Этот вопрос обсуждается часто, в том числе и в связи с грядущими Олимпийскими играми в Сочи
ВАШИНГТОН —
Вопрос обеспечения безопасности спортсменов и зрителей давно стал рутинным аспектом подготовки к Олимпийским играм. Близость Сочи к «горячим точкам» на Кавказе и заявление Доку Умарова об отмене моратория на проведение боевых операций на территории России, делают угрозу срыва игр террористами вполне осязаемой. Эксперты, собравшиеся на этой неделе на конференции вашингтонского Института Хадсона (Hudson Institute), посвященной исламскому радикализму на Южном Кавказе, также выразили озабоченность попытками Ирана усилить свое влияние в регионе и обсудили вопрос эффективности нынешней американской политики в отношении союзников.
Алекс Ватанка, ученый из Института Ближнего Востока, считает, что радикальные исламские элементы в странах Южного Кавказа, вроде Азербайджана, маргинальны и неспособны «раскачать лодку». По его мнению, Южный Кавказ не является в эти дни приоритетом для Тегерана, и иранский режим не пытается оспорить первенство России за влияние в этом регионе.
Ватанка также выразил надежду, что попытки Ирана улучшить отношения с западными странами искренни. «В Иране еще до "арабской весны" и до того, как (президент) Махмуд Ахмадинежад оказался дипломатической катастрофой, звучали голоса, что старая политика заведет страну в тупик, так что не исключено, что они реально пытаются изменить политику, хотя в Иране еще очень много "ястребов", – говорит эксперт. – Что касается Южного Кавказа, у Ирана там нет серьезных интересов, в Азербайджане – секулярная система, страна не заинтересована в политическом исламе и может служить моделью сосуществования различных общин и религий».
Шведский политолог Свант Корнелл полагает, что несмотря на то, что на Южном Кавказе нет традиции радикализма, радикальный ислам является проблемой. По его мнению, со временем противостояния на религиозной почве в Грузии и попытки запретить строительства мечетей могут привести к усилению радикальных настроений. Что касается Ирана, он считает, что активность иранских религиозных проповедников на Южном Кавказе напрямую связана со степенью участия США. «Когда присутствие США ослабевает, Иран также "выключается", – говорит доктор Корнелл. – Что касается влияния салафитов, эта угроза сильнее всего в России, где чеченский национализм трансформировался в радикальное исламское противостояние».
Ариэль Коэн, эксперт фонда «Наследие», считает, что опасность терроризма на Южном Кавказе реальна и должна оставаться на повестке дня США:
«Мы предупреждаем годами о том, что наше присутствие в регионе ослабевает. И сегодня, когда мы пытаемся начать диалог с Ираном, нам следует помнить о том, что в этом регионе у нас есть союзники».
Темур Якобашвили, бывший посол Грузии в США и бывший министр реинтеграции Грузии, считает ошибкой полное отсутствие диалога между Западом и религиозными организациями на Южном Кавказе. Эти группы, по его словам, – важная часть гражданского общества, и если их игнорировать и позволять другим игрокам пытаться давить на них, они могут стать радикальными.
Илан Берман, вице-президент Американского совета по внешней политике (Ilan Berman, American Foreign Policy Council), предупреждает, что во всем мире складывается впечатление, что из-за финансовых проблем в США, американцы менее решительно подходят к роли мирового лидера.
«А в политике имидж – это реальность, – говорит он. – Не зря даже риторика в отношении терроризма изменилась – мы уже не говорим о борьбе с исламским радикализмом, но о борьбе с ''Аль-Кайдой'', потому что если мы ведем борьбу только против Аль-Кайды, это позволяет вести переговоры с талибами. Но это влияет и на наших союзников, в том числе на Южном Кавказе».
По мнению Бермана, серьезную угрозу исламский радикализм представляет для России, в том числе в связи с демографическими тенденциями сокращения населения, которое не затрагивает мусульманское население в России. Вкупе с проявлениями ксенофобии, это может привести к дальнейшему росту напряженности между религиозными общинами – и радикализации мусульманской общины.
«Южный Кавказ не является приоритетом для США, – говорит эксперт. – Это далеко от нас, поэтому мы склонны полагаться на наших союзников, вроде Турции. Однако это очень близко от наших союзников и недругов».
Майкл Рубин, эксперт из Института американского предпринимательства (Michael Rubin, American Enterprise Institute), считает, что первостепенная задача – дать четкое определение терроризму. «Мировое сообщество без проблем осуждает терроризм, но когда начинаешь вдаваться в детали, выясняется, что существуют свыше двухсот определений терроризма, и это позволяет Саудовской Аравии, Ирану или Турции оказывать поддержку радикальным группам в Армении, Грузии или Азербайджане и утверждать, что они не поддерживают терроризм, – говорит Рубин. – Мы также не можем делать вид, что радикализм не имеет отношения к Исламу – главной жертвой исламских радикалов являются прежде всего сами мусульмане».
Второй проблемой, по мнению Рубина, стало то, что союзники США начинают сомневаться в лояльности американцев. «Когда представитель Ирана говорит, что Иран лучше относится к своим союзникам, чем Америка – это должно бросать в дрожь аналитиков, – говорит он. – То, что произошло с Грузией – наш пустотелый ответ на российское вторжение, – было постыдным".
«США, в принципе, поддерживают стабильность Азербайджана, Армении и Грузии, но в реальности мы мало концентрируемся на радикализации, и то немногое, что мы делали, мы предпочли делать посредством турецкого правительства, которое за последние годы само становится частью проблемы, – продолжает он. – Средства заниматься этим у США есть. Вопрос, есть ли желание, и, к сожалению, американцы заняты другими проблемами – Сирией, Ираном, Азией. Конечно, если что-то произойдет – США вновь активно обратят внимание на Южный Кавказ, – вопрос, какова тогда будет цена позднего вмешательства. Вопрос, не лучше ли заняться профилактикой».
Алекс Ватанка, ученый из Института Ближнего Востока, считает, что радикальные исламские элементы в странах Южного Кавказа, вроде Азербайджана, маргинальны и неспособны «раскачать лодку». По его мнению, Южный Кавказ не является в эти дни приоритетом для Тегерана, и иранский режим не пытается оспорить первенство России за влияние в этом регионе.
Ватанка также выразил надежду, что попытки Ирана улучшить отношения с западными странами искренни. «В Иране еще до "арабской весны" и до того, как (президент) Махмуд Ахмадинежад оказался дипломатической катастрофой, звучали голоса, что старая политика заведет страну в тупик, так что не исключено, что они реально пытаются изменить политику, хотя в Иране еще очень много "ястребов", – говорит эксперт. – Что касается Южного Кавказа, у Ирана там нет серьезных интересов, в Азербайджане – секулярная система, страна не заинтересована в политическом исламе и может служить моделью сосуществования различных общин и религий».
Шведский политолог Свант Корнелл полагает, что несмотря на то, что на Южном Кавказе нет традиции радикализма, радикальный ислам является проблемой. По его мнению, со временем противостояния на религиозной почве в Грузии и попытки запретить строительства мечетей могут привести к усилению радикальных настроений. Что касается Ирана, он считает, что активность иранских религиозных проповедников на Южном Кавказе напрямую связана со степенью участия США. «Когда присутствие США ослабевает, Иран также "выключается", – говорит доктор Корнелл. – Что касается влияния салафитов, эта угроза сильнее всего в России, где чеченский национализм трансформировался в радикальное исламское противостояние».
Ариэль Коэн, эксперт фонда «Наследие», считает, что опасность терроризма на Южном Кавказе реальна и должна оставаться на повестке дня США:
«Мы предупреждаем годами о том, что наше присутствие в регионе ослабевает. И сегодня, когда мы пытаемся начать диалог с Ираном, нам следует помнить о том, что в этом регионе у нас есть союзники».
Темур Якобашвили, бывший посол Грузии в США и бывший министр реинтеграции Грузии, считает ошибкой полное отсутствие диалога между Западом и религиозными организациями на Южном Кавказе. Эти группы, по его словам, – важная часть гражданского общества, и если их игнорировать и позволять другим игрокам пытаться давить на них, они могут стать радикальными.
Илан Берман, вице-президент Американского совета по внешней политике (Ilan Berman, American Foreign Policy Council), предупреждает, что во всем мире складывается впечатление, что из-за финансовых проблем в США, американцы менее решительно подходят к роли мирового лидера.
«А в политике имидж – это реальность, – говорит он. – Не зря даже риторика в отношении терроризма изменилась – мы уже не говорим о борьбе с исламским радикализмом, но о борьбе с ''Аль-Кайдой'', потому что если мы ведем борьбу только против Аль-Кайды, это позволяет вести переговоры с талибами. Но это влияет и на наших союзников, в том числе на Южном Кавказе».
По мнению Бермана, серьезную угрозу исламский радикализм представляет для России, в том числе в связи с демографическими тенденциями сокращения населения, которое не затрагивает мусульманское население в России. Вкупе с проявлениями ксенофобии, это может привести к дальнейшему росту напряженности между религиозными общинами – и радикализации мусульманской общины.
«Южный Кавказ не является приоритетом для США, – говорит эксперт. – Это далеко от нас, поэтому мы склонны полагаться на наших союзников, вроде Турции. Однако это очень близко от наших союзников и недругов».
Майкл Рубин, эксперт из Института американского предпринимательства (Michael Rubin, American Enterprise Institute), считает, что первостепенная задача – дать четкое определение терроризму. «Мировое сообщество без проблем осуждает терроризм, но когда начинаешь вдаваться в детали, выясняется, что существуют свыше двухсот определений терроризма, и это позволяет Саудовской Аравии, Ирану или Турции оказывать поддержку радикальным группам в Армении, Грузии или Азербайджане и утверждать, что они не поддерживают терроризм, – говорит Рубин. – Мы также не можем делать вид, что радикализм не имеет отношения к Исламу – главной жертвой исламских радикалов являются прежде всего сами мусульмане».
Второй проблемой, по мнению Рубина, стало то, что союзники США начинают сомневаться в лояльности американцев. «Когда представитель Ирана говорит, что Иран лучше относится к своим союзникам, чем Америка – это должно бросать в дрожь аналитиков, – говорит он. – То, что произошло с Грузией – наш пустотелый ответ на российское вторжение, – было постыдным".
«США, в принципе, поддерживают стабильность Азербайджана, Армении и Грузии, но в реальности мы мало концентрируемся на радикализации, и то немногое, что мы делали, мы предпочли делать посредством турецкого правительства, которое за последние годы само становится частью проблемы, – продолжает он. – Средства заниматься этим у США есть. Вопрос, есть ли желание, и, к сожалению, американцы заняты другими проблемами – Сирией, Ираном, Азией. Конечно, если что-то произойдет – США вновь активно обратят внимание на Южный Кавказ, – вопрос, какова тогда будет цена позднего вмешательства. Вопрос, не лучше ли заняться профилактикой».