности и заверения в том, что они следят за его судьбой, дело пока не идет.
И в связи с этим, я хочу упомянуть мои попытки связаться с Комитетом по национальной безопасности, советник которого Джейк Салливан, по моему ощущению, препятствует включению Владимира в список неправомерно задержанных. Белый дом имеет такой список, и я уже давно пытаюсь связаться с Джейком Салливаном, чтобы призвать его способствовать включению Владимира Кара-Мурзы в список неправомерно задержанных. Владимир не является американским гражданином, но его жена – гражданка Соединенных Штатов, трое их детей – граждане Соединенных Штатов. Владимир сам имеет двойное гражданство - Российской Федерации и Соединенного Королевства. И британский министр иностранных дел неоднократно публично выражал озабоченность его судьбой, в течение последней недели посылал заявление в Министерство иностранных дел Российской Федерации с призывом освободить Владимира.
Я считаю, что усилия этих двух государств - Соединенных Штатов и Великобритании - должны быть всемерно усилены. Необходимо перейти к более решительным действиям в защиту Кара-Мурзы и последовательно, невзирая на лица, добиваться его освобождения. Это уникальный случай, отличающийся от тех возможностей, которые есть для защиты политических заключенных у западных государств или альянсов западных государств, таких как ООН или Европейский союз.
Я считаю, что добиваться освобождения политических заключенных, отмены совершенно неправовых законов, которые используются режимом Владимира Путина для борьбы с оппозицией, совершенно необходимо, и необходимо также для того, чтобы продвигать принципы демократии и защиты прав человека, а также для репутации западных государств. Но дело Володи Кара-Мурзы исключительное именно потому, что он является гражданином Великобритании, и потому что его семья является гражданами Соединенных Штатов. Тут предоставляются новые возможности, и нельзя их оставлять неиспользованными. Это негуманно и противоречит международным обязательствам России, а также тем принципам, на которых основаны и Великобритания, и Соединенные Штаты, их демократическое устройство.
Г.А.: Чем поможет Владимиру Кара-Мурзе включение в американский список неправомерно задержанных?
Т.Я.: Между прочим, я не единственный человек, который призывает Белый дом внести его в этот список. Конгресс США сейчас сильно разделен по партийной линии. Тем не менее, этот призыв к Белому дому исходил именно оттуда. И я думаю, что после такого включения, даже пока он находится в России, расширяются возможности защищать его, более внимательно следить за обращением с ним в условиях заключения и добиваться его освобождения.
Г.А.: Помимо включения в список, что еще могут сделать западные страны и западное сообщество для того, чтобы помочь политзаключенным в России вообще и Кара-Мурзе в частности?
Т.Я.: Я испытываю беспрецедентную безнадежность в деле отстаивания прав человека в России и особенно в защите политических заключенных. Совсем недавно Дмитрий Муратов призвал Украину предложить обмен российских военнопленных на политических заключенных, содержащихся в местах лишения свободы в РФ. Я считаю это совершенно нереальным. У Украины есть обязательства, ответственность за военнопленных украинских военнослужащих, содержащихся в еще более пыточных условиях в российских лагерях, захваченных Россией и подвергающихся абсолютно чудовищному обращению в нарушение всех конвенций о военнопленных. Эти люди должны быть приоритетом Украины. И, к сожалению, я не вижу реалистического воплощения призыва Муратова. Хотя очень ему сочувствую.
Такая экзистенциальная мысль мне приходит уже давно в голову: победа Украины в этой чудовищной войне, вина за которую полностью лежит на режиме Путина - это может быть, последний шанс для освобождения политических заключенных в России и для начала процесса демократизации. Я чрезвычайно осторожно, даже пессимистически смотрю на возможность того, что Россия снова пойдет по пути демократии. Я не верю в это. В одном я совершенно уверена: даже если это возможно, я до этого не доживу. Но победа Украины необходима России для того, чтобы шанс на это оставался.
Г.А.: Что могут сделать представители гражданского сообщества, чтобы приблизить освобождение российских политзаключенных?
Т.Я.: Я думаю, все упирается в приоритеты и в желание комфорта, в усталость от уже более чем 2,5 лет идущей войны. В Европе и даже в Америке я чувствую такие настроения. Мы даже не знаем, что можно сделать, чтобы эта война закончилась победой Украины. - Как мы можем рассуждать о том, что можно сделать для защиты политических заключенных?
Как когда-то писал Андрей Дмитриевич Сахаров, надо бороться за каждого отдельного человека. Надо на каждый индивидуальный случай устремлять все свои усилия. В конце концов, существуют «Врачи без границ», «Международная амнистия», которая Владимира Кара-Мурзу признает политическим заключенным, и не его одного. Существует множество отделений «Мемориала» в Европе, которые могли бы использовать свой доступ к государственным деятелям.
Г.А.: Расскажите, как вы познакомились с Владимиром Кара-Мурзой?
Т.Я.: Я познакомилась с Володей, когда он начал осуществлять свою давнишнюю идею создания фильма о диссидентах и правозащитниках «Они выбирали свободу». Этот фильм был создан в 2005 году, его премьера состоялась в Сахаровском центре в Москве. Володя на ней присутствовал, он презентовал фильм. Было множество тогда еще живых бывших политических заключенных, диссидентов, правозащитников. И фильм имел большой резонанс. Но ни один российский телеканал не согласился показать этот фильм.
В начале 2007 года, когда я уже работала в Гарварде, я организовала Сахаровский семинар, Володя привез фильм. Фильм прошел с большим успехом, с большим интересом. И, конечно, никто не мог предполагать, как будут разворачиваться события.
Вообще мне кажется, что по судьбе Владимира Кара-Мурзы можно проследить всю динамику того, что произошло в России с начала президентства Владимира Путина, или, сказать точнее, режима Владимира Путина. По судьбе Владимира Кара-Мурзы можно проследить и уничтожение гражданских институтов, таких как Сахаровский центр, общество «Мемориал», внесудебные преследования, убийства, провокации и запугивание общественных деятелей. Все это происходило по нарастающей, крещендо, начиная с прихода к власти Владимира Путина.
Потом было дело ЮКОСа, и Браудер, с которым Володя очень близко сотрудничал, инициировал закон Магнитского, для принятия которого Володя сделал беспрецедентно много. В 2015 году был убит Борис Немцов, с которым Володя был очень близок и вместе с которым работал для принятия закона Магнитского в Соединенных Штатах и в Европе. Многие европейские государства приняли идентичные законы. Немцов был убит в феврале 2015 года перед самым моим приездом в Москву. Я ехала в аэропорт в Бостоне, когда по радио услышала сообщение о его убийстве. Потом было шествие в Москве и панихида в Сахаровском центре. Войдя туда, я среди первых увидела Володю Кара-Мурзу, и, без преувеличения, он просто рыдал у меня на плече, потому что Немцов был его близким другом. И уже в мае 2015-го Володя был тяжело отравлен. Проведенная во Франции независимая экспертиза установила значительное превышение нормы тяжелых металлов в организме Кара-Мурзы. Это те же металлы, которые были использованы для отравления Алексея Навального.
После второго отравления Кара-Мурзы в 2017 году Bellingcat опубликовал расследование, и в нем заявил о возможной причастности к отравлению Кара-Мурзы той же группы сотрудников ФСБ, которая занималась отравлением Навального. Володя, к счастью, выжил, но получил тяжелейший диагноз на всю свою оставшуюся жизнь, который входит в список болезней, при которых нельзя человека подвергать лишению свободы. Тем не менее, его арестовали, и его содержат в бесчеловечных пыточных условиях. Полгода продержали в помещении карцерного типа. Не дают прогулок, не дают свиданий, не дают даже телефонных контактов с женой и детьми. Такой контакт был один. У них было ровно 12 минут, Женя должна была с хронометром в руках следить за тем, чтобы никому из детей не досталось больше, чтобы между ними не было обид. Трудно себе представить все это в XXI веке.
На мой взгляд, дело Кара-Мурзы – это в чистом виде месть режима за все, чего он сумел добиться для построения демократической повестки в России. Месть за то, чего он добился в свободном мире, где он мог бы добиться еще большего. И мне больно думать, что такой человек не сможет конструктивно влиять на демократизацию своей родины. Я считаю, что он должен был делать это в свободных условиях и оставаться на свободе на Западе, где он сумел бы сделать еще больше.