В Нью-Йорке, в артхаусном киноцентре Film Forum, демонстрируется новый документальный фильм украинского режиссера Сергея Лозницы «Государственные похороны» (State Funeral).
Сергей Лозница в Нью-Йорке. 2019 г.
Фильм состоит из архивных съемок, сделанных в дни траура после смерти Иосифа Сталина 5 марта 1953 года. На протяжении двух недель сотни кинооператоров снимали хронику всенародного прощания со Сталиным для коллективного фильма, так и названного «Великое прощание». Не нарушая хронологию событий, Сергей Лозница воссоздает скорбную, драматичную и тревожную атмосферу тех дней.
Фильм заканчивается титрами: «Согласно историческим исследованиям, за время правления Сталина более 27 миллионов советских граждан были убиты, казнены, замучены, посажены в тюрьмы, сосланы в ГУЛАГ или депортированы. Ещё почти 15 миллионов умерли от голода. В 1956 году XX съезд Коммунистической партии Советского Союза осудил культ личности Сталина и призвал к десталинизации страны. В 1961 году тело Сталина было вынесено из Мавзолея и захоронено возле Кремлёвской стены».
«Государственные похороны»
Премьера фильма состоялась в сентябре 2019 года на Венецианском кинофестивале. Он показывался на кинофестивалях в Торонто, Нью-Йорке, Минске, Вене, Стокгольме, Каунасе, Севилье, Бильбао, Амстердаме, Рио-де-Жанейро, Ньоне, Веллингтоне, Софии и других городах.
На фестивале «Артдокфест» в Москве он получил премию «Лавровая ветвь» как «лучший арт-фильм». В российский прокат картина вышла 5 марта 2020 года под измененным названием «Прощание со Сталиным».
Американский критик Дж. Хоберман в издании Artforum назвал фильм «завораживающим двухчасовым ассамбляжем». Его коллега Дебора Янг из Hollywood Reporter считает его «красноречиво гротескным и деликатно смонтированным».
«Архивные съемки, по большей части неизвестные ранее, восстановлены до кристального состояния, как будто сделаны вчера», – пишет Джонатан Ромни в Screen International.
56-летний Сергей Лозница известен как режиссер, снимающий и документальные, и игровые фильмы. Его последние по времени киноработы – «Кроткая», «Донбасс», «День победы», «Процесс». С 2001 года живет в Германии.
Сергей Лозница по электронной почте ответил на вопросы корреспондента Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Как вы работали с кинохроникой, были ли это только архивные материалы к фильму "Великое прощание" или еще какие-то материалы?
Сергей Лозница: В Российском государственном архиве кинофотодокументов сохранилось примерно 40 часов киноматериалов, снятых в эти дни – с 6 марта по 19 марта 1953 года. До 1988 года эти материалы, как и фильм «Великое прощание», были недоступны и находились в специальном хранении. Я хотел делать другую картину – о ритуале похорон советских вождей, начиная с Ленина и заканчивая Сталиным. Сохранилась уникальная хроника, запечатлевшая таким образом результаты борьбы за власть. Но когда я увидел материалы похорон Сталина, я поменял тему фильма. Может быть, я к той идее еще вернусь.
О.С.: Почему вы не использовали съемки траурных мероприятий в других странах, ограничившись только Советским Союзом?
С.Л.: Потому что этот материал, снятый в разных странах Европы и Азии, в каком-то смысле разрушал целостность и единство «советского пространства». К тому же он отличается стилистически. Странно, но несмотря на то, что в фильме использованы съемки 198 операторов, он выглядит как нечто единое, снятое одной рукой или одной школой.
О.С.: Фильм состоит из кадров кинохроники нескольких дней. Она черно-белая и цветная, и эти варианты чередуются, причем нередко одни и те же кадры представлены последовательно в этих двух вариантах. В чем вы увидели смысл такого чередования?
С.Л.: Эту хронику снимали две недели. Что-то доснимали уже потом, после 9-го марта. Я видел отчеты лаборатории, в которых отмечено, когда материал был сдан в проявку. Самая поздняя дата, если я не ошибаюсь, – 19 марта. Когда мы монтировали фильм, весь материал был черно-белым, потому как рабочий позитив в то время печатался на черно-белой пленке. Когда нам прислали сканированный негатив, оказалось, что часть материала цветная. Я не стал ничего менять. Так и оставил монтаж, как он был изначально сделан в логике монтажа и логике повествования. Чередование черно-белого и цветного изображений создает очень интересный эффект.
О.С.: В заключительных титрах вы даете внушительный список имен операторов. Как вы их идентифицировали?
С.Л.: В Красногорском архиве сохранились описания каждой проявленной коробки пленки. Там и указаны имена операторов. Мне было важно упомянуть всех. Подняли архив и нашли.
«Государственные похороны»
О.С.: Кто постарше и поначитанней, тот узнает Берию, Хрущева и других кремлевских вождей, сына Василия и дочь Светлану, стоящих у гроба. Если же ты не знаешь главных действующих лиц этого спектакля, то все происходящее по зашифрованности будет напоминать похоронную процессию с дневнеегипетского барельефа. Почему вы решили обойтись без титров с именами сподвижников Сталина и просто важных и интересных персон?
С.Л.: Если бы я начал помечать титрами всех известных людей, которые появляются в кадре, то некоторые места фильма пестрили бы именами, а некоторые имена я бы не успел отметить титром – так быстро персонажи появляются и исчезают в кадре. Например, в кадре пару секунд мелькает где-то в третьем ряду румынской делегации Николае Чаушеску. Ставить его титр или нет? И зритель будет гадать, кто из этих милых людей с лицами мафиози есть кто? Я не хотел бы, чтобы зритель играл в такую игру – чтение и сопоставление имен. Фильм не об этом. Важно, что все знают кто такой Сталин и как он выглядит. Тут точно никто не потеряется. А всех остальных, если интересно, можно найти в Википедии.
О.С.: Мне показалось безумно интересным разглядывать вождей на трибуне мавзолея. Скоро они все передерутся как скорпионы в банке. Главного на тот момент кандидата в новые диктаторы Берию расстреляют, а на первый план выйдут Хрущев, Маленков и Булганин. И вы знаете, я поймал себя на наивной мысли. Маленкову не суждено было выйти на первую роль по одной простой причине – уж больно он не симпатичный, такой классический тип обрюзгшего партократа. Остальные тоже не красавцы, но Маленков инстинктивно антипатичен. Что вы думаете на этот счет?
С.Л.: Я думаю, что они все друг друга стоят. Мне как-то странно рассуждать, кто из них более антипатичен, а кто менее. Их лица, как и лица людей, которые вы можете увидеть в фильме, отражают страшную, жуткую, трагическую историю страны. Каждое лицо несет в себе отпечаток того кошмара, в котором оно формировалось и существовало. Глядишь на эти лица с дистанции почти уже 70-ти лет и отчетливо это видишь.
«Государственные похороны»
О.С.: Зарубежным гостям на похоронах никто не переводил поминальные речи на их языки. Как вы думаете, почему?
С.Л.: Это не так. Был переводчик у гостя из Китая. Он что-то там на трибуне мавзолея время от времени шепчет на ухо. Остальные гости должны знать язык империи, если приезжают туда узнать свою дальнейшую судьбу. А дружественным гостям из недружественных стран не обязательно что-то понимать. Да их и не пригласили на трибуну мавзолея.
О.С.: Задним умом мы все крепки. Мы знаем, что всего три года спустя произойдет 20-й съезд, где идол будет заклеймен и подвергнут публичной дискредитации. Мы знаем, что восемь лет спустя его останки вынесут из мавзолея. Мы многое знаем, и это знание предопределяет наше восприятие. Но вот что думали в тот момент все те люди, которые попали в фокус множества кинокамер? На большинстве лиц – скорбь, ощущение утраты и растерянность, на некоторых – полное онемение чувств. А вот что у них творилось в душах? Вы об этом задумывались?
С.Л.: Я думаю, и свидетельства очевидцев это в большинстве своем подтверждают, что многие разделяли скорбь. Страх, неуверенность в будущем – вот что можно прочитать в лицах. Роскошь открыто радоваться грядущей перемене участи могли себе позволить только заключенные ГУЛАГа.
О.С.: Когда я смотрел фильм во второй раз, то заметил какие-то любопытные детали, которые упустил в первый раз. Это как если рассматривать грандиозную фреску, которая никогда не дает скучать. Социальное расслоение советского общества выражено в выборе одежде и степени осмысленности лица. Элита и зажиточный класс обозначены женскими шубами, горжетками и шляпками. Но подавляющее большинство советских женщин – бабы в темных платках. У мужчин классовые различия менее заметны. А вот франт в светлом пальто – сто процентов иностранец. Нашего бы просто арестовали за неуважение к покойному. А вас как режиссера интересовал этот, назовем его этнографическим, ракурс? Чем вам интересна эта многомиллионная толпа? Вас что-то в ней удивило, озадачило, может, вызвало иронию и насмешку?
С.Л.: Этот материал ценен еще и тем, что в нем представлены очень подробно жители центра и окраин империи. Я не могу вспомнить иного документального фильма того времени, в котором так подробно было бы представлено население. И можно позволить себе отдельное удовольствие разглядывать жизнь и людей той столь далекой от нас эпохи. В этом смысле фильм – это своеобразная машина времени, на два часа погружающая вас в то время. Собственно, к этому я и стремился. А испытывать я по поводу увиденного могу только сочувствие и сожаление о том, что случилось со страной и людьми.
О.С.: Вам не кажется, что суперзадачей этого вселенского плача было утверждение идеи бессмертия? То есть атеистическое государство фактически признало реальность загробной жизни. Не для всех, конечно, а для главных вождей – сначала Ленина, а теперь вот и Сталина.
С.Л.: Это государство не было атеистическим. Мы можем говорить о древних языческих культах, но никак не об атеизме. В стране, где до сих пор оккультное сооружение венчает собой главную площадь страны, на которой «всего круглей земля», сложно говорить об атеизме. У вселенского плача не было никакой сверхзадачи. Был вселенский плач, и его никто не организовывал специально в те дни. Он сам по себе возник в силу стечения обстоятельств, истории, культуры и, конечно, как результат пропаганды и обильного насилия за последние тридцать лет правления большевиков и потом единоличного правления Сталина. Я думаю, что наследники Сталина, стоявшие 9-го марта 1953 года на мавзолее, были и сами напуганы таким проявлением «всенародного горя». Может быть, это и было одной из причин того, что фильм грандов советского кино С. Герасимова, Г. Александрова, И. Копалина, М. Чиаурели «Великое прощание», который был сделан в рекордные сроки, после первого показа верхушке советской власти был отправлен в специальный архив и пролежал там до начала перестройки 35 лет.
О.С.: Мне кажется, российским сценаристам и режиссерам в качестве профилактики огламуривания той эпохи надо вменить в обязанность внимательно смотреть ваш фильм. Вы согласны с этой идеей?
С.Л.: Я не думаю, что им это поможет. Они знают, что делают и прекрасно понимают, что историческая правда заказчиков не интересует. Гламурили, гламурят и гламурить будут. Кто-то даже может позволить себе сказать – «Да, какая ужасная эпоха, но, ты пойми, старик…»
О.С.: Ваш фильм укрепляет в мнении, что реальность фантастичней любого вымысла. Люди несут венки, охапки цветов, а вот женщина, надрываясь, тащит кадку с огромным фикусом. Куда там Феллини... Это не вопрос, просто восхищенная констатация.
С.Л.: Я думаю, что для того, чтоб увидеть это, не нужно ждать 70 лет. Нас окружает фантасмагория. Достаточно только открыть глаза и не пытаться замещать увиденное благими намерениями.
О.С.: Визуальный материал по своей природе и функции довольно однотипный. Человеческая икра, заполнившая площади городов. Скорбные, окаменевшие лица. Пафосные речи. Занимал ли вас вопрос, существенный для документального фильма продолжительностью больше двух часов: как избежать монотонности и скуки? По-моему, вам это удалось. Приоткройте секрет – каким образом?
С.Л.: Я старался сохранить для зрителя как можно больше интересного, завораживающего материала. С другой стороны, важно было, чтобы фильм, насыщаясь изображением, не разваливался. Поэтому у фильма жесткая драматургическая конструкция.
О.С.: Происхождение изображения ясно – хроника. А звуки, звуковая дорожка жизни? Это, как в «Блокаде», имитация подлинного дыхания реальности – с гудением машин, шарканьем шагов, обрывками разговоров, кашлем? Как вам удалось соткать воздух, атмосферу, особенно в эпизодах внутри Колонного зала Дома Союзов?
С.Л.: Я уже без малого двадцать лет работаю со звукорежиссером Владимиром Головницким. Это уже наша пятая картина, которую мы сделали из архивного материала. Так что от фильма к фильму метод совершенствуется. У нас было 28 часов архивного звука – радиопередачи этих дней и синхроны выступлений советских лидеров на Красной площади. Все остальное – сотканный из архива воздух и записанные в студии foley effects (шумы, шаги, шорохи и так далее, которые записываются в студии звукозаписи).
О.С.: В завершение звуковой дорожки вы поставили «Колыбельную» Блантера и Исаковского в исполнении Лемешева. Вряд ли эта щемящая, надрывно сентиментальная песня про сыночка-ангелочка звучала в те суровые дни, хотя там есть куплет, где малыша благословляет сам Сталин. У меня возникло ощущение какого-то глобального антисакрального троллинга. Про кого это: «Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек»? Сон как смерть, но если смерти нет, то воробушек этот обязательно когда-нибудь проснется. Вы согласны с такой интерпретацией?
С.Л.: В самые жуткие годы террора в Советском Союзе одна за другой стали появляться колыбельные. Я не думаю, что кто-то просил их писать советских поэтов и композиторов. Это феномен, требующий отдельного изучения. Мой фильм в каком-то смысле рифма к другому фильму – «Колыбельная» Дзиги Вертова. У этих фильмов близкая структура. В «Колыбельной» вся страна «вращается» вокруг Сталина, живет и дышит, чтобы попасть на демонстрацию и увидеть Его улыбающегося и машущего ручкой со своего, на короткое время в будущем, мавзолея. В моем фильме вся страна так же «вращается» вокруг того же героя. Но герой уже мертв. У Вертова колыбельная в мажорном ладу, у меня в фильме – в минорном. Про кого колыбельная? Да про всех живших тогда и живущих здесь и сейчас в пространстве, которое нисколько не изменилось за эти десятилетия.
О.С.: В последнем кадре, если не ошибаюсь, закрывается железная дверь в тюремную камеру. Почему именно так вы решили закончить фильм?
С.Л.: Почему в тюремную камеру? Это может быть и крышка гроба. Буквально – это дверь кабины крана, на котором в почетном карауле стоят крановщики, подвесившие на крюк портрет Сталина. Вот захлопнулась дверь кабины и нет возможности в нее войти и снять с крюка портрет. Так он и висит до сих пор и поскрипывает. Это образное решение, которое сложно объяснить словами. Важно, что оно работает.
О.С.: Как вы относитесь к тому, что «Государственные похороны» некоторые критики встраивают в ряд таких фильмов, как «Похороны Сталина» Евгения Евтушенко, «Хрусталев, машину» Алексея Германа и «Смерть Сталина» Армандо Ианнуччи? Лично мне вспомнились «Три песни о Ленине» Дзиги Вертова. Что-то из увиденного вами ранее на вас повлияло?
С.Л.: «Хрусталев, машину» Алексея Германа – грандиозное полотно о сталинской эпохе. Я думаю, что это самый важный фильм, созданный в постсоветском пространстве в последние десятилетия. И, конечно, Дзига Вертов. Он очень точно ухватывает и суть кино, и суть времени.
О.С.: Фильм уже много где показывался. Есть ли принципиальное отличие в восприятии его в странах бывшего СССР и в дальнем зарубежье? Какие вопросы вам чаще других задают зрители?
С.Л.: Фильм был в прокате в Российской Федерации и вызвал противоположные суждения – от «какое ужасное время» до «какой великий человек». Я не уверен, что второе суждение вы сможете часто встретить за рубежами СССР.
О.С.: В чем цель завершающих титров с числом жертв сталинского геноцида? Ликбез? Аргумент в споре с теми, кто сегодня поднимает на щит «эффективного менеджера» Сталина?
С.Л.: Суть завершающих титров – в самих титрах. Они полноправная часть изображения. У меня нет возможности показать то, что в них сказано и потому я прибегаю к титрам. Без них картина была бы не полная. А вопрос возникает один и простой – как это возможно, зная все то, что знало большинство жителей страны, впасть в такое горе и так истово оплакивать тирана?
О.С.: Как, по вашему ощущению, воспримут фильм американцы? Вариант первый: какая сила духа, да, эти русские непобедимы... Вариант второй: невероятно, как кровавому монстру удалось зомбировать целый народ?! Есть другие варианты?
С.Л.: Мне сложно судить. Я думаю, что для многих это будет путешествием на иную планету.