Симоновский суд Москвы во вторник приговорил Алексея Навального к 3,5 годам заключения. Из них отбыть в колонии он должен будет 2 года и 8 месяцев. Журналисты Сергей Пархоменко и Ольга Романова – о приговоре и его последствиях.
Ксения Туркова. Как вы восприняли приговор? Как нам вообще к нему относиться?
Сергей Пархоменко. К этому приговору надо относиться как к вещи фактически неизбежной и решенной. В тот момент, когда Алексей Навальный купил свой билет на самолет авиакомпании «Победа», он принял решение о том, что он готов выслушать этот сегодняшний вердикт.
Почему-то многие обсуждают этот срок: справедливо это или несправедливо, почему два года, почему три года, а как считали дни, а почему восемь месяцев… Послушайте, этот срок не имеет никакого значения вообще! Навальный не будет находиться в тюрьме два года и восемь месяцев – он будет либо находиться там гораздо больше, либо гораздо меньше. Крайне маловероятно, что в результате каких-то случайных совпадений его пребывание там почему-то совпадет с этим написанным сроком. Принятое решение – политическое, и выход Навального на свободу тоже будет политическим. Это не зависит от его поведения или от каких-то заявлений, которые он сделает. Точно так же, как не зависел момент выхода на свободу Андрея Сахарова (сейчас его многие вспоминают). Да, Россия провалилась обратно в тот момент, когда Андрей Сахаров был в Горьком. Однако при этом – и я хорошо это помню – не было ощущения, что Сахарову каждый день что-то угрожает. Жизни же Алексея Навального, безусловно, угрожает опасность. Поэтому мировая реакция должна быть немедленной.
Ольга Романова. Я тоже воспринимаю это как неизбежное, естественно. Хотя был момент, когда я подумала, а вдруг судья встанет и скажет: «Свободен, невиновен!» Ведь второго такого шанса у нее не будет. Но это был ее выбор.
К.Т. Как вы думаете, что будет происходить с Навальным в ближайшие месяцы?
О.Р. Я думаю, что Навального будут «морозить» в «Матросской тишине», потому что Путин захочет оставить его где-то поближе к себе оставить – как Снежная Королева Кая. Навальный – это крупный козырь, а карта должна быть рядом, в рукаве. Конечно, если Навальный будет рассматриваться как карта. А если он будет рассматриваться как человек, который не должен жить, его отправят на этап.
С.П. Я совершенно согласен с тем, что одним из сценариев будет попытка «торговать» Навальным. Но это сложный сценарий.
В частности, потому что Навальный не вещь, а в этой ситуации он как-то должен будет сам участвовать в этой торговле собой, например, на нее согласиться.
Но Навальный – сильный игрок, и надо сказать, что в сегодняшней ситуации, конечно, он гораздо сильнее, чем Ходорковский. К сожалению, не в обиду ему будет сказано, но по истечении десяти лет он [Ходорковский – ГА] оказался в ужасном положении, когда его можно было передвигать как мебель. Навальный сегодня не в этом положении, и потребуется много усилий для того, чтобы к этому положению его привести. Он не похож на человека, который легко в это положение встанет.
С другой стороны, у Навального есть то, чего не было у Ходорковского: на свободе осталась его команда, сильная инфраструктура. Там есть люди, которые умеют работать, умеют наносить очень болезненные удары, люди, у которых в руках мощнейший коммуникационный инструмент. Мы это видим на примере истории с дворцом. Выяснилось, что вся мощь государственной пропаганды, все федеральные телеканалы, все боты не могут справиться с этой волной, которую они подняли. Точно так же, как как они не могли справиться с историей с грязными трусами и с расследованием попытки убийства Навального. У них больше нет того инструмента, который был двадцать лет назад и из которого был «изготовлен» Путин с помощью телевизора.
К.Т. Сейчас все более самостоятельной фигурой становится Юлия Навальная. Может ли она в итоге стать нашей Светланой Тихановской?
О.Р. Я не думаю, что России нужна Светлана Тихановская, Юля (Навальная) – совсем другой человек, и она поставлена в совершенно другие условия. Что касается команды Навального, то она в последнее время очень сильно выросла. Мне кажется, сейчас любой приличный человек должен сказать: «Я/МЫ команда Навального». Иначе не получается коммуницировать с самим собой. Мы должны сделать все, чтобы он был свободен.
К.Т. Что будет происходить с протестом в ближайшее время? Он будет нарастать?
С.П. Я думаю, что протест будет, научным языком выражаясь, диверсифицироваться, то есть приобретать разные формы. Да, мы можем констатировать, что техника и технология физических избиений людей на улицах, перекрытия метро и так далее разработаны очень хорошо.
Но мне кажется, что сейчас нельзя все сводить к вопросу о том, собралось какое-то количество людей на Манежную площадь или нет, к тому, сколько человек забрали и так далее. Я сам был в этом положении два раза на протяжении последних двух недель – меня задерживали, поэтому я отношусь к этому очень серьезно, просто хочу подчеркнуть, что протест этим не ограничивается. Он может принимать другие формы, гораздо более изощренные.
Сегодня мы видим, какое количество людей готовы подыгрывать власти: вот Кузьминов (ректор Высшей школы экономики – ГА) немедленно, сию секунду уволил гражданскую жену Албурова (автора расследования о дворце под Геленджиком – ГА). Его никто не просил, не приказывал. И вот кто-то будет так поступать, а кто-то нет. Даже в таких формах бытует протест.
К.Т. Но приведет ли это бытование к результату?
С.П. У меня нет ответа на этот вопрос. Просто не нужно думать, что протест – это когда надел пальто и вышел на улицу. Есть много других эффективных форм протеста.
О.Р. Тут нельзя путать протестные настроения и протестные действия. Протестные настроения, очевидно, везде в стране растут. А вот протестные действия могут быть самыми разными.
В Москве, в Петербурге, в Сибири сейчас огромная волна волонтерской помощи задержанным. Они поставляют им воду, еду, теплые вещи. Кто-то помогает членам семьи, которые остались одни – да хоть кошек кормит! Работает психологическая помощь. Есть жуткие истории: студентка из Астрахани Вера Иноземцева рассказала, как ее похитили, когда она вышла из дома, потом написали с ее телефона несколько постов и исключили из института. За то, что ее похитили!
К.Т. Многие пишут, что основное чувство сейчас – это безнадега. Как бы вы обозначили главную эмоцию от происходящего? Одним словом.
О.Р. Моя основная эмоция сейчас – злость. Бодрая, здоровая злость.
С.П. Мои основные эмоции – ненависть и отвращение. Это важные эмоции, потому что в какой-то момент нужно себе признаться: мне это отвратительно, я мириться с этим больше не хочу. И тогда, может быть, это отвращение породит какую-то надежду.